Придя субботним утром на работу, София обратила внимание, что все сотрудницы тихие и чем-то расстроенные. Она спросила у лаборантки, молодой женщины, которая недавно вышла замуж, что случилось. «Разве вы не знаете? – ответила та, – сегодня ночью была облава, увезли много народу. Говорят, в Сибирь». София вспомнила, что под утро до нее доносились какие-то звуки со стороны соседнего дома, то ли гул мотора, то ли возбужденные голоса, но она давно не верила своему слуху и не придала значения этому шуму, подумала, мерещится. Рядом жила семья богатого купца, и София решила: наверно, их тоже. Но за что? Лаборантка рассказала, что ее отец оправдывает депортацию близостью войны – врагов народа следовало вывезти подальше от фронта: «Мы из-за этого здорово поругались с отцом, он коммунист и считает правильным все, что происходит. Но, в конце концов, и он признал, что нельзя просто так хватать людей и отправлять в ссылку».
В субботу и воскресенье София услышала и о других своих знакомых, арестованных в ту ночь, среди них был промышленник, чьей дочери она когда-то давала уроки математики. Дочь за это время успела выйти замуж и перебраться в Таллин, а промышленник с женой были депортированы. Какую опасность для власти, даже во время войны, могла представлять эта пожилая супружеская пара, спросила она себя? Или семья соседа-купца? Да, Софии не нравились эти заносчивые выскочки, но мало ли кто кому не нравится, это не значит, что их надо арестовывать. Взяли бы они оружие и стали бы стрелять в спину красноармейцам? В это поверить невозможно. И в чем были виноваты их дочери, одной недавно исполнилось восемнадцать, другая ходила в начальную школу?
В понедельник пришло письмо от Лидии, и, когда София, ничего не подозревая, распечатала его, у нее затряслись руки: оказалось, Эрвин тоже депортирован. Лидия просила сестру пойти на товарную станцию, может, поезд еще там и ей удастся передать брату кое-какую еду. София сразу взяла такси и помчалась туда, но поезд уже уехал.
Несчастная и раздраженная, она вернулась домой. За что арестовали Эрвина? В письме Лидия, как и отец лаборантки, объясняла депортацию близостью войны, но при чем тут Эрвин, брат уж точно не стал бы помогать Гитлеру. Обсуждать случившееся было не с кем, даже Эдуард и тот в командировке; квартирант, как и она, после смены власти получил новую работу, он измерял уровень воды в озерах и реках. Очень хотелось написать родителям, чтобы хоть с кем-то поделиться горем, но Лидия просила этого ни в коем случае не делать: «У матери нервы не в порядке, это известие может на нее плохо подействовать. Увидишь отца, скажи ему правду, но писать на Лейбаку не стоит. Может, все еще образуется, должно образоваться!»
Всю неделю она жила как во сне, и в следующую субботу, чтобы хоть немного отвлечься, приняла приглашение лаборантки поехать загород, на дачу ее родственника. Там они гуляли по сосновому лесу, дышали воздухом, насыщенным озоном, и обсуждали последние события. Спутница Софии опять стала возмущаться и ругать отца, довольно известного писателя, который, будучи коммунистом, старался, по ее мнению, умалить преступления Кремля: «Я понимаю, у него идеалы, но если реальность им не соответствует, надо изменить точку зрения». Софии события последнего года казались весьма противоречивыми: «Да, у многих богатых людей жизнь стала хуже, у них отняли заводы, магазины и дома, но зато жизнь бедных улучшилась, всем нашли работу, стало легче получать медицинскую помощь и образование». Лаборантка с этим согласилась, добавив, что гонорары писателей тоже заметно выросли.
– Но депортация все равно была свинством, – сказала она.
София кивнула, согласившись с этим.
Когда в воскресенье вечером они пошли на вокзал, чтобы вернуться в Тарту, то увидели, что на платформе скопилось много чем-то взволнованных людей. Лаборантка заметила знакомого, пошла поговорить с ним и, вернувшись, ошарашила известием:
– Представь себе, действительно началась война.
На самом деле война в Европе шла уже два года, но эта новость означала другое.
– По радио передали, что сегодня утром Гитлер напал на русских. Мой знакомый считает, что это месть за депортацию. Гитлер узнал и решил показать Сталину, что так с людьми не обращаются.
– Глупости! – возразила София.
Что Гитлер может начать войну для защиты чужого народа, казалось таким абсурдом, что она даже не стала аргументировать свое мнение. Но, немного подумав, добавила:
– Я считаю, его быстро прогонят. Если Сталин знал, что будет война, значит, он хорошо к ней подготовился. А защищаться всегда проще, чем нападать.
– Почему ты думаешь, что Сталин знал? – удивилась подруга.
Теперь уже Софию поразило отсутствие логики у собеседницы.
– Ведь твой отец сказал, что депортацию провели, чтобы накануне войны изолировать ненадежных людей.
Однако уже на следующей неделе выяснилось, что ошибалась как раз София. Каждый день приносил новости о наступлении немцев в Литве и Латвии. Потом до Тарту дошел слух, что горит Рига. Однажды, когда София по приказу исполкома клеила крест-накрест полосы бумаги на окна, к ней пришел брат Густава Кордеса, которого она немного знала.
– Я эвакуируюсь на пароходе, через Чудское озеро. Не хотите отправиться со мной?
– Как же я дом оставлю?
– Разве сейчас можно думать о доме? Война – это не шутка.
У Софии не было никакого представления о современной войне, но, немного подумав, она все же отказалась.
– Спасибо за предложение, но не могу. У меня родители в деревне, им может понадобиться помощь.
– Тогда возьмите ключи от моей квартиры. Я живу дальше от реки, там безопаснее, а в центре наверняка будет бой. Спрячьте все ценное в подвале, с собой берите только самое необходимое. Или, еще лучше, поезжайте к родителям.
Этому совету последовать было невозможно, поезда уже не ходили, но ключи она взяла.
Уже давно, заметив, что слух ухудшается, София стала тренировать его, усилием воли концентрируя в голове разные звуки и пытаясь понять их происхождение. Этим вечером, когда с улицы послышались цокот копыт и скрип телег, словно мимо проезжал табор, она все же засомневалась в себе. Мерещится, подумала она, но, подойдя к окну, убедилась, что в каком-то смысле оказалась права, только вместо табора по городу в сторону реки двигались колонны красноармейцев, некоторые верхом, а большинство действительно на самых обычных телегах.
Весь следующий день в городе царила лихорадочная суета, на грузовиках и подводах на пристань везли мешки с зерном и другие продукты – наверное, чтобы не достались немцам. После обеда в небе появился самолет со свастикой, он пролетел за реку, и вскоре со стороны Раадиского аэродрома послышались взрывы и поднялся столб дыма.
– Разбомбили склады горючего, – объяснила лаборантка, которую она случайно встретила на улице.
Работу уже отменили. Сотрудница пригласила Софию ночевать.
– Моего мужа мобилизовали, а отец поехал в Таллин и не вернулся. Я боюсь одна.
София была простужена, голова болела, и в горле першило, так что ей никуда не хотелось, но лаборантка стала настаивать, говорила, что мосты заминированы и здесь может быть опасно, и в итоге она согласилась. Сначала они пошли к Софии, положили ее одежду в большой сундук и потащили в подвал. Лаборантка двигалась очень неуклюже, потому что на ней были лыжные ботинки; София поинтересовалась, не жарко ли в них, но та прочитала где-то, что во время бомбежки нужно обувать что-нибудь покрепче, чтобы защитить ноги. София прислушалась к совету и сменила летние туфли на осенние, привезенные еще из Германии, потом собрала самые необходимые вещи, медицинские инструменты, пару мелких драгоценностей и уложила все в саквояж, чтобы взять с собой.
Когда они закончили сборы, София совсем обессилела.
– Пойдем лучше на квартиру брата Кордеса, это ближе, – предложила она.
Лаборантка жила на окраине, и София чувствовала, что туда не дойдет.
– Хорошо, – согласилась та.
Под утро они проснулись от громкого взрыва.
– О, Господи, конец света! – завопила лаборантка, вскочив с постели.
Они быстро оделись и выбежали. Перед домом валялась огромная глыба, непонятно откуда взявшаяся.
– Каменный мост взорвали, – предположила лаборантка. – Надо же, куда долетел кусок!
София вспомнила, как, возвращаясь в Эстонию, они переезжали на извозчике через реку, и отец рассказывал, что этому мосту больше ста лет, построить его приказала еще Екатерина, а две триумфальные арки посередине – в ее честь.
Они вернулись в дом и снова легли, но спать расхотелось. Вдруг в подъезде послышался шум, топот, удары в дверь, и в комнату ворвались три незнакомца с винтовками.
– А ну, документы! – потребовал один, держа Софию на прицеле.
– Мы здесь не живем, мы пришли только переночевать, потому что мой дом очень близко к реке, там же очень опасно, – объясняла София, протягивая паспорт.
– Она родственница Кордеса, – пробормотала лаборантка.
София в сердцах пнула спутницу ногой: было понятно, что эти люди точно не друзья Кордеса.
К счастью, они не расслышали последних слов.
– Где хозяин?
– Тут никого нет, дом пуст, посмотрите сами, если не верите, – сказала София.
Мужчины все обыскали, но никого не обнаружили и ушли.
– Зачем ты сказала, что я родственница? Эти люди наверняка из Самообороны, пришли арестовать Кордеса. – София была очень недовольна, но ее спутница оправдывалась, что от страха не соображала, что говорит.
Когда они днем пошли в город, то впервые увидели немецких солдат на мотоциклах и слышали выстрелы с другой стороны реки, куда отступили красноармейцы.
Вторую ночь подряд оставаться в «политически подозрительном» доме было опасно, София почувствовала себя лучше, и они пошли ночевать к лаборантке. Там выяснилось, что квартира не пустует – дверь открыл смазливый молодой человек, довольно высокого роста.
– Ой, Хельдур, это ты! – обрадовалась лаборантка.
София подумала, что это ее муж, но оказалось, что деверь, брат мужа. Он тоже получил повестку, но, в отличие от брата, скрылся в лесу, а, услышав, что немцы вошли в Тарту, вернулся.
Весь вечер со стороны центра доносились разрывы снарядов, канонада не угасала и с наступлением ночи. Хельдур где-то раздобыл бутылку ликера, они с лаборанткой выпили, но Софии не хотелось. Через некоторое время она почувствовала, что атмосфера стала какой-то странной. Когда она сходила в туалет и вернулась в комнату, ей показалось, что Хельдур и лаборантка целовались, но, увидев ее, быстро отодвинулись друг от друга. Несмотря на гул пушек, Софию стало клонить ко сну, и лаборантка постелила ей в угловой комнате, на узкой кушетке.
– А Хельдур? – спросила София.
– Будет спать в гостиной на полу.
Посреди ночи Софию разбудил дурной сон, она встала и пошла на кухню попить воды. С улицы в дом проникал слабый свет, и благодаря этому, проходя по коридору, она увидела, что в гостиной никого нет, только на столе стоит пустая бутылка. Из-за запертой двери спальни доносились стоны, такие громкие, что даже София смогла их услышать. В первую секунду она испугалась, что с подругой что-то случилось, но потом догадалась. Не будучи фарисейкой, она понимала, что люди, которые любят друг друга, не всегда могут пожениться, но что ее сотрудница делит постель с братом своего мужа, было для нее неприемлемо.
Она вернулась в свою комнату, оделась, взяла саквояж и тихо вышла из дома.
Зарево, стоящее над Эмайыги, освещало темные улицы, в воздухе пахло гарью, со стороны центра доносились взрывы. Бесцельно бредя по городу, София заметила, что напротив больницы Маарья, в аптеке, дверь подвального этажа открыта, и оттуда выглядывает какой-то мужчина.
– Не ходите туда, там опасно! – закричал он, когда София подошла поближе. – Спускайтесь к нам, здесь всем места хватит.
В аптеке собрались жители близлежащих домов, они сидели вдоль стены на полу. На лицах большинства людей, охваченных апатией, казалось, отражалась одна мысль: не зависело от нас ничего при мире, не зависит и при войне. София нашла свободное место, села и положила саквояж на колени. Она устала, очень хотелось спать, но грохот пушек был таким страшным, что уснуть не удавалось.
Утром бой прекратился, стало тихо. Выйдя из подвала, София почувствовала, что сил идти нет. Оглядевшись, она заметила в саду аптеки беседку, легла там на пол и заснула. Она не знала, сколько прошло времени, когда кто-то разбудил ее, тряся за плечо. Это был тот самый человек, который ночью предложил укрыться в аптеке.
– Вы что, с ума сошли! Идите в подвал, в любой момент сюда может попасть снаряд.
Оказалось, что на крыше стоящей рядом водонапорной башни немцы установили орудия, и стрельба идет через голову Софии. Весь день она ютилась в подвале, но когда вечером наконец-то настала тишина, решила поменять дислокацию. Она вспомнила, что недалеко отсюда живет старый знакомый отца Август Септембер, которому Герман когда-то проектировал дом; они еще всей семьей ходили к нему на новоселье, а потом на свадьбу, когда Август, закоренелый холостяк, вдруг женился на девушке, много его моложе, своей секретарше.
О проекте
О подписке