Цитаты из книг автора «Joel F. Harrington»

мечом еще со времен Древнего Рима было привилегией граждан и аристократов, повсеместно предпочтительной формой казни — более «почетной» и более быстрой.

прибытии на эшафот Франц заставил ослабленного и окровавленного Ренкхарта раздеться до исподнего и лечь, сам же стал прикреплять свою жертву и методично просовывать деревянные планки под каждый сустав, чтобы легче было ломать кости. Количество ударов тяжелым тележным колесом или особым кованым прутом также четко определял суд, как и то, в какой

Пока процессия неспешно двигалась к месту казни, молодой Шмидт раскаленными щипцами «кусал» приговоренного строго определенное предписанием суда число раз, отрывая кусочки плоти от рук или туловища осужденного. Автор дневника почти никогда не комментирует этот элемент казни, но ясно, что число «укусов» не превышало четырех, иначе оно могло стать, как считалось, фатальным

По сути, этот метод казни, обычно предназначавшийся для известных разбойников и прочих душегубов, представлял собой публичную пытку, так же как и более омерзительные, но и гораздо реже встречающиеся случаи потрошения и четвертования.

Три раза в течение первого года работы Франц проводил «казнь с помощью колеса

основном это были казни воров , которые Шмидт описывает в кратких и бесстрастных выражениях. Повешение представляло собой относительно простой, хотя и ужасающий процесс: палач поднимался вместе с «бедным грешником» по лестнице, а затем просто сталкивал с нее свою жертву. В некоторых юрисдикциях использовали стремянки или стулья, но платформа с люком не фигурировала нигде в Европе вплоть до конца XVIII века. Таким образом, никакого резкого падения, ломающего шею, не происходило, а, скорее, имело место продолжительное удушение, которое могло быть ускорено палачом или его помощником. Бьющуюся в конвульсиях жертву тянули за ноги, обычно надев специальные перчатки из собачьей кожи. Когда отчаянная борьба за жизнь оканчивалась, Франц убирал лестницу и оставлял труп висеть, покуда тот не разлагался и не падал в заполненную костями яму под виселицей.

Из жалости я должен быть жесток; плох первый шаг, но худший недалек. [1

В общении с людьми ум человеческий достигает изумительной ясности. 1

Полвека спустя горькая обида все еще наполняла воспоминания бывшего палача, когда он описывал « . Но при этом в его повествовании присутствует и чувство некоей удовлетворенности тем, что он провел свою жизнь, занимаясь восстановлением «мира, спокойствия и единства» на земле. В возрасте 19 лет, все еще под впечатлением от своей первой казни, будущий Майстер Франц только начал испытывать это смешанное чувство отвращения и гордости, вызываемое предопределенной ему профессией. Двойственное чувство будет продвигать его вверх по карьерной лестнице в течение всех последующих за этим знаменательным днем лет, но и оно же зародит в молодом палаче внутренний конфликт, сделав недостижимым то подлинное личное и профессиональное удовлетворение, которого он искал.

Когда тело приговоренного безжизненно повисло в петле, Майстер Генрих — или, возможно, другой мастер — взошел на помост. С ритуальной торжественностью он «по древнему обычаю» нанес мертвецу три пощечины, а затем громко объявил всем собравшимся, что молодой человек «казнил искусно, без ошибок» и отныне должен быть признан мастером.