– Поставь пакеты сюда, пожалуйста, – говорит моя новая знакомая.
Ставлю. А сам с нетерпением жду, когда же придет Арс.
Аверченко будет в шоке, когда увидит меня сидящего за столом со своей секретаршей, я не могу отказать себе в удовольствии посмотреть на его шок.
Представляться коллективу в том виде, в котором сейчас нахожусь, не собираюсь. У меня раскалывается голова, а ноги до сих пор никак не могут согреться из-за лежания на снегу.
Хорошо хоть реагентами дорогу не обработали, а то пришлось отправляться прямиком в душ.
– Присаживайся, – показывает кресло. – Тебе чай или кофе?
– Чай, – отвечаю, понимая, что от кофе я так не согреюсь. – Черный, с двумя ложками сахара.
– Хорошо, – кивает. Достает из тумбочки печенье с лимонной начинкой. – Угощайся. Я сейчас подойду.
– Только смотри, не пролей на себя кипяток, – кидаю ей вслед. С нее станется.
Она бросает на меня насмешливый взгляд, разворачивается и удаляется.
Как только девушка уходит, достаю телефон и набираю Скворцова. Мне повезло, что Ник работает в местной больничке, он уж явно не откажет в помощи другу.
Снимет побои в лучшем виде.
Пока общаюсь с Никитой, рассматриваю обстановку офиса. Ничего так, терпимо.
Единственное, меня дико бесят разношерстные украшения, развешанные по офису в преддверии Нового года. Если уж создавать праздничную атмосферу, то нужно делать это с умом.
Пожалуй, вызову-ка я сюда своего дизайнера. Пусть поработает.
– Вот твой чай, – сбоку от меня раздается мелодичный женский голос. Оборачиваюсь и вижу, как моя новая знакомая, быстро перебирая ногами, спешит ко мне.
Высота ее каблуков меня настораживает настолько, что внутри все сжимается в ожидании нового сюрприза. Интуиция вопит немедленно девушку подстраховать.
Поднимаюсь с кресла ровно в тот момент, когда она цепляется каблуком на ворс ковра, и успеваю перехватить поднос за секунду до того, как несущая его девушка потеряет равновесие.
– Аккуратнее, – предупреждаю, медленно ставя поднос на стол.
Благо чай был во френч-прессе и не пролился ни на кого.
– Спасибо, – немного смущенно благодарит девушка, а я вдруг понимаю, что до сих пор не знаю как ее зовут.
– Иван, – представляюсь.
– Варвара, – называет имя. Оно ей, кстати, очень идет.
– Варвара-краса, длинная коса? – спрашиваю, вспоминая сказки из далекого детства.
Смущается.
– Косу отстригла, – делая вид, что несказанно увлечена разливанием чая по кружкам, ведет плечом.
– Красу, значит, оставила, – ухмыляюсь.
– Тебе виднее, – отвечает, передавая мне кружку. – Как голова? Не болит?
– Пойдет, – отмахиваюсь от вопроса. Как только Яковлев сообщит, что разобрался с машиной, поеду к Скворцову. Он уже ждет.
– Аккуратнее надо быть, – говорит со знанием дела.
– Это ты мне или себе? – вопросительно выгибаю бровь.
– Нам обоим, – ловко выкручивается. Смотрит по сторонам и хмурится. – Слушай, у меня дел много, шеф лютует. Можно я тебя пока оставлю одного? Ты пей чай, кушай печенье, – показывает на стоящую на столе коробку. – Не смотри, что оно корявое такое. Оно вкусное. Правда, – заверяет, смущаясь, а я вдруг ловлю себя на мысли, что ее реакция меня забавляет. Я начинаю испытывать давно забытые теплые чувства, очень похожие на нежность. – Мы с дочкой его сами пекли.
– Сами? – в очередной раз поражаюсь.
– Да, – не понимая моей реакции, всматривается более пристально и настороженно. Видимо, ждет подвох. – А что? – скрещивает руки на груди в ожидании ответа.
– Зачем печь? Можно ж купить, – озвучиваю здравомыслящий факт.
Какой смысл тратить свое время на готовку печенья, когда гораздо проще заказать всяких разных сладостей, а освободившееся время потратить на что-то еще.
Варвара смотрит на меня, будто я только что сказал настоящую чушь. Качает головой.
Не понимаю ее реакции.
– Все ясно, – фыркает. Двигает ближе коробку. – Попробуй, – настойчиво говорит.
Она так требовательно смотрит на меня, что приходится взять одну печенюху и откусить. Только стоит сделать это, как я испытываю самый настоящий гастрономический восторг.
– Вкусно, – признаюсь пораженный.
Варвара ликует.
– То-то же, – улыбается.
– Я ничего вкуснее не ел, – признаю сей факт.
Нереально просто!
– Ты еще не пробовал мой яблочный пирог с корицей, – смеется.
– Пожалуй, напрошусь еще к тебе на чай, – заявляю, наслаждаясь искренностью Вари. Она невероятная, таких я еще не встречал.
Вдруг раздается телефонный звонок и разрушает весь момент.
Разрывая зрительный контакт, Варвара спешит к сумочке, достает смартфон и, хмурясь, принимает вызов.
– Елизавета Сергеевна, что-то с Настенькой? – взволнованно спрашивает. Слежу за тем, как меняется лицо девушки, и понимаю, что сейчас ей не до меня.
Допиваю чай, закидываю в рот еще одно печенье и вдруг чувствую, как у меня звонит телефон.
Достаю его, вижу имя вызывающего абонента и перво-наперво хочу отключить звонок. Но в последний момент решаю иначе.
– Живо езжай в сад! – говорит тоном на грани истерики.
– Вер, ты в своем уме? – тихо рычу. – Я не собака на побегушках и не собираюсь по каждому щелчку исполнять твои прихоти.
– Какой ужас! – до ушей долетает возмущенный восклик Варвары.
Кидаю на новую знакомую беглый взгляд и тут же оттормаживаюсь. На ней нет лица.
– Скажите, что я уже еду! – тараторит, наспех кидая личные вещи в сумочку. – Пусть медики никуда ее не увозят без меня! Я скоро буду!
– Ольховский! Твоя дочь чуть не убила чужого ребенка! – орет в трубку.
– Наша дочь, – жестко поправляю.
Смотрю на Варвару. Она бледная, как простыня.
Пазл складывается в голове.
– Настенька, – задыхаясь от эмоций, кидаюсь к заплаканной дочке. Она, бедная, сжалась и сидит на стульчике, не шевелясь. – Маленькая моя, – обнимаю ее, зацеловываю.
А сама параллельно ищу травмы, которых, к счастью, не нахожу.
– Вы мать девочки? – на меня смотрят две пары проницательных глаз.
– Да, – киваю, еще крепче обнимая доченьку.
Работники “Скорой” переглядываются, видят, как сильно я переживаю из-за случившегося, и немного смягчаются.
– В больницу поедете? – спрашивают, доставая планшет.
– Мам, я не хочу в больницу, – шепчет Настя.
– Основания для госпитализации есть? – уточняю перед тем, как принять решение. Судя по заклеенному пластырем лбу, Соня ударила Настеньку в голову, а с черепно-мозговыми травмами, как все знают, не шутят.
– У вашей дочери небольшой ушиб, – объясняет фельдшер.
– А почему заклеен лоб? – присматриваюсь к пластырю и вижу под ним запекшуюся кровь.
– Пробили вену, – говорит, подходя ближе. Наклоняется над Настенькой, смотрит на нее. – Голова не кружится? – интересуется у малышки.
Дочка жмется ко мне лишь сильнее. Прячет личико, зарываясь в ноги и качает головой.
– Нет, – говорю вместо нее.
– Решение за вами, но сейчас я не вижу оснований для госпитализации, – своими словами фельдшер помогает принять решение. – Но мы вам все равно обязаны ее предложить.
– Мне нужно подписать отказ? Где? – беру в руки планшет с документами и ставлю подпись на галочке.
“Скорая” уезжает, воспитатели перестают суетиться вокруг нас, и мы с Настей остаемся вдвоем в раздевалке.
– Я не хочу в сад, – канючит дочка. – Забери меня, – просит слезливо.
В любой другой ситуации я бы, наверное, забрала, но сегодня…
Да и плевать, что сегодня!
– Одевайся, – говорю, предвкушая гневные крики от шефа. Аверченко будет орать.
– Ура! – радостно хлопает в ладоши малышка и убегает переодеваться.
Немного выдохнув, присаживаюсь на скамеечку и только сейчас понимаю, что все это время у меня от тряслись ноги.
– Как дочь? – ко мне подходит Иван. Присаживается рядом.
– Нормально, – отвечаю устало. – А у тебя? – поворачиваю голову и смотрю на сидящего рядом мужчину.
Кажется, я впервые вижу его. Мы не спорим, не ругаемся, не учиняем друг для друга неприятности и это… странно.
Без гнева на лице и злости во взгляде Иван выглядит совершенно другим. Он спокоен, красив и вместе с тем сдержан.
Совсем другой человек сидит рядом со мной, и я поражаюсь столь резким переменам.
– Соня – хорошая девочка. Только живет без отца, а влияние матери нельзя назвать адекватным, – говорит виновато. – Я приношу извинения за ее поведение, мы обязательно поговорим.
– Может быть, вместо этого лучше приходите к нам в гости, – предлагаю до того, как успеваю подумать над разумностью идеи. – Сделаем с девочками что-нибудь вместе, попробуем их подружить.
Иван удивленно смотрит на меня.
– Думаешь, сработает? – спрашивает, задумчиво хмурясь.
– Уверена, – заверяю его с теплой улыбкой.
– Ну, раз уверена, – посылает скупую улыбку в ответ. – Давай попробуем.
Едва успеваем договориться о времени и дате, как из группы выходит психолог и направляется прямиком к нам. Судя по выражению ее лица, нас не ждет ничего хорошего.
– Мы вынуждены передать информацию в опеку, – сухим тоном обращается к нам. – Ждите звонка.
– В опеку? – тут же пугаюсь. Я не хочу, чтобы к нам с Настенькой было повышенное внимание этого ужасного органа. От них нет ни малейшего толку, только напасти.
– А вы как хотели? – высокомерно смотрит на меня. – Нашему саду не нужны проблемы.
– По вашему они нужны нам? – Иван говорит таким тоном, словно окружающие должны перед ним пресмыкаться. Поразительная разница в поведении не укладывается в голове.
Несильно толкаю его в бок. С садиковским психологом лучше не спорить, а то она живо выпишет “счастливый” билет в жизнь.
– А вы, собственно, кто? – обращается к Ивану с претензией в голосе.
– Я отец Софии Ольховской, – не поведя бровью, все так же властно представляется.
– Теперь понятно, в кого у вас такая невоспитанная дочь, – фыркает психологиня.
В шоке смотрю на нее.
Что за дикий непрофессионализм? Разве можно общаться с родителями в таком тоне?
Пусть наши дети не идеальны, но это дети, и их поведение никоим образом не дает права высказывать нам претензии.
В конце концов в том, что случилось виноваты явно не София и не Настя, а воспитатели! Это они недосмотрели.
От возмущения открываю рот, но вижу решительный взгляд Ивана, и тут же прикусываю язык.
– Варь, присмотри за девчонками, – то ли приказывает, то ли просит Ольховский.
– Хорошо, – соглашаясь, киваю. – Ты на долго? – спрашиваю, не понимая, что задумал Ваня.
– Не очень, – обещает. – Если хотите, то можете на улице меня подождать.
– Пожалуй, мы так и сделаем, – говорю с нервным смешком.
Вспоминаю накинувшуюся этим утром на Ольховского женщину, понимаю, что она мать Софии, и мне становится еще больше не по себе.
Истеричка. Реально.
– Для целостности детского сада выйти на улицу – самое то, – тихонько смеюсь.
Ольховский одаривает меня внимательным взглядом, а затем резко разворачивается и выражение его лица становится нечитаемым.
– Проводите меня к заведующей детского сада, – отрезает сурово.
– Зачем? – тут же теряется психологиня. Вся спесь в один миг слетела с нее.
– Не ваше дело, – все так же резко отвечает. – Ну так что? Вы проводите или мне позвонить в управление образования?
– Нет-нет, не нужно, – произносит впопыхах. Кидает на меня потерянный взгляд, ищет поддержки, но не находит. Раз Иван хочет побеседовать с заведующей, то я не стану ему мешать. – Следуйте за мной.
Они уходят, мне выводят одетых девочек, и мы выходим на улицу. Девчонки тут же плюхаются в снег.
Смеются.
Смотрю на них, и в груди медленно оттаивает замерзшее от страха сердце. София и Настенька, оказывается, дружат и обижают друг друга ненамеренно.
– Опять ты, – шипит вне себя от злости холеная брюнетка, которую я очень хорошо помню с утра. Это именно она орала на Ивана.
– Я, – отвечаю спокойно. – Вы что-то хотели? – спрашиваю, стараясь не думать о происшествии.
Это же Вера, мыть Софии и бывшая супруга Ивана.
М-да…
Теперь я точно понимаю, что имел ввиду Ольховский, когда с пренебрежением и неудовлетворением говорил про нее.
– Где моя дочь? – накидывается на меня таким тоном, будто я ее украла.
– Мама! – Сонечка с радостным криком бежит вперед.
Девочка вся в снегу, она хохочет и счастлива, но вместо объятий тут же получает от матери тонну негатива.
О проекте
О подписке