Вырвать сердце у Вашингтона

Когда Виллебрандт вернулась после праздников в свой кабинет, на столе ее ждало письмо от жителя Цинциннати по имени Уильям Харрисон, адресованное Генеральному прокурору Догерти. “Быть того не может, – говорилось в нем, – чтобы вас досконально не проинформировали о деятельности «Виски-Банды» в Цинциннати, и особенно о главаре этого заговора против закона и порядка, некоем Римусе, который, невзирая на недавний обвинительный вердикт и залог в 50 000 долларов, нагло и бесстрашно нарушает каждый пункт законодательства, по которому был обвинен, и бахвалится, что его защищают люди, занимающие высокие посты в правительстве. Мне рассказывают, что жена этого самого Римуса заявляет, будто бы и ваше ведомство не без изъяна”.

Более того, продолжал автор письма, весь Цинциннати в курсе, что Римус живет “на широкую ногу”, что у него не меньше сорока автомобилей и он отпускает столько алкоголя через свои фармацевтические компании, что хватит “на все рецепты терапевтов по всей центральной части Соединенных Штатов”. Неужели генеральному прокурору безразлично, что общество испытывает “крайнее презрение” к его учреждению и отказывается верить в порядочность избранной власти? Возможно, ему следует связаться с Налоговым управлением и выяснить, сколько налогов уплатил этот Римус? Положа руку на сердце, не думает ли генеральный прокурор, что “пришла пора заняться делом”?

“В конце концов, – заключал Харрисон, – позвольте заметить, что я, законопослушный гражданин, испытываю невыразимое отвращение, видя нынешнее бездействие сухого закона. Алкоголь льется рекой повсюду; но когда старшеклассники государственных школ Цинциннати носят в карманах фляжки со спиртным – Бога ради, будет ли этому конец?”

Письмо пришло своевременно, поскольку Виллебрандт со дня на день ждала вестей от Франклина Доджа и остальных агентов в Цинциннати. День суда над Римусом приближался, ее ждала гора работы, в том числе подготовка обвинений против еще семи соучастников и запроса об уплате налогов Римусом в 1920 и 1921 годах. Заправив лист бумаги в машинку, она быстро напечатала ответ Харрисону, сообщив, что письмо попало в ее ведомство. “Наш департамент, – писала она, – выражает вам огромную признательность за стойкость в соблюдении закона и ясность формулировок в вашем письме, [которые] станут поводом для дальнейших разбирательств”. И подписала: “С уважением, Мейбл Уокер Виллебрандт, помощник генерального прокурора”.

В течение трех недель ее агенты присылали новые сведения. Многочисленные клиенты и служащие Римуса подписали письменные показания о том, что покупали алкоголь у главного бутлегера либо выполняли его поручения. Вопреки заявлению Имоджен в суде, ее брат Гарри Браун занимал видное место в предприятии и даже исполнял обязанности управляющего “Винокурни Сквибс” в Индиане. В течение двух месяцев 180 000 ящиков виски, полученные по медицинским разрешениям, были отправлены из “Сквибс” несуществующим адресатам – доказательство того, что Римус фактически отправил весь этот “лечебный” виски самому себе.

Над одним местом в докладе Виллебрандт задумалась: информант Илайджа Хаббард, ночной сторож в Долине Смерти, “кажется, недавно скончался”. Агент Додж беседовал с женой Хаббарда, Мэри. Хотя коронер указал в качестве официальной причины смерти хронический энцефалит, Мэри считала, что ее мужа отравили, чтобы не допустить его выступления в суде как свидетеля. Его убили, сказала она Доджу, “за то, что слишком много знал”.

Виллебрандт решила сама наведаться в Цинциннати и купила билет на поезд линии “Балтимор и Огайо”. На месте она лично сопроводила Мэри Хаббард – прозванную газетчиками “Старая матушка Хаббард” – для дачи свидетельских показаний перед федеральным Большим жюри. Во время судебного слушания Виллебрандт не отходила от нее ни на шаг. “Мне показалось, – вспоминала Хаббард, – что она проявляла больший интерес к делу, чем кто-либо еще”. Ходило множество слухов, что Хаббард могут похитить прямо во время заседания; если в этом и впрямь состоял план Римуса, ему пришлось бы похищать вместе с ней и Виллебрандт.

15 апреля на основании показаний Мэри Хаббард Большое жюри выдвинуло девять обвинений против Римуса и его подельников. Помимо обвинений в преступном нарушении сухого закона и постановлений Налоговой службы США, Римусу предъявили обвинение в менее серьезном правонарушении: “препятствие правосудию” на ферме в Долине Смерти, нарушение параграфа II закона Волстеда. Суд должен был состояться 8 мая в здании окружного суда Цинциннати, главным государственным свидетелем назначили миссис Хаббард. Виллебрандт передала свидетельницу в умелые руки Доджа и приказала тому не спускать глаз с Римуса.

День и ночь Додж торчал в своем седане на углу 8-й улицы и Эрмоз-авеню, следя, как входят и выходят из дома бутлегер и его жена.

Всякий раз, выглядывая из окна или выходя из дверей, Римус видел агента, молча и недвижимо наблюдающего за ним. Если Римуса и нервировала слежка, он не подавал виду. Наоборот, бахвалился, что у него “весь Вашингтон” на жалованье. Грядущий суд – это “уже дело прошлое” и “само уладится”. И все эти мнимые государственные обвинения “просто вычеркнут”. Он даже угрожал: если на него “будут слишком сильно наседать”, он, не колеблясь, “вырвет сердце у Вашингтона”.

Но агент все так же шпионил за ним, записывая каждый шаг.

* * *

Утром 8 мая Римус и Имоджен на автомобиле с личным шофером отправились на слушания. Руки Римуса со свежим маникюром были увлажнены кремом, ногти чуть подкрашены. Жиденький венчик волос подстрижен и уложен. Он не тревожился по поводу обвинений и открывшихся фактов, не думал о том, что Мэри Хаббард может сказать на суде. Он не сомневался в заверениях Джесса Смита, что за деньги уже купил оправдание, легко и просто.

Имоджен сидела рядом, темные волосы окружали ее кудрявым облаком. Она была его опорой, как когда-то в прошлом. Первое совместное судебное разбирательство для обоих случилось еще в 1915-м, в самом начале их отношений, когда Римус набросился на водопроводчика, нашедшего часики Рут. Когда Римус давал показания, Имоджен сидела в первом ряду с восторженным выражением на лице. Каждые несколько секунд она чуть меняла позу, приподнимая и опуская ногу, слегка постукивая туфелькой по полу, награждая собравшихся, как выразился один из репортеров, “упоительным зрелищем затянутых в шелк лодыжек”, что побудило некоторых присяжных вслух посетовать на весьма скудное освещение в зале заседаний.

Не успели Римус и Имоджен выбраться из автомобиля, как их встретили вспышки фотокамер и громкие вопросы со всех сторон. Репортеры и любопытствующие зрители до отказа заполнили зал суда. Имоджен отыскала себе место и устремила взгляд на мужа. По распоряжению правительства судья Джон Пек приказал изолировать присяжных на время процесса, дабы избежать влияния на них новостей, сплетен, а то и возможного подкупа. Двенадцать мужчин, которым предстояло решить судьбу Римуса, представляли собой разнородное собрание – среди них был агент по недвижимости, бухгалтер, ювелир, фермер, бакалейщик, аптекарь, торговец скобяным товаром и – возможно, к счастью для Римуса, – бывший полицейский, у которого наверняка были продажные дружки.

С ударом молотка процесс начался.

Задавая нужный тон, команда Римуса ринулась в атаку и дала первый залп, потребовав, чтобы правительство вернуло весь виски и оружие, конфискованные на ферме в Долине Смерти.

Протест был отклонен.

Настал черед властей. Помощник окружного прокурора Ричард Дикерсон объявил, что именно собирается доказать обвинение: что Джордж Римус (которого он именовал “этот почтенный джентльмен”) был “вдохновителем” бутлегерского предприятия; что бутлегеры появлялись в Долине Смерти глубокой ночью, забирали груз спиртного и исчезали и что в бухгалтерских книгах, обнаруженных на ферме, указано, что деньги выплачивались “Дж. Р.” и “Миссис Дж. Р.”, то есть Джорджу Римусу и миссис Римус, ибо точно такие же суммы появлялись в те же дни на их счетах в “Национальном Банке Линкольн”.

Зрители тут же дружно повернулись и уставились на Имоджен.

Мэри Хаббард вошла в зал в сопровождении “отряда Мейбл” Виллебрандт и принялась выкладывать подробности, которые узнала от своего покойного мужа. Она описала его обязанности в Долине Смерти, машины, которые приезжали со всей страны, перечислила названия на ящиках виски. Она прошла вдоль скамьи подсудимых и опознала знакомые лица. Особенно долго она задержалась перед Гарри Брауном, припомнив, что брат Имоджен “был там, но тяжелой работой не занимался”.

Защита потребовала провести перекрестный допрос. Адвокат Римуса заявил, что свидетельнице пообещали неприкосновенность в обмен на показания, и усомнился в их достоверности, интересуясь, каким образом она могла видеть этикетки некоторых сортов виски, которые не производят вот уже четверть века. Римус получил шанс, когда судья Пек установил, что ордер, на основании которого проводилась облава в Долине Смерти, был фактически недействительным: имя Джонни Герама было там неправильно написано как “Герхам” и исправлено уже на месте, что делает документ непригодным. Он сообщил присяжным, что все свидетельства и доказательства, основанные на материалах этой облавы, отныне не могут быть приняты судом и что они должны выбросить их из головы.

Обвинение взяло перерыв. Зрители шепотом гадали: вызовут ли сейчас Джорджа Римуса? Станет ли он вообще давать показания?

Он не стал – с какой стати? Джесс Смит неоднократно заверил его, что обвинения не будет. Его адвокаты вызвали всего четырех свидетелей, чьи показания обвинение сочло столь малозначащими, что перекрестного допроса не последовало. Окружной прокурор Дикерсон, однако, битых три часа потратил на заключительное слово, завершив его скупой похвалой: “Что бы мы ни думали об обвиняемых, мы не можем не восхититься их дерзостью и находчивостью”.

Защита разыграла финальную карту, попросив судью Пека отклонить шесть пунктов обвинения, выдвинутых против Римуса Налоговой службой за неуплату налогов. Он согласился, удовлетворив ходатайство.

Римус расслабился: он справился с половиной правительственных претензий еще до начала совещания присяжных.

В 6 часов вечера 16 мая судья Пек отправил присяжных совещаться, и через два часа те вынесли вердикт. Время было позднее, в зале осталось совсем немного народу. Римус и его подельники сидели в полном молчании, когда председатель жюри протянул запечатанный конверт с вердиктом окружному клерку. Тот распечатал конверт.

– Джордж Римус – виновен, – прочитал клерк и замолк. Затем одно за другим он читал остальные имена, и после каждого звучало то же слово “виновен”. Когда он закончил, судья Пек попросил обвиняемых выйти вперед.

– Джордж Римус, желаете ли вы что-нибудь сказать? – спросил он.

В этот миг Римус был сам не свой и отреагировал в непривычной ему манере. Не пустился в длинный монолог из редких, понятных немногим слов, не вскричал пронзительно, не вцепился себе в волосы, не заговорил о себе в третьем лице. Он лишь нервно сглотнул и голосом таким глухим и хриплым, что тот едва протолкнулся сквозь гортань, прошептал:

– Мне нечего сказать.

Судья Пек назначил максимальное наказание: два года в федеральной тюрьме Атланты и 10 000 долларов штрафа. За незначительное “препятствие правосудию” в Долине Смерти Римус получил дополнительно год в тюрьме округа Майами в Трое, штат Огайо. Его соратники получили разные сроки – от года до восемнадцати месяцев в Атланте и штрафы от тысячи до пяти тысяч. “Сам воздух словно стал суше, когда жюри объявило свой вердикт, – как выразился один из присутствовавших. – Участь нарушителя закона тяжела, но участь жаждущих граждан много тяжелее”.

В Вашингтоне Виллебрандт получила телеграмму от партнера Дикерсона, Томаса Морроу, сообщающую добрые вести. И телеграфировала ему в ответ: “Мои поздравления с тем, как блистательно вы и мистер Дикерсон разобрались с этим делом. Это подлинный триумф и вызывает огромное удовлетворение в нашем департаменте”.

В то же время она пришла в ярость от того, что судья Пек отклонил обвинения против Римуса в нарушении постановлений об уплате налогов. Она составила отдельное письмо Морроу, попросив его подготовить документы на апелляцию и направить их в Вашингтон как можно скорее. Она надеялась оспорить решение по делу против Римуса в Верховном суде страны.

* * *

Через час после того, как Римус получил приговор, Имоджен в откровенном алом платье явилась в канцелярию суда, чтобы внести залог за мужа и его товарищей. Их должны были освободить до того момента, пока приговор не вступит в силу, но Римус вообще не собирался отправляться в тюрьму. В голове его стремительно плелась паутина планов. Он дал распоряжение адвокатам готовить апелляцию, которую намеревался подать в Верховный суд. Попутно связался с Джессом Смитом и назначил срочную встречу в Вашингтоне. Смит обещал, что обвинения не будет. Сейчас, когда Римуса все же приговорили, он хотел, чтобы Смит выполнил хотя бы второе обещание – что бутлегер ни дня не проведет за решеткой.

Они встретились вновь в отеле “Вашингтон”. Смит ждал, одетый в деловой двубортный костюм, дополненный модным кожаным ремнем. Римус, не испытывавший сейчас “ни тени сочувствия” по отношению к Смиту, не стал терять время на любезности.

– Обвинение готово, – начал Римус. – Мы влипли, если Апелляционный суд не отменит это решение. Какую помощь вы можете предоставить?

– Даже если Апелляционный суд утвердит решение, это не имеет значения, – ответил Смит. – Я вытащу вас оттуда.

Римус усомнился. Его поведение на суде определялось уверенностью, что его оправдают, и сейчас он хотел, чтобы Смит осознал, какой ущерб уже нанесен.

– Ни один из моих ребят не стал бы свидетельствовать в деле “Соединенные Штаты против Римуса”, – пояснил он. – Я был абсолютно уверен, что никого не признают виновным. Если бы я выступил со свидетельскими показаниями по своему делу, я бы вывел из игры по меньшей мере человек восемь-девять, которые сейчас приговорены, на том основании, что шофер или офисный клерк, помещающий деньги в банк, ничего не знали о преступной составляющей… В таком случае присяжные безусловно признали бы всех этих людей невиновными.

Смит настойчиво повторил:

– Апелляционный суд, несомненно, отменит решение суда первой инстанции.

– На основании чего вы это утверждаете? – настаивал Римус.

– На основании моей дружбы с генеральным.

Римус поразмыслил. Он знал, что и в Вашингтоне, и в Огайо поговаривали, будто генеральный прокурор Гарри Догерти имел свою долю в “Круге”. Чтобы противодействовать этим слухам, Догерти пришлось позволить Виллебрандт и федеральным обвинителям в Цинциннати довести его дело до суда. Вполне вероятно, что после публичного процесса Догерти будет чувствовать себя свободнее и попросит кое-кого поговорить с некоторыми судьями, негласно проверяя силу своей власти.

Смит ждал. Невысказанное требование витало в воздухе: услуга стоит денег – гораздо больше, чем те триста тысяч, что Римус уже выплатил. Римус раскрыл бумажник, отсчитал двадцать тысячных купюр и сунул пачку денег в выжидательно протянутую руку Смита.

Римус вернулся в свой номер, опасаясь, что этого все же недостаточно. Возможно, достаточной суммы вообще не существует.

* * *

Расставшись с Римусом, Смит прошел несколько кварталов на северо-запад, до Маленького зеленого дома на К-стрит. Здесь он встретился с Гастоном Минсом, своим партнером по сбору денег с бутлегеров. В прошлом частный детектив, а ныне специальный агент Бюро расследований, Минс был человеком сомнительным, мошенником, чей список правонарушений включал в себя обвинение в убийстве и фабрикацию обвинений против якобы немецких шпионов. Впрочем, его темное прошлое не беспокоило директора Бюро Уильяма Дж. Бернса, который считал, что оно лишь помогает заниматься сыском и, при необходимости, рэкетом.

Минс и Смит разработали систему: Минс в основном действовал за сценой, собирая досье на бутлегеров и выясняя, кого потрясти насчет разрешений на вывоз спиртного и мзды за “крышу”. Затем он передавал информацию Смиту, а тот лично встречался с бутлегерами, напирая на свои связи с генеральным прокурором Догерти, чтобы укрепить доверие. Время от времени Минс собирал денежки напрямую с бутлегеров, но только после того, как Смит провел необходимую подготовку.

Из такой поездки в Нью-Йорк сейчас и вернулся Минс. В “Вандербильт-отеле” на Манхэттене агент всегда снимал один и тот же номер – 518. На столе в центре комнаты стоял большой стеклянный аквариум, наполненный зелеными банкнотами. Затем Минс прятался в соседнем 517-м номере и подглядывал через просверленную дырочку. Помимо изучения досье, Минс нанял еще двадцать пять “жучков из уголовного мира”, доносивших о доходах бутлегеров, чтобы он мог прикинуть размер будущей мзды. В назначенный час бутлегеры входили в пустой отельный номер 518 и опускали в аквариум оговоренную сумму, в среднем набиралось около 60 000 долларов в день.

В Вашингтоне Минс записывал каждый взнос в блокнот и передавал деньги Смиту, который соединял их с полученными от Римуса. Смит отсчитывал часть себе, еще одну часть – для Комиссара по запрету спиртного Роя Хейнеса и возвращался домой, в гостиничный номер, который делил с генеральным прокурором Догерти.

Минс видел в обвинении Римуса дополнительные возможности, шанс собирать дань непосредственно с крупнейших бутлегеров страны, не делясь доходами со Смитом. Он пригласил Римуса к себе домой. Они встречались раньше, всякий раз в присутствии Смита, но Минс никогда не видел бутлегера в таком состоянии – “с совершенно расшатанными нервами”, с багровым лицом и размахивающего руками, как матадор.

Минс предложил свои услуги, подчеркнув, что Смит не сумел предотвратить обвинение в суде и что сам он гораздо лучше уладит дела Римуса в апелляционных инстанциях. Цена вопроса – скромная одномоментная выплата 125 000 долларов. Четверть пойдет директору Бюро, четверть – Догерти, четверть – председателю Верховного суда Уильяму Говарду Тафту и четверть – самому Минсу.

Римус обдумал предложение. Если директор и генеральный прокурор вполне могли быть задействованы в такой схеме, то председатель Тафт – точно нет. А если Минс всерьез решит обратиться к Тафту, это лишь усугубит положение Римуса. Гораздо более вероятно, что Минс и не собирается никого посвящать в проблемы Римуса, а просто прикарманит его денежки. В такой ситуации у Римуса не оставалось иного выбора, кроме как довериться Джессу Смиту.

Он отказался и ближайшим поездом вернулся в Цинциннати, стремясь поскорее попасть домой к Имоджен. Подъезжая к воротам поместья, Римус увидел, что от приговора есть одна несомненная польза: агент Бюро не торчал больше перед его домом, что-то выжидая и вынюхивая.

И Римус тут же выбросил его из головы.