Цитаты из книг автора «Joel F. Harrington»

Самым ценным ресурсом для грамотного палача были, вероятно, многочисленные медицинские брошюры и другие справочные пособия, которые с начала XVI века наводнили рынок печатной продукции . Основанный на обширном опыте автора в качестве военного врача, 224-страничный сборник фактически являлся учебником медицины, который от обсуждения влияния на здоровье четырех телесных жидкостей, элементов и планет переходил к пошаговым руководствам по выявлению симптомов и методам лечения. Хотя Герсдорф больше фокусировался на наружных ранениях, но не забыл описать и основы анатомии человека, а также приложить несколько иллюстраций с подробными пометками. Подобно Вейеру и другим популярным авторам, он приводит изображения трав, а также схемы изготовления скальпеля, сверла для черепа, шин для сломанных конечностей, зажимов и даже перегонного куба. Кроме того, в «Руководство» был включен обширный глоссарий латинских медицинских терминов и их немецких переводов, а также полный алфавитный указатель симптомов, частей тела и методов лечения

Но зачем эти изверги вообще отрубали руки младенцам? Подобное зверство не было беспричинным. Во время допроса Кнау под надзором Майстера Франца, в ходе которого неоднократно применялась дыба, разбойник утверждал, что правая рука новорожденного мужчины, как это всем известно, приносит удачу и даже делает невидимым, что является весьма полезным приобретением для профессионального вора. По его словам, Хернляйн рассказывал, как во время своих путешествий многократно отрезал руки детям и успешно использовал их «маленькие пальчики» во время взломов как подсвечники, «чтобы никто не проснулся». (В Англии эта уловка была известна как «рука славы») . В своем собственном, сделанном под пытками, признании, Хернляйн подтвердил этот рассказ, уточнив, что руки должны оставаться закопанными в течение восьми дней, желательно в хлеву, после чего их можно откапывать и забирать. Он признался, что инструктировал Кнау на этот счет и даже дал ему одну руку в личное пользование, но сам имел весьма скромный опыт в каких-либо «магических искусствах». Однако под дальнейшим давлением Хернляйн признался, что одна старуха научила его приносить на три воскресные мессы подряд небольшой мешочек, полный свинца и пороха, и таким образом получать магическую силу. Он также признался, что «средь бела дня» в соседнем городе украл кусок от виселицы и носил его вместе с другими амулетами в качестве защиты от выстрела.

Для Франца это был показатель глубокой порочности, и он с нескрываемым удовлетворением вспоминает два укуса раскаленными щипцами, которые нанес каждому из разбойников в область рук и ног, прежде чем казнить их мучительным «колесованием снизу вверх»

Искреннее сочувствие Шмидта к маленькой девочке из прошлого всегда будет для него менее весомым, чем неоспоримая вина женщины, стоящей перед ним.

По словам опытного палача, воровство всегда было выбором, но для многих — если использовать устаревший термин — непреодолимым влечением.

Ответ на оба вопроса заключается в том, что воровство, по-видимому, стало неисправимым пристрастием таких преступников, а чаша терпения начальства Шмидта просто переполнилась. Решающим стало не то, что украл вор, а как часто он это делал. Практически все осужденные на смерть были рецидивистами; многих уже арестовывали, заключали в тюрьму или высылали по несколько раз. Иными словами, большинство воров, повешенных Майстером Францем, представлялись ему не просто укравшими один-два раза, а профессионалами, для которых воровство было «делом привычки

обладающими злой волей. Такое отношение отличалось от более бесстрастного подхода юристов и священнослужителей ко всем преступлениям. Несмотря на исключительное сопереживание палача жертвам преступлений, его основной эмоциональной реакцией по поводу тех 172 воров, которых он повесил за всю свою карьеру, был скорее не гнев, а усталое смирение. Собственный эгоистичный выбор, сделанный преступниками, привел их к такому результату, и Шмидт ни разу не оправдывал обстоятельства их воровства. Человек, которому по рождению было предназначено столь презренное ремесло, ожидаемо мало симпатизировал историям о тяжелой доле, которые он то и дело слышал в камере для допросов. Тем не менее его повествования о повешении мелких воров-рецидивистов окрашивают не торжество или чувство вины, а недоумение и печаль. «Как общество может повесить человека за кражу меда?» — спрашиваем мы. «Зачем человек постоянно рискует быть повешенным, воруя мед?» — удивляется Франц.

Воры и другие мелкие преступники бесспорно заслуживали наказания в моральном универсуме Майстера Франца, но их преступления, подобно проституции с сутенерством, как правило, представляли собой сознательный выбор образа жизни людьми скорее слабыми

Однако подавляющим большинством наказанных Майстером Францем преступников руководил не злой умысел и даже не порочные страсти. По опыту он знал, что в основном эти люди, главным образом воры, даже не были одержимы алчностью как предполагаемым стимулом к воровству. В отличие от агрессивных разбойников или людей, единожды совершивших преступление, не склонные к насилию воры на самом деле имели тенденцию демонстрировать явную эмоциональную отрешенность по отношению к своим деяниям. И точно так же, отстраненно, Франц описывает их в своем дневнике, стараясь приводить лишь цифры финансовых потерь.

тревогой сообщает о милосердии, проявленном к богохульнику: его просто « .