Читать бесплатно книгу «Книга Белого» Изваса Фрай полностью онлайн — MyBook
cover













Все имущество убитых стало собственностью государства – точнее – ЕВ. Эти деньги сделали возможным существование информационного фонда, оплатившего все затраты на строительство железных дорог и обложение всех городов страны брусчаткой. Не было семьи, чьи дети тем или иным образом не были причастны к этому грандиозному строительству, соединившему королевство со всем остальным миром.

Прошло два года и первые поезда по новенькой дороги дважды в день отправлялись в Париж, Рим, Берлин, а через день, шел поезд в далёкий Санкт-Петербург – многие раньше даже не подозревали о его существовании.

Мы были первым государством, жители которого не закрывали на ночь двери, а держали их открытыми, чтобы приятный ночной ветерок наполнял жилища. Мы были одними из первых, кто выдвинул идею бесплатной медицины и гражданского транспорта по чисто символической цене.

Я мог уронить золотой перстень с брильянтом на Площади Рынок и поднять его через неделю на том же самом месте.

Утопия? Для нас – это давно стало реальностью. Памятник ЕВ стоял на том же самом месте, где раньше был дом, пожар в котором стал предвестником бури. Могу заметить, что давно уже, как количество приговорённых к смерти не превышает одного бедолаги в месяц.

Сложно было вообразить количество жертв кровавого режима Артура; однако невозможно было поверить в те дни, что результатом окажется самый быстрый экономический рост в истории.

Самые крупные выставки мирового искусства проходили именно в столице нашей страны. Наша богема могла сравниться с парижской; а районы близ старого вокзала – с Монмартром. Самым значительным достижением был ремонт канализаций и появление службы «уличный уборщиков», работа которых заключалась в мойке улиц города по ночам. Горожан мог весь день прослоняться по самым многолюдным кварталам города, в после – прийти домой и лечь спать, не снимая обуви и не запачкав при этом кровати.

Спустя некоторое время, мнения наших экспертов – считалось решающим и заведомо правильным. Нашей валютой могли расплачиваться на Новой Гвинее – её стабильность была гарантирована. В экономическом плане – лишь самые крупные страны могли состязаться с нами.

За всё это время, я почти никогда не видел Артура спящим; а находился я с ним днём и ночью, всю это время проводя в тяжёлой моральной работе, не имея права на выходной. Кто занят убийством невинных – обречён заниматься этим всю жизнь. Куда бы он ни уехал, его призвание всегда будет следовать за ним. Полдня он проводил в библиотеке за чтением старинных книг. Полдня он просиживал одиночестве в своём кабинете, покидая его лишь с той целью, чтобы поручить мне отправить то или иное письмо, написанное его собственным шрифтом, в тайну которого посвящены немногие.

Много раз его пытались убить. Отравляли пищу, организовывали нападения и засады, стреляли в короля прямо на улицах – всё было напрасно. Он как-будто наперёд знал всё, что планируют его многочисленные враги. И каждый раз – выходил победителем, пока с последнего не смерившегося с жестокостью своего монархе – не была снята кожа.

Нередко, однако, он позволял себе роскошь гулять в патио, построенным специально для прогулок ЕВ. И всегда на подобный отдых от грязных дел он звал меня. Мы час другой ходили по тёмным аллеям в тени экзотических растений: рододендрона, самшита и сирени; говорили о пустяках и представляли себя простыми жителями, свободными от тех непосильных трудностей совести, с которыми нам приходилось сталкиваться ежедневно.

Многие говорят – ко всему привыкаешь. Я с точностью могу ответить – есть вещи, к которым не привыкнешь и не смиришься никогда – как никогда не будешь в силах что-либо изменить. И я не обманывал себя – я действительно не мог ничем помочь тем беднягам, бумаги о казни которых я подписывал. Если уж мне пришлось исповедоваться, то я признаюсь: были те, которых я убил лишь из-за собственного гнева. Были те, которые мне противны. Я не раз злоупотреблял своей властью. Я жалею каждого, кто страдал из-за меня. Если бы я мог принести свою грешную душу взамен на жизни этих людей, которых я так безжалостно убил – я бы сделал это не думая. Но какому сумасшедшему дьяволу нужна такая грязная душа как у меня – за одну только сотую содеянного – заслужившую вечные муки.

Приказы о массовых казнях, особенно частые в первое время, ЕВ отдавал без удовольствия, но и не через силу. Он делал это как человек, точно уверенный в необходимости этого решения и в единой его праведности. Гуманизм – занятие для монашек, философов и экзистенциалистов. Политики – должны быть в первую очередь – искусными волками, не знающими жалости.

Однажды, я застал его за тем, что он разбросал в стороны ценные бумаги, встал из-за своего стола и подошел к широко распахнутому окну, из которого открывался живописный вид на старый город; а за ним – виднелось море.

Он был печальнее человека, утратившего смысл жизни и сломав этим свою судьбу. На нём была красная шапка палача, прилипшая к лицу. А сняв её, я обнаружил, что его лицо – мокрое от слёз. Есть участь, ещё более жестокая, чем быть мучимым ни за что; намного страшнее быть палачом невинного и сохранить у себя в сердце искру человечности. Жизни мучеников – закончены – о них никто уже не вспомнит; разве что – их жестокую судьбу. А мучитель – продолжает жить и не в силах остановить свою мясорубку. Ведь стоит ему только сбавить темп, как его собственный хребет будет переломан этой машиной. Мой повелитель – красный человек…

Он долгое время упорно делал вид, что не замечает моего присутствия и я не собирался разубеждать его в этом. Он начал свою речь тихо и не удосужившись даже развернуться в мою сторону, будто говорил с тенью и не хотел ни на секунду расставаться со своим великолепным пейзажем ради такой мелочи:

– У меня редко бывает время, что бы убивать его подобным образом. Но сегодня – я не могу поступить по-другому, дружище. Я чувствую себя хуже проститутки, которой домогаются по очереди триста мужчин без остановки. Я просто… не могу этого терпеть.

Он резко замолчал, выпрямив спину и приняв безупречную, львиную постать царя всего, что окружает его. Левую руку он завёл за спину и сжал её в кулак. Я же просто молча смотрел на него, не осмеливаясь нарушить священное молчание. За секунду – он превратился из жестокого тирана в нечто иное. Я смотрел в спину своему двадцатилетнему королю и видел семидесятилетнего старика. Он не жалел себя и постарел за два года как за пятьдесят; и был теперь больным, нервным человеком, от которого осталась лишь память собственного величия.

– Не трудно догадаться, – нарушил молчание ЕВ, – о чём думают они. Как они ко мне относятся. Дети мои, которым я причинил столько страданий. Они живут в страхе и дрожат от одного упоминания моего имени – так им и надо. Они забыли ту крысиную жизнь, которую вели до меня. Они должны целовать мне задницу; и день, и ночь восхвалять меня. Но нет – с каким удовольствием эта челядь содрала бы с меня шкуру. Они так и не поняли, для кого я всё это делаю.

Я позволил себе возразить:

– ВВ, ты просто поторопился с изменениями. Социальные трансформации должны происходить постепенно, путём принятия новых реформ по мере понимания их необходимости народом. Ты просто не оставил им выбора и заставил их двигаться, не дав им времени понять, для чего, собственно, это нужно. ВВ, в нашем обществе традиционные тенденции перемешались с на скорую руку сварганенными модерными идеологиями, которые наше общество ещё не готово принять. Человек не может гнать со скоростью лошади, как сильно его не бей кнутом. Он никогда не сможет бежать так быстро. Но он может изменить себя. Нет – быстрее бегать он не станет. Но он может гуманным, мирным путём сам прийти к тому, что ты хотел построить здесь. Наша нация ещё не готова. Нужно немного подождать. Обождать пару поколений – а там…

– Это слишком долго. Никакой страны уже не останется к тому моменту. Да, я знаю, что социологи трещат во все глотки в Париже и Берлине: «Пример, который предоставил нам ЕВ Артур Готтендаль – является доказательством того, что человек не может прыгнуть выше головы – сколько не бей его кнутом». Любая социальная трансформация должна происходить постепенно – я понимаю это сейчас очень хорошо; но и тогда – я знал об этом. И всё равно – я не могу ждать. Ведь если не остановить этих самоубийц – будет уже слишком поздно. Я заковал их в цепи страха. Но рано или поздно – он превратится в ненависть и у меня уже не хватит сил укротить обезумевшую толпу. Восстание масс неизбежно – ты сам понимаешь эту простую, как вода, истину. Я становлюсь философом. Что ты думаешь об этом, дружище?

– Если ты хочешь узнать моё истинное мнение, ВВ, то знай – мне кажется, что ты сошел с ума и каждый день – сходишь всё больше и больше.

– Спасибо за откровенность, Даниэль. Только ты – во всём королевстве можешь сказать мне правду. Потому что только с тебя – я не сниму за неё шкуру. Правда – слишком большая роскошь в наши времена.

Он развернулся и пристально посмотрел мне в глаза. Всякое желание издавать хоть малейшие звуки – хоть писк дыхания – полностью отпали под тяжестью этого взгляда.

– Людей нужно объединить. Без этого – всё, что я создал – будет разрушено засчитанные дни; а то и часы. Не молчи – говори, дружище, говори!

– Сам знаешь – ненависть кого-либо к тебе может покрыть только ещё большая ненависть к другому. И что может ненавидеть народ больше, чем своего безумного короля?

Мой вопрос заставил его задуматься. Это состояние продлилось не долго. За несколько секунд – на его лице возникла улыбка полного понимая – что делать и как.

– Ты, как всегда, абсолютно прав, дружище. Есть один способ. И я немедленно приступлю за его осуществление. Я могу положиться на тебя?

– Всегда, ВВ.

– Спасибо. Без тебя – у меня никогда не получилось бы. Только тебе я и могу доверять. Мне кажется, что все, так или иначе, замешаны в заговоре против меня. Думаю, если я не потороплюсь, то переворот не заставит себя долго ждать. А теперь, если не возражаешь, я хотел бы остаться один.

– Конечно.

Я поклонился и направился к двери. Уже перед самым выходом – я обернулся назад. Он всё так же смотрел в окно – вдаль – будто хотел утонуть в том море, которое принесло его на трон. За ним – садилось солнце. Я вышел и тихо затворил за собой дверь…

Через три дня, вся столица была как на иголках. Весть о том, что нам объявлена война, расходилось по королевству быстрее скорости звука. В газетах писали:

«На северной границе сосредоточены целые дивизии вражеских солдата, в любой момент грозящихся перейти в наступление, накопив достаточно сил. Вся страна готовится к войне. ЕВ заявил, что все финансовые и человеческие ресурсы будут задействованы для обороны отечества от превосходящего числом врага…».

Никто не знал о причинах войны. Никто не спрашивал; никто не интересовался. Всех волновало только одно: «Как теперь жить? Как спасти своих детей и как выжить самим?». Многие пытались сбежать. И их можно понять. Сложно простить – но понять – можно. Призыв в армию был обязательным. ЕВ выделил средства, которых хватило бы, что бы построить мегаполис в горах, на наём иностранных солдат и офицеров – ветеранов многих войн и верных тому, кто платит больше.

Мне дали звание полковника, хоть я упорно возражал этому решению ЕВ. С меня было довольно всего. У меня хватало средств и возможностей, чтобы сбежать в Париж, а оттуда – хоть в Америку; и никто никогда меня не нашел бы. Единственное, что сдерживало меня – была моя любовь к родине. Я не мог её бросить, как бы инфантильно и наивно это ни звучало бы. И я, сжав зубы и собравшись с последними силами, надел на себя мундир и принял звание полковника королевских войск, не смотря на моё ранение.

Меня не покидало какое-то странное ощущение. Оно мучило меня уже давно. С тех пор, как ЕВ установил самую беспощадную систему за всю историю страны – боль была моим вечным спутником. Я думал, что привык к ней и научился не замечать её. Но невероятный экзистенциальный страх, который застал меня врасплох при виде своего отражения в зеркале – заставил меня отбросить все мои прежние заблуждения.

Я врал ЕВ. Я не верен отечеству – я верен родине. И я иду защищать людей от воров и убийц. Наконец-то, у меня появился возможность искупить свои преступления. Будет ли моим наказанием смерть? Если да – то милости господа, если таковой существует, нет границ.

Сейчас – моей главной миссией является забыть о ЕВ и обо всём, что красный человек сотворил со мной и страной. Я должен расширить пространство борьбы и защищать родину до последней пули – до последней капли крови; кого бы мне ни пришлось убрать на этом пути. Даже, если цель эта недостижима, я сделаю её смыслом всей моей последующей жизни, как собака преследует собственную тень – в бесконечной погоне за горизонтами.

Фронт оказался во много раз страшнее, чем мы могли себе вообразить. Половина солдат умирала не от пуль, не от штыков и не от артиллерии – она гибла из-за невозможности оказать нужную помощь потерпевшим. В забитых доверху госпиталях-палатках на тот свет уходило больше людей, чем под артобстрелом. Казалось, что весь мир охватило какое-то безумие, от которого невозможно было убежать – и негде было спрятаться.

Наши позиции смешивались с пылью и пеплом под огнём бесчисленной артиллерии. Окружённые, целые батальоны гибли под массивными кавалерийскими атаками. Потери были неисчислимы. Позднее, свидетели тех событий скажут, что историки специально подделали точное количество убитых и пропавших без вести; потому что цифры эти были столь устрашающими, что сама чума-скряга сказала бы: «Это уже слишком». Один поэт, переживший битву при Вердиналле, скажет, что из-за того, что основной театр боевых действий происходил в низине, в крови убитых можно было плавать как в море, с зиявшими то там, то сям – островами из гор трупов, некоторые из которых достигали десяти метров – из-за уцелевших, строивших из бывших своих товарищей баррикады, из-за отсутствия других материалов. Почти все, кому посчастливилось пережить это самое страшное событие в истории нашей страны, вернулись домой моральными калеками, так привыкнув к людскому безумию и жестокости, что не могли больше жить в другом мире, чем в том, в котором они прежние погибли; и сходили с ума.

Из городов, к нам чуть ли не каждый день приходило подкрепление. Когда мужчины кончались – к нам присылали стариков, женщин, а под конец – совсем молодых ещё детей. Силы врага, несмотря на несомненный успех первых дней, с каждым днём иссякали. В душах их селилась паника.

Почти ни дня не проходило без боя. Артур лично командовал главными наступательными операциями. ЕВ показало себя как отменного полководца, бьющегося до победного конца и способного убедить отступающих вновь вернуться в битву. Но даже там, где людские ресурсы ценились на вес золота, он не переставал казнить за малейшие провинности. Крики истязуемых были слышны даже в лагерях противника. Его боялись больше самой смерти. Этот страх помог нам выиграть много важных битв, даже когда поражение нависало над нами, как грозящее вот-вот сорваться лезвие гильотины.

Если для многим война и её ужасы внушали людям лишь страх и отвращение, то ЕВ испытывал лишь всё больший азарт, как от карточной игры. Его готовность принять бой в любое время дня, в любых погодных условиях и обстоятельствах, внушало тихий ужас в сердца не только вражеский, но и собственных солдат. Один ополоумевший преторианец рассказывал, что видел собственными глазами, как ЕВ атаковал вместе со своим отрядом – отряд гренадёров, выстроившихся в «крепость». От залпов их ружей погибли лучшие гвардейцы короля. В лошадь ЕВ попал не меньше сорока пуль. Из преторианцев короля остался только он один, который всё твердил и твердил, что король, распахнув в три метра свой красный плащ, достал рапиру, и прокалывал ей вражеских стрелков, одного за другим. Те непрерывно стреляли в него. Но пуль – как-будто проходили сквозь него. Так длилось до тех пор, пока король не встал на грудь ногой последнему, сто двадцатому по счёту. Целые армии шли под артиллерийский огонь в открытую атаку за него и умирали с его именем на устах.

В конечном счёте, из двухсот дивизий противника, уцелело лишь четыре; которые, несмотря на все трудности – уверенно подходили к столице. Все четверо были разбиты по двадцать пять батальонов, заходившие к нам в тыл, чтобы растянуть линию фронта по всей длине границы города.

После провалившейся операции по разгрому вражеских войск на реке Караду, армия Артура на всех фронтах отступала к столице. ЕВ отдал мне специальное поручение: удержать пригородный городишко и не дать врагу построить крепость прямо у нас на головах.

В то время, под моим командованием находился всего один батальон. Мы укрепили городишко всем, чем только могли, ожидая самого худшего. Разведчики донесли, что к нашим позициям приближается целая армия, размерами не меньше, чем тысяча человек. Все мы тогда понимали, что если эта орда захватит наши позиции, отсюда они смогут чуть ли не каждый день по нескольку раз атаковать город и даже с теми маленькими силами, что у них остались, этого будет достаточно, чтобы город сдался. Судьба целой страны теперь зависела от нас. И почему этот подонок не оставил мне больше войск? Ведь он знал, какое войско нам придётся сдерживать?! Он не мог не знать!

Я понял, что ЕВ так или иначе, но желает моей смерти. И оно знало, что бросить позиции и сбежать – я не смогу. Это положило бы конец борьбе – привело бы к одновременному поражению на всех фронтах. Нас было двести одиннадцать человек. Их же было в пять раз больше. И не простых солдат – а элитных убийц. Я пытался объяснить это своим людям, не скрывая от них ничего – человек должен знать, против кого и за что сражается. Но от одной мысли бесчисленных врагах – и я видел это – все они думали лишь об одном: о побеге.

– Я понимаю, что наши шансы малы, – сказал тогда я, – но это не обычное сражение. Если мы е остановим их – то некому будет сделать этого. В столице мы собрали лучших воинов и офицеров. Нас в десятки раз больше! Единственное, что может помешать нам выиграть войну – это изнурительная осада. Если мы не сможем отстоять город, то никакие силы уже не помогут нам. В этой ужасной войне итак погибло бесчисленное количество наших братьев и сестёр. И если мы отступим сейчас – то всё будет напрасным. Я знаю, о чём вы думаете: если армия наших союзников превосходит вражескую в десятки раз, почему такому маленькому количеству людей ЕВ поручил столь ответственную миссию? Я не знаю. Я не знаю и не хочу знать, что творится в голове у этого чудовища…

– Но ты ведь сам помогал ему! Кто исполнял все его поручения?! – услышал я безымянный крик из толпы слушателей.

Я не пришел в ярость от столь вызывающих слов. Я ответил говорившему:









Бесплатно

0 
(0 оценок)

Читать книгу: «Книга Белого»

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно