Цитаты из книг автора «Июнь Ли»

етя робко показала на это Бояну, словно давая понять, что горюет в самую меру – не так сильно, чтобы быть обузой, и не так слабо, чтобы можно было заподозрить пренебрежение.

Мир для сестер был сумрачной транзитной зоной, где они, вооруженные против него религией, с течением времени все больше становившейся для них вещью их собственного изготовления, либо не подозревали, какую тень бросают на жизнь сироты́, либо считали это несущественным; ей же, приспособившей зрачки к вечному сумраку, стерильность принимающей за чистоту, отчужденность – за благочестие, то, что она различала в наводящей страх тени двух женщин, казалось единственной жизнью, достойной такого названия.

Она всегда любила этот момент в самом конце дня, когда ничто не стояло между Богом – ее будущим – и ней; даже ее тети-бабушки, которые вели за занавеской свою личную беседу с ним, теряли на время значение. Жуюй не понимала, однако, что вера для них – единственный способ сохранять достоинство в жизни, забравшей у них слишком многое: их слабовольная мать умерла слишком рано, брат, на которого они истратили свой запас любви и надежды, исчез, имущество конфисковали, привилегию принадлежности к Церкви отняли.

Он не мог бы защитить ребенка от зловредств окружающего мира иначе, как воспитывая в нем способность причинять боль первым; или же ему пришлось бы еще больше постараться в бизнесе, добиться большего успеха, чтобы ребенок имел возможность вырасти порядочным человеком и не дать при этом себя затоптать.

Конечно, между хорошим и скверным есть много всего в промежутке, но можно ли быть толстокожим и добрым одновременно – достаточно толстокожим, чтобы мир не наносил тебе ран, но достаточно добрым, чтобы эта толстокожесть не имела для тебя последствий в божественном плане?

Время – тоненькая, ненадежная поверхность; верить в прочность момента, пока ступня не коснется следующего момента, столь же заслуживающего доверия, – все равно что идти во сне, ожидая от мира, что он будет перестраиваться, создавая для тебя сказочную тропу. Ничто так не губит полновесную жизнь, как неосновательность надежды.

Ее проблема – им бы следовало уже это знать – была не в том, что она жила в прошлом, а в том, чтобы не позволять прошлому жить дальше. Любой момент, ускользавший из настоящего, становился мертвым моментом; и раз за разом от ее навязчивой потребности очищаться от прошлого страдали ничего не подозревающие люди.

Люди то и дело просят поверить им, подумала Жуюй, им, кажется, и в голову не приходит, что сама просьба доказывает: верить этому человеку не стоит.

Бедная наивная Селия, верящая, как большинство людей, в пресловутое потом. Надежно отодвинутое, потом сулит возможности: перемены, решения проблем, награды, счастье – все слишком далекое, чтобы быть вполне реальным, но достаточно реальное, чтобы давать облегчение, выход из клаустрофобного кокона под названием сейчас. Если бы только Селия не была так слаба, если бы в ней по отношению к себе хватало доброты и жесткости одновременно, чтобы перестать говорить о потом, об этом бессердечном уничтожителе сейчас…

Этот мир, как и многие живущие в нем, неизменно обходится с тобой лучше, если ты не слишком разбрасываешься своей добротой.