3

В юности, конечно же, все было проще. В юности я запачкал, вероятно, не одну, мало озаботившись тем, как после заражения должна себя чувствовать чистая и целомудренная до этого девчонка. Моё лихачество преодолевало всяческие барьеры и заглушало совесть: разве что-то может быть ценнее, чем репутация лихого малого, который не упустит свой шанс и оставшись вдвоём добьётся своего, а не впустую, мямля?! Отпетый заводила предъявил бы таким «ты не можешь бабу уломать?» Это было выше моих сил и оставалось топить бедняжку. Она же, вероятно, вовсе не заслуживала этого.

И да, есть среди них заслуживающие. Они совершенно спокойно воспринимают, разве что сердятся; встряхнув головкой идут колоть пенициллин и все у них проходит, не оставив и следа в никчёмной жизни.

А она нет.

Помню, словно вживую, среднего размера футбольное поле, что бывает во дворе каждой школы. На уроках, и летом, и зимой по периметру площадки, мальчишки, девчонки, подгоняемые физкультурником, бегут – дрессируемые, друг за дружкой.

Май. Жара. Она в серых с голубоватым оттенком шортах. Семенит, по-девичьи размахивая руками, малой амплитудой, горизонтально несуразно, словно и не бежит вовсе, а раскидывает зерна цыплятам вокруг. Эти движения были ей к лицу и в них не было места нелепости. Но вот они остановились, закончив очередной круг; шорты с проступающими полосками влаги по складкам между ногами и телом, и на плечах еле видимые капельки пота. Сумасводящего пота. Она глубоко дышит – миниатюрная, и не может восстановить дыхание, – наклоняется перевести дух, опёрлась руками в колени.

4

Наш роман начинался с таинственных звонков инкогнито, бросаний трубок после слова «привет», дурацкого хихиканья и других ребячьих шалостей с моей стороны – подростка, публично ловеласа, внутренне робкого. При каждом звонке она вопрошала «да», а не «алло» как принято у всех до тошноты скучных обывателей и было в этом «да» пронзительно нежное и необычное.

Далее таинственный незнакомец, так терзавший её воображение, уже осмеливался произносить в трубку более объёмные, но также ничего незначащие фразы и шутки. Она слушала, не запоминая: просто поглощала голос, под влиянием витавшей в воздухе романтики.

Уже и не вспомню все те мелочи, которые благоприятствовали завязыванию более близких отношений. Память безжалостно выдавливает массу картин, оставляя лишь самые яркие.

Преподнесу обрывок. На лавочке, на деревенской придомовой, мы обычно коротали вечера; разговаривали о пустом, выделывались и старались казаться взрослыми. Я пытался умничать, она по большей части молчала, отвечала кратко и скромно, и при этом взаимоисточаемые флюиды, перемешиваясь в воздухе, пробуждали нестерпимое влечение. Вскоре я уже засовывал руку под её трусики, она не сопротивлялась. Мои пальцы теребили жёсткие, взошедшие колосья кучерявых дебрей. Она томно вздыхала, рука моя увлажнялась её зовущей промежностью, пальцы истощали запах при подношении руки ненароком к лицу. Юная искусительница припадала головой к моему плечу и дышала, и целовала в ответ влажными губками, – маленькая лисица податливого характера.

Впрочем, эта девчонка – не Лилия. Вероятно, вернусь я к ней в последующем, поскольку свой след в моей жизни она оставила неизгладимый и я до сих пор вспоминаю о ней с горечью.

5

Порой я сомневаюсь существовало ли все то, что я описываю.

Быть может, во мне лишь разыгралось воображение или же я нахожусь в бессознательном положении и надо мною проводят опыты. Бывает, представляется мне, все вокруг нас это виртуальные декорации. Материальное – ничто. Перемещение сознания людей в искусственную плоскость, воображаемые ценности вытеснили потребность обладания благами, которые когда-то были осязаемы. Вкусы, обоняние, и другие чувства, испытываемые человеком, – всего лишь плод деятельности мозга. Физическое тело – временная оболочка, созданная для защиты и функционирования духовного. Жизнь, прошлое и будущее, весь мир – проекция. Радость, оргазм, насыщение, тепло и холод – продукты мозговой активности.

Представьте такую картину: человеческие туловища – малоподвижные – в ячейках. На головах полуживых чучел сферообразные шлемы с подобием забрала на глазах. Обучение, работа, секс, еда, рождение детей, яхты, клубы, путешествия чередуются картинками. Ощущать дары цивилизации уже не требуется. Тело – это системный блок, функционирующий ради поддержания процессора в работающем состоянии. Человечество остановилось также в деторождении, поскольку все преобразилось в иллюзию. Да и плоть – ненужный атавизм, а раз в нем нет необходимости, возможно, её и вовсе не существует, – все происходящее вокруг – вселенский алгоритм, внедрённый создателями. Нет меня, нет вас; мы и всё окружающее – программа. И, при всем при этом, есть бесчисленное количество копий каждого, и они ступают на разные плоскости развития, совершают действия отличные от двойников и идут своим путём, словно персонажем управляет отдельный игрок. Множество параллельных вселенных, тысячи вариативных судьбоносных шагов. В тот момент как я с остервенением перебираю клавиатуру, другой я летит в космос, третий валяется в луже вперемешку с собственной блевотиной. Каждый я – эксперимент. Каждый мир запущен с конечной целью – совершенствование коллективного разума, что есть программа.

6

В моем мире родители повзрослеть не успели. Бывает так, что люди остаются житейски наивными до самой смерти. Бывает же и так, что с малых лет обладают хваткой и подсознательными навыками устраивать жизнь наиболее выгодно текущим обстоятельствам и возможностям.

Как бы то ни было, без подробного описания родителей, их знакомства и постепенно нарастающего разлада, вероятно, картина окажется неполной, – не предстанет со всей ясностью, каким образом могло появиться подобного рода пресмыкающееся, слепленное смешением противоположностей.

Они при наличии совершенного и упорядоченного мира, не должны были соприкасаться и воспроизводить потомство. Мать с присущей ей прилежностью и зачаточной склонностью к постоянству сохранила немногочисленные записи и редкие, в то время черно-белые, фотографии. Снимки, в отличие от вспышек памяти, имеют доказательный характер происходящего и рассматривая их я успокаиваюсь, поскольку, как указано выше, на меня периодически наступает мысль – все мы застыли малоподвижные в очках виртуальной реальности. Но есть фотографии, вроде бы подтверждающие действительность происходящего. Конечно, и они могут быть всего лишь иллюзией – сотворёнными всевышним игроком декорациями. Меж тем, какими бы они не были, но они есть, сложив их и перемешав, переиначивая на свой лад, отражу краткую историю супружества вплоть до краха.

7

Мать.

Мать частично повторила путь Карениной одним из своих увлечений. Правда сценаристом её судьбы все преподнесено не так великосветски и не так романтично.

Мне трудно охарактеризовать её. Видимо, потому что отцовское мировоззрение явно ближе – во многом я его копия. В сущности, описанный выше коллективно-общежитный образ жизни мой, причем промежутком временных рамок незначительный, имеет отношение к нижеследующему повествованию в большей степени в качестве предисловия к описанию «безмамного» студенческого быта отца. Многие эпизоды нашей молодости из-за схожести характеров перекликаются.

Она была симпатичной, с тончайшей костью, но не такой чтобы с правильными чертами лица, как у типичных безжизненных красоток. Определённо, в своё время она была чертовкой (опишу типаж таковых ниже): интересовалась, мечтала о черных шевелюрах; о мужчинах напористых, пробивающихся по жизни непоколебимо, как её родитель. Благо или несчастье, но отец её был человеком жёстким; сумел поднять на ноги четырёх детей, с одной рукой (инвалид войны), тащил к себе домой все, что плохо лежит и представляет выгодный интерес (как и полагалось в то время, да и всегда в нашем несчастливом отечестве).

Кроме того, что была характером чертовки в девичестве, заточённым в рамки приличия жёстким надзором сурового отца, она принадлежала к числу тех прилежных учениц, которые довольно сносно, если не очень хорошо, учатся. При этом не докапываясь до сути, но имея способности вникать в содержимое предмета достаточно, чтобы прослыть отличницей.

Благодаря запоминающейся внешности и телосложению гончей породы, девушка была объектом вожделения многих сверстников приблизительно равного возраста, но строгий надзор сохранил её в девичестве и даже не целованной вплоть до утраты контроля.

Она была из таких, мужчины меня поймут. Именно гончая порода, не склонная к полноте, без каких-либо намёков на дряблость и с грудью неизменной упругости – пропорционального телу размера, не дынеподобные, а чуть выпирающие, остроконечные, и сохраняющиеся в сформировавшемся виде в течение жизни.

Она много читала. Читала исторические романы о королевах, принцессах. Поглощала книги с упоением, полностью погружаясь в вымышленный мир, представляя себя героиней – страстной любовницей, в окружении принцев, рыцарей и всяческих красавцев, похищавших её и уносящих в дальние края. Ею восхищались и боготворили. Много книг! Благо дед не обращал на них никакого внимания, мол: «чем бы дитя не тешилось» – пустышка, девичья блажь, со временем пройдёт.

Младшая дочь, окончила школу с отличием. Дед прорывался чрез невидимые преграды, угрожал культей, подкупал. Ведомая отцом чуть ли не за руку, она благополучно осела на первом курсе престижного университета.

Город испугал, восхитил её и пленил стремительностью. Девушка отныне была представлена самой себе и радовалась свободе. Строгий надзор остался там, в деревне, теперь до неё никому нет дела. Она самостоятельная – первокурсница.

8

В муравейнике кипит жизнь таких же весёлых, лёгких и беззаботных романтиков, мечтающих о великом будущем, но в полной мере способных отдаваться настоящему.

Клопы делили комнаты со студентами. К ним уже все привыкли – они неизбежные, настойчиво-смышлёные. Передвинутые на середину кровати (чтобы не дотянулись со стен) смутили этих существ ненадолго: насекомые пробирались по потолку точно до того места, под которым спали тела и пикировали вниз вкусить плоть, чтобы жить.

Город обрушился на неё. В первые ночи она не могла уснуть, взбудораженная многообразием бытия и повсеместным присутствием юношей, – они окружали её повсюду. Было страшно – «я всего лишь песчинка» – казалось она не впишется в эту суматоху, не осилит самостоятельность. Не сомневающийся отец далеко. Она растерялась и даже расплакалась: тихо, натянув одеяло на голову, чтобы не услышала сожительница – искушённая, но недалёкая, знающая все на свете, с даром легко сходиться со всеми, кто был ей интересен. Повезло с коммуникабельностью, легко и не скучно.

По вечерам собирались студентки. Тихоня слушала, обхватив колени, не смея вставить слово, бесконечные разговоры, у кого с кем, и как, и какие ощущения. Она слушала с упоением. Запретное вдруг стало повседневностью, обыденностью и чрезвычайно волнующим.

Ей подошла бы жизнь отличная от той, что ей была предначертана. Она втайне об этом мечтала, возможно отгоняя греховные мысли. Ей нужен был тот, который примет её любвеобильность и тягу к романтике. Возможно, где-то в параллельной вселенной, существуют параллельные отец и мать иные. К примеру, вернее, было бы так: