Боря называл Пекку на русский лад Пекой, т. е. без этого длинного «кккка», а Пекка его звал, на датско-норвежско-шведско-финский лад Бо. «Как тебя зовут»? – спросил Пекка при первой встрече. «Борис», – ответил Боря, мягко ударяя на первый слог и сглатывая второй… за счет мягкого гортанного «ррррр». Так он и стал для Пекки Бо, что означало «для жизни, что бы жить». Ни Пекка, ни Борух ничего о таком значении не знали. А вот про самого Пеку Бо ему рассказал, что Пека – это по-русски Пётр, что происходит от греческого Петрос, что значит «каменная глыба». А про милицию и полицию у него получилось так: милиция – это от латинского milis что значит – тысяча, а polis – город, и так получается, что тысяча с оружием в руках – это вооружённый народ, а вооружённый город – это государство, потому как в Римской империи города были государствами… А законы у нас и всё остальное от римского права, ещё от первого Рима, потом был второй Рим – Визант и Византия, а теперь скоро будет третий Рим. Боря учился… не так давно…

Пекка приходит в дом, приносит молоко, творог, сметану, сметана была особо хороша, потом он заглядывает к дочери, молча кивает, осматривая как бы невзначай комнатку, потом идёт к сестре жены и спрашивает про работу на сегодня, потом идёт к Хозяину обсудить детали. Бо подробно рассказывает, что надо, Пекка внимательно выслушивает, и идёт исполнять задание.… Чаще всего это уборка улицы возле дома. Весной и летом два-три раза в неделю Пекка собирался на рыбалку. Он оборудовал в нескольких местах на озерах небольшие домики, в которых была печь, лежанка, от берега шли мостки, здесь можно было причалить в любую погоду. Возле домика очаг, стол и сиденья под навесом. Домиками этими мог воспользоваться любой желающий без какого-либо особого разрешения, однако каждый рыбак предварительно узнавал – не собирается ли туда Пекка.

Домики Пекка соорудил летом – осенью 1915 года, они провели здесь много времени…

Пламенный «революционер» Борух-Борис-Бо полюбил рыбалку, ему нравилось рассказывать этому уже не молодому, но и не старому финну о «свободе, равенстве и братстве», ему очень нравилась его дочь, у него были проблемы с товарищами по партии и он не очень торопился возвращаться в Питер… Борух-Борис-Бо начинает говорить, Пекка внимательно слушает, если тема интересует, он продолжает слушать, если нет, просто делает то, что делал, перед тем, как Борух-Борис-Бо начинал о чём-нибудь говорить.

– Счастье ‒ это единственное, что нужно человеку, но как быть счастливым в этом мире, если он так несправедлив? Почему одни живут в полном достатке, одеты, обуты, у них каждый день еда на столе, а другие, те, кто всё это производит, ничего этого не имеют? Почему?

Пекка молчит.

– Почему кто-то рождается на этой земле богатым, а кто-то бедным? Разве тот, кто беден не такой же человек? Разве у него меньше прав на жизнь?

Пекка молчит.

– Разве, например, русский или немец, или швед появляются на свет каким-то другим путём, кроме того, каким появляется, например, финн, карел или еврей?

«Я тебе спою», – говорит Пекка.

 
Miks leivo lenntä Suomehen
sa varhain kevähällä,
et viihdy lintu riemuinen,
sä maalla lämpimällä?
 
 
Miks äänes koreasti soi
vain Suomen taivaan alla,
ja vaikka puut ne vihannoi,
sä lennät korkealla?
 
 
«Sen tähden Suomen kiiruhdan
ja lennän korkealla,
kun tahdot nähdä kauneimman
mä rannan taivaan alla.»
 
 
«Ja senpä vuoksi laulan ma,
kun kannel täällä soipi;
ei missään niin voi riemuita,
kuin Suomessa vain voipi.»
 

 
Весёлый жаворонок мой,
мир ярок и огромен,
зачем же раннею весной
сюда летишь, в Суоми?
 
 
И песни звонкие слышны
под финским небом бледным,
и хоть деревья зелены,
стремишься в высь победно?
 
 
«Ты сам поймёшь причину ту:
я здесь так долго не был.
Так чудно видеть красоту
под самым краем неба».
 
 
«Ты кантеле настроил петь
о жизни в милом доме!
Мне радостно летать и петь
в моей родной Суоми!»
 

– Что это, – спросил Борис.

– Песня, – ответил Пекка, – и помолчав добавил, – финская.

– О чем она?

– Ну… как хорошо жить… в Суоми.

Пекка длинной палкой пошевелил дрова в костре, затем встал и ушёл к лодке…

К весне следующего года оба рыбака оказались на фронтах борьбы за свободу и равенство Финляндии. Борух-Борис-Бо стал комиссаром, а Пекка зимой подался с частями «красных финнов» делать революцию в угнетённой Финляндии. Но шведско-русский финн Карл Густав эмиль фон Маннергейм смешал все их и его планы и Пекка оказался в маленьком городке, почти посёлке, под названием Ухта, который на несколько лет стал центром борьбы «за исконно финские земли» карелов и финнов… Теперь это Калевала, всё так же небольшой посёлок-городок, центр национального района, а тогда…

Красные финны пошли убивать финнов белых…

Пришли белые финны – убили красных финнов…

Русские пришли – убили белых финнов и всех, «которые против революции»…

Финны пришли – убили русских, которые за революцию… просто русских… и заодно карелов, которые «красным помогали»…

Русские вернулись – убили всех белых финнов, которые не успели убежать от них… заодно русских «недобитых буржуев и их приспешников», а также много карелов – «говорят как финны и к революции недоверчиво отнеслись»…

«…баба страшная, вся в струпьях, из носа слизь, глаза тёмные, рот гнилой… И все вокруг неё ходят на неё не смотрят, но слушают что она говорит и делают – прут железный в глаз… ногу, руку оторвать, живот вскрыть, яйца мужику отрезать, грудь женщине проткнуть…, и лицо детское… И рубили лесорубы, и зарывали живых землекопы, и втыкали вилы хлеборобы… много народу всякого вокруг лежало и птицы глаза клевали, и лисы носы грызли, а она везде поспевает… никто её не видит и ещё больше звереют, она молчит уже, и только кровью, как яблоко соком на солнце, наливается…

И было всё это «гражданской войной», и увела она с собой мёртвыми почти миллион братьев и сестёр, в живых оставив кого калеками, кого разлучёнными, но много, много больше душ изувечила, да так, что уже никогда не быть им чистыми… до десятого колена…»

«Вот, это моя Калевала… – тихо сказала Лотта и продолжила уже еле слышно, – папу арестовали сначала белые за то, что был красным, потом пришли красные, освободили, но потом арестовали за то, что был у белых, но потом папу отпустили… Борис хлопотал. В общем женился он тогда на мне, а Хелми в 22-м году ушла в Финляндию во время «жирного» восстания. Тот, кто кричал о восстании, стоял на бочке с жиром… всего четыре дня «восставали», наверное сами красные и сделали это восстание – потом всех восстававших поубивали да по тюрьмам… уже и восставать было некому.

Папу снова арестовали в 34-ом, Боря опять хлопотал…, но теперь и его забрали… Во время «войны продолжения» мы с мамой и дочерью остались, честно говоря, – шепчет Лотта прямо в самое ухо, – думали, что советам крышка… что будет здесь Суоми, то есть Финляндия. Город по-фински назвали Äänislinna, «Онежская крепость», мы-то называем Petroskoi, это по-карельски. Хелми вернулась из Финляндии с войсками, она была старшей в местной женской организации, меня тоже приняли, была и форма и значок маленький красивый с белой надписью «lotta-svard» на синей свастике, по-нашему «хакаристи»… Нашли этот значок… За него и отсидела почти десять лет… в лагерях. Мы должны были уйти вместе с нашими, но я заболела, лежала в беспамятстве… А свастика… свастика у нас ещё в гражданскую войну появилась, немцы уже потом стали её носить… Хелми опять ушла в Финляндию, вот хочу повидаться с ней. Страшно, конечно, но Хелми – всё, что есть родного в жизни – папа в лагере погиб, ещё до войны, дочь после войны и лагерей найти не могу, мы ей фамилию при переезде из Ухты сменили, наверное где-то по детским домам затерялась… Борю расстреляли когда и папу забрали, мама тоже умерла, а я вот здесь… Хелми остановится в «Астории». это специально для иностранцев гостиница…

«Не знаю,

может быть опять арестуют

Бескрайняя страна…

как мало места

для нас…»

Они доехали до Ленинграда, вышли на перрон, попрощались… так и не узнали, что родственники, хотя и дальние.

Когда Борю Фурманова сослали в Петрозаводск, квартиру ему нашла Ванда через свою маму, которая была сестрой мамы Лотты, которая в свою очередь была двоюродной сестрой Нади, приехавшей обживать дом на побережье Финского залива Балтийского моря.

Елизавета Карповна вроде как бы заснула… Она смотрит – дышит бабуля? Едва заметное движение… в ответ и бабушка открывает глаза.

– В чём дело? – спрашивает она.

– Ты заснула!

– Нет, – говорит Елизавета Карповна, – маму вспомнила. Очень мне её не хватает… всю жизнь. Бестужевка! Многих из них знала, расспрашивала о ней. Но давно. Всё уже поумерали. Последняя моя собеседница… все они уже ста-а-арые были, как я теперь…

– Это про кого?

– Звали её… звали… Вера… Вера Акинфиевна… как замечательно говорили с той старушкой…

С.-Петербургского Философского общества.

В 1903 г. совместно с З. К. Столица она открыла в С.-Петербурге «Философские курсы», расположенные на ул. Глинки, в доме № 6. По их замыслу Курсы должны были способствовать «построению общего философского и педагогического мировоззрения». Достичь этого предполагалось посредством лекций и семинарских занятий, которые начинались в 7 вечера.

Вера Акинфиевна читала курс «Введение в философию»: Предмет философии.

Требования, предъявляемые к науке вообще.

Отвечает ли этим требованиям философия?

Философия как наука.

Отличие философии от других наук и её к ним отношение.

Действующие и конечные причины (созерцание, объяснение, описание, оценка). Необходимость анализа сознания для выяснения сущности философии.

Философия – мировоззрение и философия – наука наук.

Обширность и трудность задачи, но возможность её выполнения.

Значение изучения философии: теоретическое и практическое.

Особая необходимость изучения философии при существующей дезинтеграции. Задачи самообразования и задачи философии.

Их совпадение.

Разбор нападок на ненужность изучения философии.

Гипотезы и их значение.

Статика и динамика философских проблем.

Появление новых задач при условии вечно развивающейся человеческой мысли. Отношение к философии в прошлом и настоящем.

Необходимость исторического и систематического изучения философии.

Задача курса «Введение в философию».

Части философии.

Их отношение друг к другу.

Философия и метафизика.

Философия и религия, их взаимоотношения.

Психология, логика и практическая необходимость религиозного творчества. Доказательство наличности этого творчества историей философии.

Современный прагматизм.

Особый характер философии Вл. Соловьёва.

Религиозно-философские течения.

Философско-религиозный характер русской литературы

и публицистики.

Философия и педагогика.

Особое значение философии для настоящей и будущей «реформирующей жизнь новой педагогики».

Взаимоотношение общей и экспериментальной психологии.

Метафизика и опытная психология.

Прагматизм и психологизм (волюнтаризм, интеллектуализм, сенсуализм) прошлого и нового времени.

Проблема духа и материи, как задача философии.

Особое значение идеалистического мировоззрения.

Разбор аргументов противников идеализма.

Значение проблемы духа и материи для психологии.

Главнейшие философские течения сквозь призму исторического освещения: древнегреческая философия (Фалес, софисты, Сократ, Платон, Аристотель); эллино-римский период; средневековая философия; философия Нового времени – эмпиризм (Бэкон, Локк, Беркли, Юм), рационализм (Декарт, Спиноза, Мальбранш, Лейбниц, Вольф); новейшая философия (Кант); философия XIX в.

(Фихте, Шеллинг, Гегель, Ницше).

Сравнительная оценка западно-европейской и русской философии.

Особый характер русской философии.

Прошлое, настоящее и возможное будущее философии.

Задачи русской философии…».

«Боже, боже, боже»,

– прошептала старушка закрыв глаза.