4

Лондон, 2017

Когда Клара сняла трубку домофона, она услышала потрескивающий голос Мака, он раздавался словно из другого мира – обычного, невинного места, в котором сердце не перестает биться и кровь не стынет в жилах после получения электронных писем.

– Господи, – сказал он, когда она его впустила, – ты выглядишь ужасно. Я пошел к тебе на работу, но мне сказали, что после обеда ты не возвращалась, так что… – Он замолчал. – Клара, ты в порядке?

Клара, ничего на это не ответив, подвела его к компьютеру и ткнула в экран.

– Читай, – сказала она.

Мак послушно сел. Пока он читал, Клара наблюдала за ним: голова наклонена, густые черные волосы торчат во все стороны, стройный высокий мужчина, скрючившийся в маленьком офисном кресле в таком неудобном положении, что кажется, сейчас распрямится и выпрыгнет из него, как чертик из табакерки. Она была рада его видеть, сковавший ее страх стал понемногу ослабевать.

Мак, самый близкий друг Люка еще со школьной скамьи, проводил в их квартире почти столько же времени, как и они сами. Он был частью той жизни, которую Клара знала всего сутки назад: ночи в клубе «The Reliance», вечера дома с пивом и коллекцией дисков, долгие похмельные обеды по субботам в «The Owl» или «Pussycat», только им понятные шутки и истории, легкие, комфортные отношения людей, связанных давней дружбой; Мак поддерживал их, был свидетелем счастливой нормальной жизни – до того, как все стало ненормальным, настолько далеким от того, чтобы быть нормальным.

– Вот дерьмо, – сказал он, закончив читать.

– Ты знал о сообщениях? – спросила она.

Мак смущенно посмотрел на нее:

– Ну да, Люк говорил мне, что получает странные письма, но я понятия не имел, что их так много и они настолько ужасны.

В отчаянии Клара повысила голос:

– Почему, черт возьми, он мне не сказал? Поверить не могу, что он скрыл их от меня. Сплошная мерзость, а от некоторых просто тошнит.

– Да уж, – сказал Мак. – Он… гм, не хотел тебя волновать…

– Ради всего святого!

– Знаю, знаю. Думаю, ему было не по себе от того, что их писала женщина.

– Издеваешься? Эта психопатка залезла в мою квартиру, угрожала моему парню. Что он затеял, когда решил мне ничего не рассказывать? – Она внимательно посмотрела на Мака. – Ему известно, кто она?

Мак замотал головой в ответ:

– Нет. Честно, не думаю, что у Люка были хоть какие-то догадки.

Она повернулась к экрану компьютера и прочла вслух последнее сообщение: «Иду за тобой».

– В смысле… что за хрень?

Она поискала глазами телефон.

– Я собираюсь звонить в полицию.

Мак поднялся.

– Я абсолютно уверен, что они не будут ничего делать, если человек отсутствует меньше двадцати четырех часов. Послушай, Клара, эти письма… писала какая-то извращенка, возможно, бывшая подружка, решившая запугать Люка, но я сомневаюсь, что они связаны с его исчезновением прошлой ночью.

– Тогда где его носит, черт возьми?

Он пожал плечами.

– Вероятнее всего – решил немного проветрить голову.

– Проветрить голову? С какой стати ему могло это понадобиться?

Мак не ответил, отвел глаза в сторону и сказал:

– Я обзвонил всех его друзей, но думаю, он может быть у родителей. Ты с ними связывалась?

Вопрос привел Клару в замешательство.

– Еще нет.

– Может, стоит попробовать? Это то, что в первую очередь сделала бы полиция.

Мак был прав. Даже странно, что такая очевидная мысль – дом мамы и папы Люка в Саффолке – не пришла ей в голову ранее. Она не знала никого, кто был бы так привязан к родителям, как Люк. Возможно, он был настолько напуган, что решил уехать из Лондона на несколько дней. Но если это так, почему он ей ничего не сказал?

Она в замешательстве посмотрела на телефон.

– А если его там нет? Ты же их знаешь – они с ума сойдут.

– Эй, а ты права…

Они уставились друг на друга, думая об одном и том же: Эмили.

Люк никогда не говорил о своей старшей сестре, Кларе были известны лишь сухие факты: в восемнадцать лет Эмили покинула отчий дом, и больше о ней не слышали. На тот момент Люку было десять, его брату Тому – пятнадцать. Люк рассказал ей об этом однажды поздно вечером в его старой коммунальной квартире в районе Пэкхем, расположенной в полуразрушенном викторианском таунхаусе в переулке рядом с Куинс-роуд, через несколько месяцев после того, как он и Клара стали встречаться; они валялись там в кровати ночи напролет, слушая музыку и голоса из баров и ресторанов, теснившихся под железнодорожными арками вдоль улицы, а над ними по эстакаде с грохотом проносились поезда.

– Ни малейшего представления, что с ней случилось? – спросила Клара, сраженная его историей.

Люк пожал плечами, а когда заговорил, в его голосе звучала горечь, которую она до сих пор не замечала.

– Нет, ни единой мысли ни у кого из нас. Просто однажды ушла. Оставила записку, в которой сообщила, что покидает дом, после этого никаких вестей от нее не было. Это полностью разрушило мою семью; родители так и не смогли оправиться. У мамы случился нервный срыв, после чего мы решили, что будет лучше никогда больше не упоминать имя Эмили. Мы убрали ее фотографии и перестали о ней говорить.

Клара в ужасе села на кровати.

– Так страшно! Тебе было всего десять, наверное, очень хотелось поговорить о ней… должно быть, это невероятно опустошило и тебя, и брата.

Он перестал водить рукой по ее ноге.

– Думаю, мы поняли, что не стоило этого делать.

– Но… разве не … я хочу сказать, полицию разве не привлекли к расследованию?

Он понурил голову.

– Она ушла сама по доброй воле. И мне кажется, это особенно ранило моих маму и папу – в записке говорилось, что она уходит, но не объяснялось, куда и почему. Отец говорил мне, что нанял тогда частного детектива, чтобы попытаться разыскать ее, но безрезультатно. – Он пожал плечами. – Она словно испарилась.

В этот момент Клара поняла про Люка то, что до сих пор оставалось загадкой. Нет-нет, да мелькала за его смехом и шутками, его потребностью быть живительной силой и душой любой вечеринки едва уловимая печаль, которую Клара до сегодняшнего дня не могла распознать.

– Какая она была? – тихо спросила Клара.

Он улыбнулся.

– Классная. Забавная, милая, но немного неистовая, что ли… Тогда я был десятилетним мальчиком, и сейчас не могу быть объективным, но мне кажется, такие люди редко встречаются. Ее страстно увлекали многие вещи, все эти собрания и марши за спасение китов, права женщин… да что угодно. Сводила с ума родителей, не могла спокойно усидеть на месте, просто выполняя школьные домашние задания. Я был ребенком, но ее принципиальность, уверенность в том, что правильно, а что – нет, даже в то время вызывали у меня восхищение. Свободный духом человек, понимаешь? – Он вздохнул и почесал лицо. – Может, у нас дома ее слишком ограничивали, а ей хотелось свободы? Кто знает? По-видимому, поэтому она и ушла.

– Мне так жаль, – мягко сказала Клара. – Не могу представить, каким ударом это стало для всех вас.

Он встал, прошел по комнате, достал с полки книгу и протянул ей. Тоненький том с детскими стихами: Т. С. Элиот, «Практическое котоведение».

– Она отдала ее за несколько месяцев до своего исчезновения, – сказал Люк. – Читала мне, когда я был маленьким. Это было… – Он прервался. – Так или иначе… это все, что у меня от нее осталось.

С благоговением Клара открыла книгу и прочла вслух надпись на чистом листе в начале: «Шаромыге от Разваляхи^[1]. Люблю тебя, мелкий. Целую, твоя Э.».

– Шаромыга? – удивилась Клара, и он улыбнулся в ответ.

– Это имена котов в одном из стихотворений, ее любимом.

Он немного помолчал, прежде чем сказать: «В любом случае, все в прошлом», – взял книгу из рук Клары, притянул ее к себе и вновь начал осыпать поцелуями, лишь бы – как ей показалось – она перестала задавать вопросы. Когда бы впоследствии Клара не пробовала говорить об Эмили, Люк только пожимал плечами и менял тему разговора, пока она, наконец, не сдалась, хотя мыслями часто к ней возвращалась – пропавшей сестре ее парня, однажды ушедшей из дома, о которой больше не было слышно.

С внезапной решительностью Клара сказала Маку:

– Я еду туда.

Он удивленно вздернул брови:

– В Саффолк? Сколько это занимает времени?

Она озиралась в поисках ключей и сумки.

– Час-полтора, не больше. По крайней мере, я буду что-то делать. Не могу просто сидеть здесь и ждать, мне кажется, я схожу с ума. Думаю, ты прав – я найду его там. Он так близок с отцом и матерью. И если он уехал, испугавшись писем, пусть сам скажет мне об этом, глядя в глаза.

– О’кей, – протянул Мак. – А если его там нет?

Она посмотрела на него.

Мак кивнул и похлопал по сумке с ноутбуком.

– Конечно, у меня полно фотографий, которые нужно отредактировать – мне все равно, где работать.

Она помедлила.

– А ты не обзвонишь госпитали?

– Клара, я не думаю, что…

– Тогда я позвоню в полицию – еще одна причина, почему сначала я хочу предупредить Роуз и Оливера. Ты останешься здесь на случай, если он все-таки вернется? Пожалуйста, Мак!

Он обезоруживающе развел руками.

– О’кей, сделаю.

Клара села в машину и сразу же позвонила в офис, переключив телефон на громкую связь, прежде чем отправиться на другой конец города в сторону трассы М11. Она немного не доехала до Северной окружной дороги, а ее редактор уже согласился, хотя и неохотно, предоставить ей еще один выходной ввиду «личных обстоятельств». После этого она связалась с Лорен, которая подтвердила, что от Люка весь день не было новостей. В конце разговора Клара попросила соединить ее со службой безопасности и поговорила с Джорджем, охранником, дежурившим в прошлую ночь. Тот рассказал ей, что Люк покинул здание через служебный выход около 7.30 вечера, они перекинулись парой слов о футболе, ничего необычного Джордж не заметил.

– Ты же знаешь Люка, – хмыкнул он, – всегда с улыбкой на лице.

Проезжая по лондонским улицам, она думала о родителях Люка. Клара помнила, как сильно волновалась в тот день, когда Люк впервые привез ее в «Ивы», дом его детства в Саффолке. Роуз и Оливер произвели большое впечатление на Клару – преисполненные жизненной силой, они так мало походили на ее собственных маму и папу.

Это было утром в конце мая. Они подъехали к одиноко стоящему дому, застывшему перед суровой красотой Саффолка: равнинные поля, казалось, тянулись бесконечно, а безбрежное небо над ними было синим и безоблачным. Они обошли дом и Люк провел ее в сад с длинными извивающимися дорожками; по краям были высажены кусты, поражавшие воображение многообразием красок, посередине росла белая сирень, ее ветки сгибались под тяжестью цветов, а в воздухе чувствовался сладковато-пудровый аромат.

– Ух ты, – прошептала она, и Люк улыбнулся.

– Гордость и радость моей мамы. Ты бы видела вечеринки, которые она устраивает здесь каждым летом – собираются все деревенские жители, просто какое-то безумие!

Роуз стояла на коленях перед клумбой в дальнем краю сада с секатором в руке. Она поднялась, заслышав их голоса, и у Клары скрутило живот от страха. Что подумает о ней эта культурная, образованная женщина, в прошлом хирург? Понравится ли ей Клара, сочтет ли она ее достойной своего сына?

Но Роуз улыбнулась, пошла им навстречу и в тот самый момент Клара поняла, что все будет хорошо. Эта стройная, симпатичная, моложавая женщина в летнем розовом платье абсолютно не выглядела устрашающе. Наоборот, Клара была сражена обаянием Роуз, тем, как сверкали ее глаза, когда она улыбалась, той искренней теплотой, с которой Роуз обняла Клару. Энтузиазм, звучащий в ее голосе, был заразителен. В тот день Роуз провела Клару на кухню и, похлопав по руке, сказала: «Давай выпьем чего-нибудь, и ты мне все о себе расскажешь… я так рада тебя видеть».