Цитаты из книг автора «Joel F. Harrington»

Отец двух девочек-подростков, Франц Шмидт по понятным причинам проявил чувствительность к ужасающим действиям двух безжалостных насильников. Ганс Шустер, подмастерье-цирюльник …во время Страстной недели встретил замужнюю женщину из Рюкерсдорфа перед деревней и также стал домогаться, пытаясь навязать ей себя. Когда [она] сопротивлялась, [он] нанес два удара по ее голове своим топориком, бросил ее на землю [и], когда она кричала, он зажимал ей рот и набивал его большим количеством земли или песка, пока кто-то не пришел ей на помощь; в противном случае он добился бы от нее своего (то есть изнасиловал)».Пятнадцатилетний Ганс Вадль, арестованный в тот же день, был не менее беспощаден, приставая к четырем девочкам в небольшом лесу позади Остенфооса, которые собирали дрова, напав на самую старшую, которой было 11 лет… бросив ее на землю, попытался подчинить ее своей воле. Когда девочка закричала и сказала, что она слишком юна, он ответил: «Клянусь, у тебя хорошая крепкая киска

По мере того как записи в дневнике Майстера Франца становятся объемнее и сложнее, обнаруживаются два стандарта, по которым он оценивает тяжесть преступления: во-первых, степень, в которой было обмануто личное или социальное доверие, и, во-вторых, уровень злонамеренности, выказанный преступником.

Казалось бы, случайные события становятся связными историями, вызывающими и сострадание, и решимость противостоять злу. Его злодеи — чаще всего кровожадные грабители и убийцы родных — похожи на героев бульварной литературы того времени. Однако, в отличие от авторов дешевых листков и проповедей для простонародья, Франц не морализирует и не делает обобщенных выводов в отношении мотивов. Для Майстера Франца грех и преступление остаются следствиями характера и личного выбора, а не влияния космических внешних сил. Его прямые взаимоотношения с виновниками преступлений и их жертвами, несомненно, усиливают это предпочтение конкретному, а не абстрактному. Они также делают его чувствительным к индивидуальной природе греха и искупления. В полном согласии с лютеранским учением о спасении верой зрелый Франц парадоксальным образом становится одновременно более осуждающим и более прощающим тех бедных грешников, что предстают перед ним. Сможет ли эта вера в милосердного, по большому счету, Бога, бывшая утешением стольких обращенных преступников, которых он казнил, дать самому палачу поддержку на его пути, отмеченном личными страданиями и одинокими поисками?

особенно хороший обзор у: Joy Wiltenburg, (Charlottesville: University of Virginia Press, 2012).

мере того как усиливаются попытки найти порядок и смысл в этом видимом хаосе мира, Франц все больше опирается на литературные приемы, распространенные в популярной криминальной литературе того времени, которую он, несомненно, хорошо знал .

Всего три недели спустя умерла 55-летняя Мария, жена Франца на протяжении 20 лет, вероятно из-за той же эпидемии, которая унесла ее сына и еще более 2500 жителей округи. На этот раз «несколько соседей [Шмидта] добровольно, из лучших побуждений» помогли отнести гроб на кладбище, невзирая на то бесчестие, которое могла принести им эта последняя дань уважения. Возможно, такая чуткость, такие давно искомые Францем признаки общественного признания слегка смягчали силу ударов судьбы, сыпавшихся один за другим. 12 марта 1600 года у свежих могил жены и юного сына стоял 46-летний вдовец, оставшийся с четырьмя детьми в возрасте от трех до 13 лет 4

Пять дней спустя можно было увидеть похоронную процессию сраженной горем семьи Шмидтов, которая двигалась в сторону семейного участка на кладбище Св. Роха. Гроб Йорга несли его одноклассники из латинской школы Св.

, едва успев начаться, новый век обернулся для Франца еще большей трагедией. 15 февраля 1600 года, во время самой холодной зимы в Нюрнберге, очередная вспышка чумы унесла 16-летнего Йорга, старшего из выживших сыновей Франца.

ради будущего, чем настоящего, чтобы его дети могли . Семь лет спустя 45-летний Франц Шмидт вступил в новый век в качестве полноправного гражданина одного из величайших городов империи, обеспеченный на всю жизнь выгодной работой и бесплатным жильем для себя, своей жены и их пятерых детей в возрасте от четырех до 15 лет. Это было выдающееся достижение для сына палача, но в глазах Майстера Франца оно все еще было недостаточным по сравнению с конечной целью.

Высшей точкой социальных достижений Шмидта первых двух десятилетий в Нюрнберге стал день 14 июля 1593 года, почти ровно 40 лет спустя после того, как маркграф Альбрехт навлек позор на его семью. Гражданство в имперском городе было желанной привилегией, требующей как владения значительной собственностью, так и безупречной репутации. Таким образом, оно было недоступно для большинства жителей Нюрнберга XVI века, включая, конечно, всех людей, официально скомпрометированных. Вскоре после того, как минуло 15 лет с момента занятия Францем должности городского палача, он смело ходатайствовал перед городским советом о присвоении ему нового статуса. Опешившие советники воскликнули, что ни один палач никогда не имел гражданства в Нюрнберге, на что Майстер Франц возразил, что он ищет правовой статус