Критика

Конечно, и в Древнем мире находились те, кто критиковал этот зверский обычай. Усердствовали в этом авторы-иудеи. Оставление детей на произвол судьбы в корне противоречило Закону Моисееву, гласившему, что человек создан по образу и подобию Божию.

Религиозный мыслитель Филон Александрийский (ок. 25 г. до н. э. – ок. 50 г. н. э.) с негодованием писал о детоубийстве: «Некоторые совершают это собственными руками; с чудовищной жестокостью и варварством они душат новорожденное дитя, едва успевшее сделать первый в жизни глоток воздуха, бросают в реку или в море, привязав что-нибудь тяжелое, чтобы дитя как можно быстрее погрузилось в пучину. Другие оставляют их в каком-нибудь пустынном месте, надеясь, как говорят сами, что кто-нибудь спасет ребенка, на самом же деле обеспечивая ему ужаснейшую участь. Ибо все звери, питающиеся человеческим мясом, собираются и беспрепятственно пируют над телом ребенка – прекрасный званый обед, устроенный зверям единственными опекунами ребенка, которые призваны беречь его и охранять, его отцом и матерью. Хищные птицы тоже слетаются и жадно расклевывают остатки…»

«Взрастить много детей – достойно и полезно», – говорил философ-стоик Музоний Руф, живший в I веке н. э. Он писал, что бедняк выбрасывает детей по несущественным причинам, ибо даже птицы способны питать своих чад, но особенно возмущался, когда так поступали люди обеспеченные: «… что кажется мне самым ужасным, это то, что те, которые даже не могут найти извинения в бедности, а, напротив, люди зажиточные и даже богатые, тем не менее решаются не воспитывать более поздних детей, чтобы рожденные раньше могли наследовать большее богатство… Итак, для того, чтобы их дети имели большую долю в богатстве отцов, они убивают их братьев».

Осуждал родителей-кукушек стоик Гиерокл, живший во II веке н. э. и известный современникам как «серьезный и праведный человек». Его сочинения дошли до нас лишь фрагментарно, в основном в цитатах.

Византийский автор Иоанн Стобей приводил такие слова Гиерокла: «Большинство людей отказываются воспитывать некоторых из своих детей по малому уму своему, любви к богатству и оттого, что считают бедность величайшим злом». Тут надо учитывать особенности философии стоиков, считавших бедность скорее благом для души.

Христиане тоже категорически отвергали и порицали практику оставления детей. Согласно их верованиям, господином человеческой жизни является только Бог, но не сам человек и не его родитель. В этом заключалось кардинальное отличие от древних представлений о детях как о собственности родителей и в первую очередь – главы семейства.

Афинагор Афинский, живший во II веке н. э., приравнивал оставление на произвол судьбы к прямому детоубийству.

Христианский апологет Луций Цецилий Фирмиан Лактанций (ок. 250 – ок. 325 г.) с возмущением обличал римлян: «…повсюду сеете детей своих, и рожденных дома часто бросаете, рассчитывая на чужое сострадание». Он негодовал: «…пусть никто не считает, что позволено душить только что родившихся детей, ибо это великое нечестие, ведь Бог дает душу для жизни, а не для смерти», и продолжал: «Неужели могут считаться невинными те, кто плод свой бросают собакам, не понимая, что оказываются столь же жестокими, как если бы их задушили? Станет ли кто-нибудь сомневаться, что нечестив тот, кто дает место чуждому милосердию, кто, пусть даже желая, чтобы ребенок был накормлен, продает его в рабство или в дом разврата?». Лактанций в отличие от Сенеки воспринимал новорожденного не как бессмысленный кусок плоти, но как полноценного человека, находящегося под защитой Создателя.

Другой христианин, Тертуллиан, хотя и делал различие «между человекоубийством и убиением собственных детей», все же осуждал последнее. Он писал, что «подкидывать младенцев столь же нечестиво, как и убивать их», а язычники желают избавиться от детей, как от бремени: «…сколько таких, которые пожелают дозволить мне толкнуться к совести их с вопросом, кто умерщвляет собственных детей. Действительно, есть различие и в способе умерщвления. Во всяком случае более жестоко лишать дыхания водою, выбрасывать на холод, голод и собакам, ибо умереть от ножа пожелал бы и взрослый».

Христианские писатели, такие как Минуций Феликс, Климент Александрийский, Ориген, Мефодий Патарский, авторы «Послания к Диогнету», «Апокалипсиса Петра», «Апокалипсиса Павла», также категорически осуждали оставление детей. Интересны и своеобразны аргументы, которые они приводили. Критики руководствовались не жалостью, а тем, что дитя будет обращено в рабство, продано в бордель, и его родитель, посещая оный, может совершить тяжкий грех – инцест.

Христианский мученик Иустин Философ^[16], писавший в середине II в. н. э., считал, что не единицы, а большинство оставленных детей выживали и становились рабами-проститутками. Посещение лупанариев – то есть публичных домов – было для римлянина обычным делом, а значит в таком месте он мог совокупиться с собственной дочерью. Или сыном… Инцест был страшен и отвратителен не только для христиан, но и для язычников.

«Мы, чтобы никого не беспокоить и самим не грешить, держимся таких мыслей, что подкидывать новорож-денных младенцев есть дело худых людей; во-первых, потому, что почти все такие – мы видим – не только девочки, но и мальчики употребляются на любодейство, (…) кто-нибудь из пользующихся ими, сверх безбожного, нечестивого и бесстыдного смешения, совокупляется, если случится, с своим сыном, или родственником или братом», – писал Иустин Философ^[17].

По мере того как христианство завоевывало все новые и новые позиции, менялось и законодательство. Уже в начале II века н. э. возникло понятие злоупотребления отцом своей властью над детьми и стали возможны жалобы детей магистратам. В случае, если жалобы подтверждались, закон мог принудить тирана освободить сына от отеческой власти.

Рядом указов императора Константина Великого, в начале IV века сделавшего христианство государственной религией, у глав семей было отнято право лишать жизни членов семьи, а детоубийство стало приравниваться к убийству. За убийство домочадца теперь назначается смертная казнь. Но именно за убийство, а не за оставление младенца на навозной куче! Выбросивший дитя всего лишь лишался власти над ним – не более.

К концу века власть главы семьи ограничивалась лишь воспитательными мерами, а применение особенно жестоких наказаний тоже попало под запрет. Кодекс Юстиниана говорил об абсолютной власти главы семейства как об отжившем древнем порядке.

А вот с обычаем оставления детей бороться было сложнее: ведь он являлся не прямым убийством, а скорее отказом от воспитания и вскармливания. При этом младенца никто не умерщвлял намеренно, он погибал вследствие естественного хода событий. Ведь и сейчас юристы различают прямое убийство и «оставление в опасности».

Борясь с этим уродливым с точки зрения христианина явлением, Константин Великий (IV век н. э.) принял закон о том, чтобы считать всех найденышей рабами, даже если они были рождены свободными. Это должно было остановить родителей, оставляющих детей на произвол судьбы, так как статус раба был ужасной перспективой для свободнорожденного человека. Очевидно, закон этот не принес желаемого эффекта, и спустя около сорока лет после смерти Константина, 5 марта 374 года, императоры Валентиниан и Валент издали эдикт: «Пусть каждый питает свое потомство. Если кто оставит его на произвол судьбы, будет наказан». Употребленные в эдикте выражения указывают на то, что и ранее родители уже бывали наказаны за оставление детей.