Перед моими ногами упали Эмма и Айзек: он обхватил ее руками, прижав к себе, а вампирша тряслась от смеха. Следом за ними на ноги приземлилась Фиби. Она оглянулась:

– Лекса?! – испуганно завопила Фиби, глядя на дом.

Я насторожился. С ней могло что-то случиться? Я уже собрался бежать на задний двор, когда услышал хорошо знакомый смех. Лекса смеялась так чисто, так задорно и заразительно. Такой смех бывает у детей, когда никто не может остаться безразличным, и волей-неволей ты улыбаешься и жаждешь снова рассмешить.

Услышав не слишком красноречивый, но довольно понятный ответ Лексы, Фиби расслабилась. Эмма столкнула с себя Айзека, выглядел он донельзя перепуганным. Наблюдая за этой картиной, Фиби сдавленно захихикала.

– Ведешь себя глупо, – прошипел Крис, стоя на пороге у заднего входа, и, развернувшись к дому, хлопнул за собой дверью и скрылся наверху.

– Видели бы вы… – Лекса так и заливалась смехом. – Видели бы вы Айзека!

Фиби засмеялась еще громче, как и Эмма. Айзек поднялся, зыркнул на меня и пошел к дому, махнув рукой. Странно, когда я кого-то спасаю, мне за это ни капельки не стыдно. Может, Айзек привык к другому: не спасать, а охотиться и убивать. Тогда к нему стоило присмотреться.

– Не знаю, кто в итоге победил, – отряхиваясь, сказала Эмма, – но думаю, настала твоя очередь, Фиби.

Близняшка Тайлера довольно кивнула. Эмма покосилась на меня: странный у нее взгляд, иногда казалось, что она пытается раскусить меня, прочитать мысли или узнать о моем прошлом. От ее взгляда обычно становилось неуютно, но сейчас она еле заметно улыбнулась и, прежде чем я сделал хоть вдох, развернулась и побежала за Фиби на задний двор.

Снова раздался смех Лексы, а затем, всхлипы Фиби. Она громко дерется, я бы порекомендовал ей вести себя тише, Фиби слишком открывалась и выдавала свои последующие ходы. Если бы она не была такой тоненькой и быстрой, сомневаюсь, что Фиби удалось бы выстоять в том бою.

– Тебя не пригласят, – съязвила Мэри, толкая меня в ребро.

– Садись давай, – вздохнул я, направляясь к мотоциклу.

Когда позади меня села Мэри, я завел двигатель. Я старался не смотреть на Тайлера – выражение его лица пробуждало во мне все плохое. Он смотрел на Мэри таким пожирающим взглядом, что мне хотелось вырвать ему глаза. Ненавижу этот момент. Не дожидаясь, когда они приступят ко второй фазе прощания – томное вздыхание за спиной и жалкий вид у вампира, – я поспешил развернуться и поехать подальше от беловолосого упыря.

Даже на ходу Мэри сильно вертелась, сидя вполоборота и наблюдая за своим ненаглядным.

– Еще немного и ты свалишься, и свитер мне порвешь к тому же, – крикнул я, поворачиваясь к кузине. Она недовольно заворчала и вцепилась в ребра, как ей, наверное, казалось, до боли, почти прорвав ногтями свитер. Опять начинает капризничать.

Любопытно, почему именно сегодня Лекса захотела тренироваться? Возможно, она что-то знала? Вдруг этот их Август объявился? Ну почему все хорошие мысли приходят с опозданием! Я, конечно, сомневался, что, если бы Август сделал следующий ход, Лекса бы молчала. Она в первую очередь оповестила бы стаю. Но зато какой хороший повод поговорить. В следующий раз обязательно поспрашиваю ее об этом, хватит играть в прятки. А еще лучше – предложу ей совместные тренировки, как перед сражением с армией, в конце концов, у нас одна цель. Нам нужно объединяться, научиться работать друг с другом, раз теперь единственное, что стая могла сделать для своего выживания, – это сотрудничать с вампирами. Без них не обойтись, Герберты нужны Лексе для поддержки и помощи.

Фонари быстро мелькали один за другим, как и мои мысли. Я, конечно, старался ни о чем не думать, сосредоточиться на дороге, на завтрашнем дежурстве, на отце или Руди, но, так или иначе, мысленно возвращался к ней. Я не слышал ее голос больше двух недель, и теперь он беспрестанно звучал в голове.

У меня столько вопросов…

Вскоре мы доехали до дома Мэри – узкий двухэтажный дом, обшитый небесно-голубой вагонкой. Я сбросил скорость и остановился у подъездной дорожки. Мэри слезла с мотоцикла и молча повернулась к дому. Она дулась на меня, но я не понимал, за что. У нее и так достаточно времени для Тайлера, они разлучались только на ночь, неужели она хочет, чтобы я позволил ей и ночевать у них?

– Дядя Джеймс в больнице? – спросил я, Мэри остановилась на полпути и повернулась ко мне, качнувшись в сторону. Выглядела она неважно, мешки под глазами, бледное лицо, а теперь еще и нарушение координации. – Мэри, ты вообще спишь?

– Папа на работе, – ответила она, намеренно игнорируя второй вопрос.

– Давай ты завтра останешься дома, а?

– Джон, да прекрати уже!

Пока вспышка еще была контролируемая, я быстро ее перебил:

– Хотя бы подумай над тем, чтобы заехать к нам. Руди скучает.

Злость в глазах Мэри постепенно сменялась смущением. Как бы Мэри ни старалась сохранить суровое выражение лица, я попал в точку: ей было стыдно, что она перестала ездить к нам. Раньше Мэри часто приезжала, особенно после того, что случилось два года назад с Руди и с мамой. Мэри знала, что ему нужна ее поддержка, но теперь, он остался один: я поглощен делами стаи, папа вынужден все время торчать в океане, чтобы ловить рыбу и продавать, иначе мы были не в состоянии прокормиться. Новых друзей Руди категорически не хотел заводить. Еще одна причина злиться на кровососа Тайлера – с того момента, как он появился в жизни Мэри, он заполнил ее и вытеснил всех ее друзей. Я совершил ошибку, позволив им чаще видеться: раньше у Мэри не было выбора, и она ехала в поселение, а теперь торчала в вампирском доме.

– Я заеду на днях, – наконец сказала она, опустив глаза.

Я мог бы настоять, сказать, чтобы приехала завтра, да что толку? У Мэри сложный взрывной характер, стоило мне чуть-чуть перегнуть, и я снова буду вынужден выслушивать ее негодование. Но она много подмечала такого, чего мне никак не разглядеть, да и, по правде говоря, мне не хотелось сейчас оставаться наедине со своими мыслями, тем более я знал, куда они меня приведут. Потому я и заговорил:

– Чем будешь заниматься сейчас?

Мэри быстро вскинула голову и внимательно посмотрела на меня:

– Нужно приготовить что-нибудь поесть для папы. Хочешь зайти? Я сделаю чай! У нас есть миндальное печенье.

Я не ожидал такого наплыва эмоций, и судя по тому, что Мэри слишком настойчиво говорила, я ей не помешаю:

– Кто откажется от миндального печенья? – улыбнулся я и достал ключи из зажигания.

В соседних домах не горел свет – все спали, и я был рад этому. Одна из причин, почему я забирал Мэри так поздно, – это нежелание ненароком встретиться с Питером. Он жил справа от Мэри, в одноэтажном небольшом доме с серой, почти черной крышей. С тех пор как мы с семьей переехали в поселение за три месяца до моего пятнадцатилетия, я не связывался с Питером. Поначалу мне не разрешал отец, я злился, не понимая, почему не могу общаться с прежними друзьями, но теперь знал, что на тот момент я мог обратиться в любой момент и отец просто-напросто оберегал и меня, и Питера. Потом, когда я перевоплотился и научился контролировать себя, мне не нужно было обрезать все нити с прежней жизнью, я мог бы позвонить другу и объясниться. Но когда ничто не тащит тебя назад, гораздо проще ориентироваться на цель.

Мэри пошла в дом, я направился за ней.

На дежурство мне только к вечеру. Хоть я и просил дать ночную смену, вожак запретил, говоря, что мне нужно передохнуть. Пф-ф, как будто вампиры отдыхали… Они днем и ночью пробирались на наши территории, нападали на волков на границах, пытались просочиться в города. Мегаполисы уже заняты, вампиры там сбивались в так называемые бандитские группировки, проводили границы территорий, и тем, кому не находилось места или упырь был настолько глуп, что умудрялся нажить врагов среди своих же, ничего не оставалось делать, как бежать в еще незанятые места.

За последнюю неделю наплыв увеличился, оборотням приходилось патрулировать не только леса, но и города, обернувшись людьми. Опасное дело, учитывая, что не все оборотни в человеческом обличье были способны убить вампира. И после всей этой ситуации вожак еще и не давал мне брать как можно больше дежурств!

Дверь дома со скрипом захлопнулась за нашими спинами, Мэри косо посмотрела на меня. Намек понят: нужно придерживать двери. Она небрежно бросила курточку на стул у входа и убежала на кухню.

– Вымой руки, я сделаю чай! – крикнула она. Мэри была жутко похожа на тетю Энн не только внешне, но и повадками. Я буквально услышал сейчас ее голос, как в старые добрые времена, когда мы с Мэри и Питером наперегонки забегали домой, уставшие от игр, и неслись прямиком на кухню, чтобы ухватить свежеиспеченное печенье.

– Покрепче, – напомнил я, задержавшись у входной двери.

– Помню я… – прошептала Мэри, явно забыв, что у оборотней, как и у вампиров, хороший слух.

На стене справа от входа висели фотографии. Они были развешаны в хаотичном порядке, совсем несимметрично, в духе тети Энн и моей мамы. Сестры были очень похожи и внешне, и по характеру. Дядя Джеймс, отец Мэри, не такой, он – за идеальный порядок, четкость и расписание. Хирург, что сказать. А мой отец что-то среднее между педантизмом дяди Джеймса и творческой натурой тети Энн и мамы. Только в одном наши с Мэри отцы были схожи – они оба до беспамятства любили своих жен.

Рассматривая фотографии, я подсознательно сжался внутри, будто нацепил броню на свою душу. Маленькая, ничем не примечательная фотография излучала тепло, она была светлой, но буквально заставляла разрываться на части. Снимок был сделан в гостиной Кларков шесть лет назад, за несколько месяцев до нашего переезда. На диване, обнявшись, сидели тетя Энн и дядя Джеймс, у них на руках лежала маленькая Мэри с двумя высокими хвостами, она их ненавидела, но в тот день позволила маме себя заплести. Ее щекотала тетя Энн, потому Мэри хохотала так, что даже покраснела. Рядом с дядей Джеймсом сидела моя мама. Невероятной красоты женщина, с длинными черными волосами. На фотографии не видно, но на солнце они отливали красным. У нее на руках сидел крошка Руди с улыбкой до ушей и еще пухлыми щеками, я давно не видел, чтобы он так улыбался. Рядом с мамой сидел я, очень серьезный, а почему – не помню. Папа остановился за спиной мамы в последний момент перед тем, как сработал таймер. Его лицо слегка размазано, но даже так было видно, что он улыбался.

Мы все были счастливы тогда, еще не разбитые, еще вместе. Если в жизни и может произойти разлом, то он случился два года назад, когда умерла мама. Когда мы остались одни. Когда она ушла, нет, когда ее забрали у нас…

– Прости, – прошептала Мэри, она стояла рядом и смотрела на этот же снимок. Я не слышал, как она подошла. – Нам следовало убрать эту фотографию.

– Не нужно, – покачал головой я, не в силах отвести глаз от лица мамы.

Я все время ощущал ее незримое присутствие. Глупо, наверное, а может, и нет, но мне казалось, что она всегда рядом с нами. Руди говорил, что тоже ощущал это. С папой мы старались такие вещи не обсуждать. Малейшее упоминание о матери выбивало равновесие из-под его ног. Я боялся, что он никогда не оправится от ее смерти.

– Чай готов, – сказала Мэри, слегка коснувшись моего плеча.

Я еще раз взглянул на маму: темные длинные волосы до самой поясницы, немного вьющиеся на концах, заразительная улыбка, добрые глаза, через которые ощущается всепоглощающая любовь и сила, будто она могла противостоять целому миру, если он вдруг осмелится посягнуть на нашу семью. Она была не просто мамой, она была другом, поддержкой, всем…

В маленькой кухоньке Кларков всегда было уютно. Голубые стены над белыми деревянными тумбами обвешаны различным инвентарем: всевозможные лопатки, сковороды и ковши. На широкой плите, вдвое больше нашей, висели идеально выглаженные розовые клетчатые полотенца. В углу на тумбах стояло еще несколько подставок с лопатками, венчиками и ложками, а на небольшом закрытом шторкой окне стояли горшочки со свежими травами. Даже без хорошего обоняния оборотня я бы учуял запах мяты, розмарина и тимьяна.

Когда тетя Энн не уезжала в командировку, она сидела дома и много готовила. Она говорила, что готовка для нее не труд, а способ отдохнуть. Согласен, я тоже любил готовить, только времени на это у меня никогда нет. Да и Руди полностью взял на себя домашние дела, за что я ему был безгранично благодарен. Особенно сейчас, когда ни меня, ни папы практически не бывало дома.

На столе, застеленном цветастой скатертью, стояли две чашки с дымящимся чаем. Я умостился на деревянном стуле. Он явно был маловат для меня, и я уже предвкушал, что он вот-вот треснет. Мэри сразу направилась к мойке, подготавливать ингредиенты.

– Что готовишь? – спросил я, делая первый глоток. Чай оказался недостаточно крепким, но я и не удивился, люди редко понимали, что я имел в виду, говоря: «Я пью крепкий чай. Черный-черный».

– Запеку курицу с овощами, на большее я сейчас не способна.

Назойливые часы тикали и тикали, я мимолетом взглянул на время: половина первого ночи. Любопытно, во сколько упырь заезжал за Мэри?

– Как прошел день? – невзначай спросил я.

– Все как обычно, – крикнула Мэри, она открыла кран и из-за шума воды думала, что мне плохо ее слышно, хотя все наоборот – из-за ее крика я, скорее, плохо слышал воду.

– Совсем ничего интересного?

– Про вампиров меня спрашиваешь? – она быстро взглянула на меня через плечо. Я лишь пожал плечами. – С какой целью? Если собираешься их высмеивать или снова талдычить, какие они опасные, я тебе ничего не расскажу.

– Ну и когда я последний раз тебе все это говорил? А?

Мэри промолчала. Я давно уже не напоминал ей о том, что с вампирами водиться слишком опасно. Что толку говорить, если сам разрешил ей проводить много часов в их доме? Мэри с таким усердием мыла картофель, что я начал сомневаться: она обдумывала, что бы мне рассказать, или то, о чем лучше умолчать?