Но пойдет… договорится… все же жена была некрасива, да и Хельга по сравнению с этой многое теряла…

…придется с ней что-то да решать, и как можно скорей.

Как ни странно, новенькая не плакала. Не жаловалась. И мелких пакостей не замечала. А когда крупные пошли, пригрозила докладную составить. Мол, одно дело – личная неприязнь, и совсем другое – намеренная диверсия.

Диверсанты, блин… пособирались… дальше хвоста собачьего не видят.

Обвела всех девчонка.

Сначала, когда она со своей теорией безумной явилась, Харольд оторопел.

Серийный убийца?

Здесь?

Ересь и чушь…

Запретил.

А она запрета ослушалась. Упрямая. Прям как Петер… понятно, почему старый хрыч, к бабам относившийся куда хуже Харольда, девчонку пригрел, просил за нее. Уволить бы, но…

…Особый отдел.

…вмешались… тоже вороны, летят на падаль… когда появился тот высокий парень со снулыми глазами, Харольд оцепенел. Первая мысль: узнали. Кто донес? Как? И ноги подкосились. И сердце оборвалось. И потянуло признаться. Глядишь, и не по вышке пошел бы…

…а он про Катарину выспрашивать стал.

Характеристику затребовал.

После и кабинет отдельный выделить пришлось. Для работы. Харольд выделил. На другом конце здания. Оно-то чем меньше с Одаренными встречаешься, тем дольше и спокойней жизнь твоя. И надежда появилась, что девчонка доигралась.

Особый отдел – это вам не бирюльки.

А она взяла и права оказалась. Экая наглость! И что было Харольду делать? Дело громким вышло, слишком уж громким… небось, при прежнем Князе ни одна газетенка и вякнуть бы не посмела, а тут… объявили гласность… тьфу.

…теперь избавиться от сучки было делом чести, а то мужики-то, которые прежде начальника уважали и побаивались, ныне всякий страх потеряли. Вроде оно-то все как раньше, да только по глазам видно – смеются.

Проворонил серийника.

Девчонка сопливая нос утерла. И какой ты после такого начальник? Оно и верно, что никакой.

Ишь, глазищами зыркает. И все ж, чего в ней особист углядел-то? Оно-то и понятно, сиськи изрядные, на такие глядеть – одно удовольствие. Задница тоже имеется, крепенькая такая, упругая, но на одной заднице далеко не уедешь. Вон, за собственною супружницей Харольда, которая пусть давно уже утратила и то очарование молодости, каким обладала, тесть стоял, человек большой и с нужными связями.

Он помог Харольду на первых порах.

…или особисту большего не надо? Или… слыхивал Харольд, что их контора для своих и невест непростых ищет. У ней-то активного дара нет, иначе б отметили в личном-то деле… да и с даром не пошла бы она в следователи, средь особистов-то баб хоть и немного, но имеются. Латентная форм? Тогда да, тогда и детки одаренными родятся, тут уж и гадать нечего. А за папкой пойдут – тут и династия… там династии привечают.

И Харольд, приятно удивленный этакой своей догадливостью, по-новому глянул на следовательшу. Она-то знает? Знает. Умненькая. И не коробит, стало быть… а с другой стороны, чего коробится? К этакой кормушке припасть… небось, его женушка не побрезговала бы…

…и не одна она…

…за особиста пойти – удача бабе… всю жизнь при особом доме, при пайке нулевого классу, при талонах на «Хатьяру»… супружница намекала, что в оной «Хатьяре» отрезы чистейшего шерстяного сукна завезли. А еще шелк и поплин, мол, из сукна костюмчик ему было бы неплохо сшить, а уж ей-то…

…начальник смотрел.

Сидел и смотрел. Глаза у него были круглые рыбьи. Кожа желтоватая, что подкопченная. Над верхней губою усики топорщились. На щеках – бачки. Челочка реденькая, но длинная, до самых бровей. А уж те – косматы, срослись над переносицей.

Щеки-подушки.

Нос остренький.

Ладно, нос, но вот взгляд, будто не на человека, а сквозь него смотрит. И неуютно. И хочется вскочить, вытянуться в струнку да и сознаться во всем.

В чем?

Катарина не знала. Но заставила себя сидеть спокойно. Про этот прием дядя Петер тоже рассказывал. Харольд молчал. И Катарина тоже.

Улыбалась, стараясь, чтобы улыбка эта была безмятежною, и смотрела, не на начальника – лишнее это, а на портрет Князя.

…молод.

…только пару лет, как сменил на посту предыдущего. Катарина помнит еще траурные полосы на передовицах газет. И службу в Храме, где пришлось отстоять всенощную.

И кровь, которую сдавала добровольно.

Все сдавали.

А ей было страшно резать руку черным, точно обугленным клинком…

…и еще одно богослужение, на сей раз во здравие… и вновь кровь… на сей раз легче пошло…

Князь очень молод.

И это хорошо, как сказал Хелег. Страну давно пора было встряхнуть. Прошлые Князья, конечно, работали во благо Хольма, однако понимали это благо весьма своеобразно. Они боялись нового, не замечая, что вся страна погружается…

…нет, не об этом надо думать. Вряд ли ее позвали затем, чтобы провести разъяснительную беседу по девятой директиве…

– Тобой интересовались, – торжественно произнес Харольд.

Он пожевал верхнюю губу, и белесые усики встопорщились. Катарина промолчала.

– Не спрашиваешь, кто? Правильно… зачем тебе… ты и так знаешь.

– Не знаю.

Легкое недоверие, мол, мы-то свои, чего уж вид делать. А она не делает. Она не знает. Догадывается.

– Особисты просят временно перевести тебя, да… – он вытащил из портсигара папироску, помял, смахнул табачную крошку с сукна. – Просят, понимаешь ли… оказать содействие… если ты не против.

Он тоненько хихикнул и глазом подмигнул. Мол, мы-то понимаем, что глупцов, которые этакой просьбе противится станут, во всем Хольме не сыскать.

– Рада служить, – тихо произнесла Катарина.

– От и замечательно… от и чудесно… тогда садись, пиши рапорт о временном переводе…

Писать пришлось под пристальным недобрым взглядом. Ощущение не из приятных. Катарина не могла отделаться от мысли, что Харольд Ухгвардссон неким неизвестным ей и современной науке Хольма способом все же сумел заглянуть в ее голову. И увиденное там ему категорически не понравилось.

…но если ее переводят, пусть и временно…

…не означает ли это…

Означало.

Экипаж ждал.

И не просто экипаж, но собственный Катарины.

– Я слышал, что вы окончили курсы вождения, – заметил Нольгри Ингварссон, который удобно расположился на втором сиденье. Кожаный шлем с очками несколько выбивался из общего строгого стиля, присущего как дознавателем в целом, так и ему в частности. – Поэтому взял на себя смелость отпустить водителя. Справитесь?

Катарина только и смогла, что кивнуть.

Самоходные экипажи только-только пошли в производство, хотя поговаривали, что придуманы они были давно, но предыдущий Князь в силу некоего личного предубеждения – увы, и в них остается много человеческого – счел изобретение неперспективным.

– Кстати, мне интересно, почему из всего Управления, в котором насчитывается без малого полторы сотни сотрудников, на курсы отправили вас и еще… этого… как его… – Нольгри Ингварссон щелкнул пальцами. – Баранчикова?

Экипаж на двоих.

Из новых.

Те, на которых Катарину учили, были попроще. Погрубей. Ящики на колесах, так ей показалось в первый раз. Тугие в управлении. Неудобные. И медлительные.

…а почему она? Потому что никому больше не хотелось ехать в другой город на месяц. Жить в бараке-гостинице. Слушать нудные лекции о повышении трудовой дисциплины и эффективности работы. Нет, были и лекции, и барак с комнатой на восьмерых. Для Катарины, единственной женщины – вот уж сомнительная честь – нашлась махонькая каптерка с топчаном. Уступил за малую плату местный дворник.

– Последняя модель. Одобрена лично Князем, – Нольгри Ингварссон провел ладонью по крылу. – «Серебряный призрак».

Призрак?

Призраки другие… а это чудо… обыкновенное такое чудо из металла и дерева. Вытянутый нос с острым шипом, будто рог единорога торчит. Крылья гнутые. Колеса с серебристыми колпаками…

…и все Управление таращится.

А тогда, по их возвращению, на Катарину смотрели, словно на врага… Баранчиков растрепал, что лекциями дело не обошлось? Будто она сама, оттеснив других желающих, вырвалась в Ирчидай…

Она сел.

Вдохнула запах кожи.

Металла.

Жженой резины. Тронула панель: дерево и не из простых пород. Лак… хромовые кольца… приборов куда больше, чем на том, первом. Вот это явно скорость показывает. А это – уровень горючего… бак полный, что отлично.

– Бака хватает на сорок миль примерно, – Нольгри Ингварссон наблюдал за ней с добродушной усмешкой. – Но переживать не стоит. В багажном отделении имеются две запасные канистры. Ко всему вам, наверное, будет приятно услышать, что начато строительство особой механической станции для обслуживания самоходных экипажей…

Голос его был бодр.

Почти как у диктора, который зачитывал последние новости.

…а про станцию ничего не сказали. Впрочем, оно понятно. Во-первых, наверняка проект секретный. Во-вторых, новости зачитывают Хольма, а не местные…

…но станция – это хорошо…

…вот только сколько в этом городке экипажей наберется?

– За нашим управлением числится полтора десятка. Еще двадцать поступят в течение полугода. В том числе – семь на ваше Управление, если там найдется хотя бы парочка водителей.

Семь?

А Харольд знает?

– Вы удивительно эмоциональны. И даже не пытаетесь эмоции скрывать…

– А надо?

– Вы правы. И не надо. И бесполезно. Но что вы? За нами наблюдают. Вперед, Катарина… продемонстрируйте, что те курсы были не бесполезной тратой времени и сил…

Стоило ему сказать, что за Катариной наблюдают, и ладони разом взмокли.

– Не стоит думать о неудаче, – Нольгри Ингварссон постучал по круглому циферблату. – Принцип тот же, а то приборов чуть больше, так это ерунда, разберетесь… я вот подскажу. Что не понятно?

Катарина молча указала на хромированный круг у самой рулевой колонки.

– Это уровень заряда кристалла.

– Кристалла? – в том первом экипаже кристаллов не было, как не было вообще магии.

Ни капли.

Чудо механики. Торжество разума над обстоятельствами.

– Видите ли, Катарина, эксперименты показали, что сочетанное воздействие значительно повышает эффективность работы. Все же чистая механика несколько…

Он щелкнул пальцами, но подходящего слова не нашел.

– «Призрак» развивает скорость до пятидесяти километров в час. Вот так, поворачивайте ключ в замке…

Мотор зарокотал ровно, глухо.

И дальше руки действовали сами.

Рычаги.

Педали.

Тихий вздох, с которым экипаж тронулся с места. Плавно, как их учили. Никаких рывков. Никакого насилия. Он принял Катарину, этот «Серебряный призрак». И это показалось хорошим знаком.

– А куда мы… – опомнилась Катарина, вырулив на главный проспект.

– В Управление, само собой, но вы прокатитесь… это будет полезно.

А кому полезно, не уточнил. Катарина воспользовалась предложением. Экипаж шел легко, подчиняясь даже не действию – желанию Катарины.

Главный проспект.

Высокие дома. Широкие мостовые. Люди… люди замирали, хотелось думать, что в восторге и удивлении. Конка прижалась к обочине, и возница выскочил, повис на поводьях, силясь успокоить вороного жеребчика… дети…

Дети кричали.

И подкидывали шапки. Некоторые пускались бегом, силясь догнать серебряное чудо, но разве это было возможно? Нет, Катарина не гнала, пусть ей и хотелось попробовать те самые обещанные пятьдесят километров…

…учебные не выдавали больше семнадцати, да и те – с немалым трудом, на идеально ровной дороге. Демонстрационно… учащимся не позволяли подниматься выше десятки.

Она свернула на Липневую.

А оттуда – на Белосвятскую. Круг получился большой, но в этих улочках Катарина была уверена – не застрянут. Не хватало еще…

И вот – узкая горловина Новодворья.

К счастью, здесь не было ни магазинчиков, ни складов, а потому конные повозки редко сворачивали на тонкую извилистую улочку.

– А вы рисковали, – заметил Нольгри Ингварссон, когда Катарина остановила экипаж перед парадной лестницей. – Это хорошо… излишняя осторожность вредна.

Руку ей подавать не стал.

Она не сразу вышла, не находя в себе сил расстаться с таким чудом. Даже если ей не будет позволено вновь сесть за руль, Катарина запомнит эту поездку.

По лестнице подымались молча.

На сей раз не было страха, лишь некоторое удивление – неужели она, Катарина, и вправду будет работать здесь? Пусть временно, но…

…огромная честь.

…доверие.

…ответственность.

…и она не имеет права подвести, не только Управление, на Управление ей, в сущности, плевать, но дядю Петера, который в Катарину верил. И еще тех девочек… из-за них Катарина здесь. И из-за ублюдка, вновь начавшего игру.

Подъем.

И знакомый кабинет.

Нольгри Ингварссон открыл дверь сам, рукой махнул, мол, проходите. Указал на кресло, не то, которое запомнилось Катарине в прошлый раз. Куда оно подевалось? А какая, в сущности, разница, главное, что новое было куда как удобней. Массивное. С черной обивкой. С широкими подлокотниками. Стоило сесть, и Катарина поняла: это кресло сделано для нее.