Глава 2

Массивная туша дирижабля дрогнула и сползла со стапелей. Лишившись опоры, она покачнулась, и в какой-то момент Брокк испугался, что корабль ляжет, но опасения его были беспочвенны.

«Янтарная леди» медленно, нехотя, но набирала высоту.

Вот лениво повернулись лопасти хвостового винта. Вспыхнули узоры энергетических контуров. Загудел, расправляясь, каркас, прогнулся под тяжестью гондолы, но выдержал.

Получилось.

И Брокк разжал кулаки. Сердце колотилось безумно, да и не только у него. Он обернулся, услышав за спиной облегченный вздох. Первый пилот, бледный как полотно, вцепился в руль высоты. По виску его сползала капля пота, а темная жила подрагивала. Второй держался лучше. Впрочем, и ему конструкция виделась ненадежной. После дракона дирижабль кажется массивным, неподъемным и в то же время невероятно хрупким.

Люди думают о баллонах, заполненных блау-газом, о том, сколь тонка их оболочка, сделанная из газонепроницаемой ткани. И что килевая ферма, позволяющая сохранить форму, не способна защитить от пробоины. Они знают о том, что утечка из всех отсеков на борту маловероятна, а заполнение резервных даст цеппелину возможность продолжить полет, что даже при потере трети объема несущего газа «Янтарная леди» удержится в воздухе… и что в случае аварии опускаться на землю она будет медленно.

Люди смотрят на Брокка едва ли не с ненавистью.

Он создал драконов, а теперь и это…

– Давай выше. – Мастер, оттеснив пилота, сам сел за штурвал.

Красное дерево и теплота слоновой кости. Бронза и медь приборной панели. Высотомер отсчитывает футы. За стеклом – синева, и Брокка тянет распахнуть окно, впуская на мостик холодный горный воздух. Его пьянит ощущение полета, собственного всесилия – ведь получилось же…

Курс проложен.

И в Найкэме их ждут.

– Запускай, – скомандовал Брокк, и спустя мгновение глухо заворчали моторы.

Все будет хорошо.

Это ведь не первый полет «Янтарной леди», она уже поднималась в воздух, зависая над полигоном, описывая круги, подбираясь к самым облакам и выше облаков. И зимнее солнце согревало серебристую ее шкуру. Она ходила по ветру и против ветра, проламывая загустевший вязкий воздух. Она возвращалась, чтобы стать на причал у стыковой мачты. По ней же, теряя давление в баллонах, спускалась в уютное ложе дока.

Терпеливая.

Меняющаяся раз от раза. И с каждым днем – все более совершенная.

«Янтарная леди» ждала своего часа. И дождалась. А значит, дойдет.

– Позволите, мастер? – Первый пилот окончательно совладал с волнением, и Брокк уступил ему штурвал, но мостик не покинул.

Синева.

Впереди, отделенная тонким стеклом, обрамленная стальными полосами рам. Лоскутное одеяло земли где-то далеко внизу. Ощущение свободы, пусть и не такой, которую дарили крылья дракона.

…Пассажирская гондола на двести мест. Два грузовых отсека, для малых и крупных грузов. Сердце-кристалл и пара моторов, собранных по проекту Инголфа, который был не особо рад оказать помощь, хотя втайне и гордился, полагая, что без его моторов «Янтарная леди» не сдвинулась бы с места.

Потолок в пятнадцать тысяч футов.

И дальность – сотни лиг.

Близкое небо для многих.

– Приближаемся, – подал голос первый пилот и замолчал, больше не отвлекаясь на Брокка, словно позабыв и о собственном страхе, и о присутствии на мостике посторонних.

Мастер не считал себя совсем уж посторонним. Он наблюдал за людьми и слушал корабль.

«Янтарная леди» пела.

Скрипела обшивка, гудели, расправляясь, газовые баллоны. И рокочущие, воняющие селитрой моторы Инголфа работали ровно, подгоняя тяжелую тушу корабля. Со стороны, должно быть, величественное зрелище – сигара серебристого окраса, разрисованная золотом энергетических контуров. Тень ее медленно наползала на городские предместья, и сам воздух, казалось, скрипел, тянулся, удерживая тушу корабля.

Скоро уже.

Виднеется тонкий шпиль стыковочной мачты. И «Янтарная леди» медленно заходит с подветренной стороны. Брокк уже видел это. Черную пуповину каната, которая разворачивается, зависая в воздухе. Людей, что сбегаются к ней, облепляют, пытаясь удержать. И, связав два гайдтропа воедино, спешат отойти. Тонко взвизгивает паровая лебедка, натягивая струну каната. Дирижабль подползает к мачте.

Столкновение.

И скрежет. Привычный страх, что корпус все-таки не выдержит. Облегчение. И мерные щелчки замков. Замолкают работавшие вхолостую двигатели. Воцарившаяся тишина бьет по нервам. И пилот, поднимаясь с места, нарушает ее:

– Причалили. Сейчас спустят, и… получилось.

Теперь он улыбается, пусть бы и изо всех сил старается сохранить серьезность, напоминая себе, что этот полет – первый из многих и ничего-то в нем нет особенного.

Не выходит.

Он одергивает белый китель. И второй пилот ждет разрешения.

Брокк же, проведя ладонью по приборной панели, прощаясь с кораблем – и это его создание уйдет, – разрешает:

– На высадку.

Спуск по тонкой металлической лестнице, вмонтированной в тело мачты, довольно-таки неудобен. Позже здесь поставят подъемник и кабину для пассажиров, но сегодня и так сойдет.

Холодный ветер толкнул в плечо, развернул белый стяг шарфа. И Брокк кое-как затолкал его под куртку. Остановился, окинул глазами толпу. Людей собралось… и красную дорожку расстелили по грязи. И оркестр виднелся, сиял золотом труб. Раскрылись над головами дам разноцветные зонтики, покачивались на ветру, кренились цветами на осеннем поле.

Взгляд зацепился за светлое пятно.

Кэри, его янтарная девочка.

Леди.

И стоит чуть в стороне. Наверняка хмурится, пытается скрыть волнение. Ей не хотелось отпускать Брокка.

Опасно ведь.

А он не мог иначе. Кому как не Брокку быть первым пассажиром «Янтарной леди»? И первым же ступить на изрытую дождями землю. Под ногами хлюпнуло, на красной дорожке проступили пятна влаги, а парочка репортеров, изрядно околевших, одетых слишком легко для осени, спешно замахала руками, требуя остановиться.

– Мастер, нужно сделать дагеротип! – заговорил тот, что повыше. Этот был в пальто, по-позерски расстегнутом. Впалые щеки его покраснели, а голос сделался подозрительно сиплым.

– Наши читатели желают знать, – его поддержал коллега, он вырядился в кожанку, причем не лучшего качества, и теперь то и дело ежился.

От ветра кожа не спасала. И поднятый воротник был слабой преградой.

– Будьте добры стать вот сюда…

– …много времени не займет…

– …и команда, естественно…

– …покорители воздуха…

Они говорили то вразнобой, то вместе, и неприметный тип в меховом тулупе колдовал над аппаратом, вздыхая, что свет слабый и это скажется на контрасте. Он поджигал магнезию, и вспышка ослепляла всех. От улыбки сводило лицевые мышцы, и люди чувствовали себя неудобно, но…

…нельзя иначе.

О «Янтарной леди» должны узнать, пусть как о диковинке, но реальной, способной изменить мир. Небо будет открыто для всех…

И Брокк говорил. О небе. О том, что воздушный корабль совершенно безопасен, что путешествие на нем будет быстрым и куда более комфортным, нежели на дилижансе, что вскоре все города Королевства свяжет воздушная дорога и…

Он сам охрип, и голос то и дело срывался.

И когда репортеры наконец отпустили, грянул оркестр. Замерзшие музыканты старались играть громко, шумом скрадывая разноголосицу. Но Брокк уже не обращал внимания ни на холод, ни на оркестр, ни на оцепление, которое рассасывалось, пропуская любопытных на поле. Он спешил туда, где с букетом цикламенов ждала его янтарная леди…

Не сорваться на бег.

Удержаться. Преодолеть неподобающее желание обнять ее.

Поцеловать.

Подобной вольности не простят, да и… граница установлена, устоялась. К чему нарушать ее?

– Мастер, – она шла навстречу, нимало не заботясь о том, что вновь бросает вызов обществу, – я так соскучилась по вам, мастер…

Не цикламены – лаванда.

Шляпка-таблетка. Вуаль, которая обрывается у линии губ. И черная мушка на сетке. Мягкий подбородок. И золотистый шелк шарфа складками. Аккуратный воротничок жакета полувоенной формы. Узкие перчатки единственным темным пятном. Лэрдис из рода Титанидов сияла золотом.

…янтарем.

– Я подумала, что, быть может, ты не станешь возражать против этой встречи. – Она протягивает лаванду, которую Брокк берет машинально.

И отступает.

– Ты изменился. – Лэрдис улыбается. Она не делает попытки остановить его, но поворачивается, берет под руку, и снова он теряется, не зная, как себя вести. – По-прежнему слишком хорошо воспитан…

В ее ушах – янтарные серьги. И жакет отделан солнечным камнем.

– Прости, но мне не кажется, что это прилично.

– Тебя все еще волнуют приличия? – Лэрдис смеется и, обернувшись, машет репортерам рукой.

…что о ней подумают?

И о нем?

Чего ради? Скандала, который неизбежен? Славы?

Прихоти?

Спросить? Но не ответит, засмеется только. Глупо как получилось… и ведь подумают, конечно, подумают. Вспомнят тот давний неудачный роман, переврут, перепишут наново, смешав выдумку с правдой. Щедро приправят домыслами.

– Прости, – Брокк убрал ее руку со своей, – но меня ждет жена.

Лэрдис не услышала. Она вновь оглянулась, остановив взгляд на дирижабле.

– Красивое название… как ты догадался, что я люблю янтарь?

Кэри хотелось убить мужа.

И эту отвратительную женщину, которая держалась так, словно бы Брокк был ее собственностью. А он, кажется, не имел ничего против.

Улыбался.

Говорил что-то…

И она смеялась, запрокидывая голову, и шелковый шарф сползал, обнажая белую мягкую шею.

Противно.

– Лэрдис вновь взялась за старое, – раздалось над ухом, и Кэри обернулась.

Военный.

Из высших. Немолод, но и не сказать, чтобы стар. Статен. Широкоплеч. И по-своему привлекателен. Черты лица прямые, резковатые, но в целом приятные. Светлые, наполовину седые волосы собраны в хвост. Но это – единственная вольность, которую он себе позволил.

– Мы с вами не были представлены друг другу. – Военный поклонился: – Хальгрим из рода Черного Титана.

– Кэри.

Кем ему приходится Лэрдис? И Хальгрим ответил, пусть бы Кэри и не задала этот вопрос вслух:

– Кузина. И жена.

Жена? Женщина, которая, презрев все писаные и неписаные правила, ступила на красную дорожку? И на глазах у всех обняла Брокка? Буквально повисла на нем?

– И вы…

– Боюсь, отчасти виноват в том, что Лэрдис такая. – Военный подал руку. – Здесь очень ветрено. Вы позволите?

Кэри бросила взгляд на мужа, который, склонившись к Лэрдис, что-то ей говорил. Позволит. Иначе она сделает что-то, за что будет стыдно.

Разревется, к примеру.

Или вцепится этой твари в волосы.