Всем православным с почтением

и любовью посвящаю

Часть первая

Рай там, где вера

Испытание

Отшумела, отцвела весна 1935 года. Минуло шестьдесят пять лет с той поры, как девятнадцать молодых приверженцев древлего православия, оставив Ветлужский монастырь и одолев немереные, безлюдные пространства, основали в глухомани Забайкалья староверческий скит. Но довольно скоро вынуждены были покинуть его и перебраться ещёдальше, в глушь Алданского нагорья. Здесь, под защитой непроходимых дебрей, отстроив новое поселение, старолюбцы хранили первоисточные устои православия и один из его главных символов – образ Святой Троицы в серебряной ризе, украшенной жемчужной подвеской и самоцветными камнями. Икона та была освящена ещё в 1380 году самим Сергием Радонежским перед битвой на Куликовом поле.

За эти годы упокоились с миром основатели общины, поседели их дети, возмужали внуки, народились правнуки. Почернели стены домов, порос понизу мхом бревенчатый заплот вокруг скита. Но все так же, словно породнившись со Временем, у которого нет ни начала ни конца, сияли беловерхие пики Северного хребта, все так же темнели на склоне Западных гор Впадины лазы в запретные пещеры, все так же текла мимо, унося дни, недели, годы, Глухоманка.

Благоденствию скита способствовали царившие в общине редкое трудолюбие, неколебимость в вере, дух согласия и почитание старших. «Та община сильна, где старость в почете», – любил повторять в проповедях наставник Григорий, отличавшийся крайней требовательностью по отношению к себе, и безграничной любовью к насельникам. Он следил за неукоснительным соблюдением всех правил Устава, писанного благочестивым праведником Варлаамом на основе Домостроя¹. Регулярно вносил записи в учётную скитскую книгу, начатую его предшественником, основателем и первым наставником сей общины, Маркелом, в 1873 году.

Помимо сведений о брачевании, рождении и смерти, в неё записывались и иные значимые события происходившие в общине. У него же хранились и труды о врачевании травами пустынножителя Никодима.

***

На исходе духовитого июльского дня, в канун Иоанна Предотечи, братия, ожидая наставника Григория, собралась у молельни на вечернее правило,. Казалось, ничто не может нарушить сопутствующий всякому летнему вечеру умиротворяющий, льющийся с небес покой, как вдруг земля под ногами вздрогнула. Люди, кто удивленно, кто настороженно переглядывались, как бы спрашивая друг дружку: было то, али поблазнилось? И тут последовали толчки, один сильнее другого. Под конец тряхануло столь изрядно, что всё вокруг пришло в движение: закачалось из стороны в сторону било, стукнула входная дверь, внутри молельни что-то с грохотом упало. Даже могучие кедры замахали патлатыми ветвями. С крутояра обрушился в Глухоманку, подняв волну, пласт земли.

Скитники, крестясь вразнобой, забормотали: «Защити и спаси, святой угодник Никола Чудотворец, укрой и оборони подопечных своих…», «Отче наш! Иже еси на небесех…»

Быстрым шагом подошел запыхавшийся наставник. Его голос на фоне всеобщего замешательства прозвучал на удивление спокойно и уверенно:

– Братья, не страшитесь – то землетрясение. Как толчки прекратятся, Бог даст, начнем службу. А пока, Демьян, возьми ребят, и вынесите из избы, на всякий случай, болящую Марфу. Анастасия с Ефимьей уже побежали к ней.

В ожидании «тряхнет, не тряхнет?» мужики нервно теребили бороды, покусывали усы. Прошло с полчаса – толчков не последовало. Успокоившись, осторожно вошли в молельню. То, что они увидели, повергло в ужас – икона Божьей Матери в вызолоченном окладе лежала на полу ликом вниз.

– Господи, помилуй! Господи, помилуй! Беда-то какая! – запричитал седой, как лунь, Тихон.

– Худой знак, похоже, Божья Матерь серчает на нас, – осевшим голосом произнес, не на шутку встревожившийся, наставник. – Кабы беда какая не грянула. Надобно умирительную молитву прочесть… Да поможет нам пречестный Животворящий Крест Господень! – добавил он, бережно поднимая образ Богородицы.

* * *

Поутру Ефимия, спустившись к реке за водой, первой заметила, что Глухоманка поднялась, но значения этому не придали. Обеспокоился народ лишь, когда затопило мостки, на которых бабы стирали белье.

– По-моему разумению, от землетряски где-то реку запрудило, – продребезжал сквозь завесу усов дед Тихон. – Надо бы сыскать помеху да ослобонить проток.

Наставник одобрительно кивнул и велел мужикам обследовать русло.

Шагая по затянутой липкой паутиной береговой тропе, разведчики отмечали, что уровень воды становится все выше и выше. Местами даже деревья подтопило. Но лишь подойдя к створу, через который Глухоманка убегала к Большой Реке, обнаружили причину: высоченный завал, образованный обрушившейся частью створа.

Процесс все еще продолжался: со склона то и дело сыпалась каменистая крошка и даже сорвалось несколько крупных камней, не причинивших никому вреда по чистой случайности. Один из них упав в воду, обдал мужиков зернистыми брызгами.

– Мощно закупорило! Как бы скиту на дне моря не оказаться, – промолвил Матвей, отряхиваясь от воды.

– Типун тебе на язык! Зачем так говоришь. Пошли быстрей к наставнику, – одёрнул его Демьян.

Выслушав разведчиков, встревоженный Григорий отложил лестовку:

– Эка напасть! – сокрушенно вздохнул он. – Что делать будем?

– Может, собор созвать? – предложил Матвей.

– На собор времени нет. Да и сколь ни бей языком о кремень – огня не будет. Вода того и гляди в скит зайдет! Пока не поздно, надобно дома разбирать и на верхний уступ переносить, либо еще чего измыслить, – возразил Демьян.

– А моя Дарья предлагает выйти всем миром да попробовать раскопать тот завал, – вступил в разговор Корней.

– А что, дело говорит! Какой он высоты?

– Самое малое саженей пять, а где-то все семь.

– Не шутейная работа, но, как говорят: глаза боятся, руки делают. Созывайте народ, помолимся и, не мешкая, выйдем.

Вскоре все работоспособное население скита шло к Воротам. Тщательно обследовав завал, установили, что основанием ему служит отколовшийся скальный монолит, легший точно поперек русла, не достигнув, к счастью, противоположного склона. В этом месте створ перекрывала мешанина камней и земли. Было очевидно, что копать траншею можно только тут. Солнце уже почти село, но мужики, не теряя времени, принялись за дело, а женщины, разбив становище, готовить еду.

На следующий день, как только первый солнечный луч поцеловал вершины окружавших Впадину гор, и те благодарно просияли, скитники продолжили грузить землю в корзины, выковыривать камни, переносить их на край плотины и сбрасывать вниз. Докучало комарье и слепни. Женщины быстро разложили несколько дымокуров. Волны ветра подбирали сизые клубы и разносили по завалу. Люди кашляли, глаза слезились, но терпели.

Поначалу дело шло медленно. Скучившись в беспорядочную толпу, больше мешали друг другу. Сметливая Дарья предложила выстроиться в две цепочки. Работа сразу заспорилась. Раскоп ширился и углублялся с каждым часом.

Чем ниже опускалось его дно, тем тяжелее копалось – грунт становился всё плотней. Взопревшие мужики поснимали с себя рубахи-косоворотки и штаны – остались только подштанники да тельные пояски². Пытаясь поднять обкопанную глыбу, Демьян так напрягся, что портки лопнули в самом неподходящем месте. Мужики застонали от хохота, а смущенные женщины густо покраснели и стыдливо отвернулись.

– Чего скалитесь, кони стоялые? Подсобили б лучше, – огрызнулся Демьян.

Этот конфуз махом приподнял настроение утомившимся людям. Работа пошла веселей.

За три дня удалось прокопать довольно глубокую траншею – не менее четырех саженей. Глубже не получалось: нижние камни вмяло в грунт столь плотно, что их даже не пошевелить.

Вода все это время поднималась и наутро, курчавясь мелкими воронками, хлынула в рукотворный канал. Затопление остановилось. Наставник, работавший наравне с братией, тут же на плотине, радостно целуя землю, воспел благодарения Спасу и Матери Его Пресвятой Богородице. После чего все помылись в речке и отслужили молебен с земными метаниями. Люди ликовали. Еще бы – спасли скит!

Корней обнял Дарью:

– Какая ты у меня умница!

Женщина просияла и легонько прижалась к мужу.

Уже тринадцать лет, как живут они вместе. Дарья с годами хоть и пополнела, красоты не утратила. Спина прямая, шея лебединая, подбородок держит высоко. Всех восхищала ее царственная осанка, изящный профиль, а в особенности походка. Ходила Дарья не так, как другие. Она не шла, а как бы несла себя ровно, неспешно. Со всеми была проста и приветлива, не чуралась работы, даже самой грязной и тяжелой.

* * *

Уже в следующую весну на богатом кормами мелководье, усыпанном множеством островков, устроили гнездовья множество гусей и уток. Воздух звенел от их надсадных криков до тех пор, пока птицы не сели высиживать потомство.

В середине лета, когда у гусей началась смена пера – линька, их ловили голыми руками. Тут уж не зевай – коли успеет гусь выправить перо, он не твой. Двигаясь цепью и крича во всю мочь, загоняли птиц в заранее расставленные сети. Таким способом удалось заготовить столько гусей, что мяса хватало на всю зиму.

Не сразу, по прошествии трех лет, рыбы в разлившейся Глухоманке стало ещё больше.

– Славны дела твои, Господи! – восхваляли люди Создателя за щедрость и корили себя за умственную скудость, не позволившую сразу оценить, какие достоинства таило в себе возникновение обширного мелководья.

«Верно писал блаженный Августин: «Бог никогда не попустил бы зла, не имея намерения обратить его в добро» – заключил наставник.

Через год уровень воды стал постепенно понижаться и за лето упал на полторы сажени. К счастью, это не повлияло на численность птицы и рыбы. Их развелось к тому времени столько, что хватило бы прокормить ещё пару таких скитов.

Причину нового каприза Глухоманки выяснила вездесущая ребятня, ходившая удить рыбу к Воротам. Оказывается, речка, промыв в известняке проток, ушла в подземное русло, выходя, как много позже узнали скитники, мощным ключом прямо со дна Большой Реки. Старое же русло Глухоманки ниже Ворот с десятками мощных порогов обнажилось и превратилось в сухую ленту из череды громадных валунов и каменных уступов.