Дальше… он стал распадаться. Но не на какие-то там отдельные личности, а на страхи. Чего он боялся? Юноша понятие не имел, но что-то методично стало выедать у него мозг. И это что-то такое тёплое и липкое было рядом, бурлила и даже, как показалось Мишке, жадно причмокивало. Парню стало противно плавать в этой омерзительной огненной лаве. Потом были ещё какие-то путанные, не выразимые словами мучения – их объединял всепоглощающий страх. Да-да, жуткий страх, исковеркавший тело, время и пространство…

После всего этого Мишка зарёкся от всех «косячков», да и ребят старался оградить от таких искушений. Но однажды, закончив уборку товара на базаре и получив деньги, направился в свой подвал. По дороге опять увидел тех же инвалидов, шустрых цыганок, предсказывающих желающим скорое счастье или бубнового короля, просящих милостыню старушек. Мишка забежал в оптовый магазин, купил лапши, молока. С сумкой продуктов спустился в подвал. «Ваша мама пришла, молочко принесла», – шутя, проблеял юноша и застыл от увиденного. Картина, которая предстала перед ним, была ужасна.

На стене кто-то мелом написал: «Тихо и плавно качаясь, горе забудем друзья». Несколько пацанов уже успели нанюхаться резинового клея из банок, стоящих на стуле, и теперь валялись вповалку на диванах. Среди них Мишка заметил двух девчонок. Они улыбнулись ему такими особенными улыбками из серии «Не бойся, все свои». Копейка лежал на полу с полиэтиленовым пакетом на голове и чуть-чуть втягивал воздух. Остальные спали в углу на тряпках.

Поставив сумки, парень бросился к Копейке. Быстро стянув с головы полиэтиленовый пакет, стал хлестать по щекам, приводя в чувство. В сознание мальчишка не пришёл, но задышал более ровно. Кто-то из ребят, что валялись на диване, с трудом поднял голову. Глаза были пустые, оловянные.

– Эт… ты… Мишань, – тяжело прохрипел Женька. – Кайф… давай с нами…

– Молчи, – не оборачиваясь, произнёс Мишка. – Я твой сероводород каждый день в базарном сортире нюхаю.

– Не… правда, здорово-то как… – просипел, очнувшись, Копейка и вновь «поплыл». Блаженная, блуждающая улыбка стала растягивать его лицо. Он так и отключился – с этой идиотской маской на лице. Затих, оставшись лежать, сложив на животе руки. Парень с болью оглядел уложенных дурманом приятелей. Затем, видя, что Копейка не открывает глаза, поволок его к двери на свежий воздух.

ДИМКА

Димке было 18 лет. Слыл он отчаянным парнем и разительно отличался от тех, с кем ему приходилось общаться. Юноша всегда был неброско, но стильно одет, с пирсингом в ухе. Красивый, утончённый, сексуальный. У многих девчонок, от одного взгляда на него, подкашивались ноги.

Мишка, когда впервые увидел манерного Димку в подвале, даже открыл рот от удивления.

– Ты что, обнаружил у него на лбу золотую монету? – недовольно буркнул Олег.

– Да… нет, – мотнул головой Мишка.

– Ничего, пусть смотрит, – весело подмигнул Димка. – Я очаровашка. Он таких… не видел. Точно?

– Ага! Первый раз вижу такого.

– Смазливый урод, – буркнул в сторону Олег.

– В чём-то ты прав, – мило улыбнулся Димка. – Я сам удивляюсь, как в себе такую красоту вмещаю.

Передав ребятам, пакет с жареными пирожками, спросил:

– Где можно руки помыть? Замаслились.

– Какие мы гигиеничные, – хитро прищурился Олег. – А ты что, и после туалета руки моешь?

– Конечно.

– А я думал, ты их облизываешь.

– Не приставай, проти-и-и-вный, – вяло отмахнулся от него Димка. – Не для тебя цвету. Не под тобой завяну…

…Раньше у Димы была хорошая семья, и он отлично помнил то время. Не было ни побоев, ни пьянок, ни вони в квартире. С детства все окружающие восхищались чистой, утончённой красотой стройного мальчика. Приветливый, искренний и при этом – никакого тщеславия. Стихи пишет. Все девчонки сходили по нему с ума. Стоило парню сказать любой из них пару слов – и бедняжка вела себя, как сомнамбула.

Тогда над Димкой умилялись, какой хорошенький, какой умненький и во всём первый. В школе о нём говорили: «С ним интересно». А директор, тот прямо так и заявил: «Очень способный мальчик. Знания схватывает на лету, как птичка корм. Когда вырастет, хорошим человеком станет…»

Но потом что-то сломалось. Не только в их семье, но это Димка понял гораздо позже. Завод, где ведущим инженером работал отец, закрыли. Мать, жившая всё время у него за спиной, умела готовить только вкусные обеды. Исчез достаток из дома, а вместе с ним смех, улыбки. Иногда не хватало денег на самую примитивную еду.

Стали продавать вещи. Отец, пытаясь начать своё дело, влез в долги, которые надо было возвращать. Тут-то и начались скандалы, взаимные оскорбления, обвинения. Отец ходил по квартире, как пришибленный пёс, жалкий, потерянный. Димка стал убегать из дома. Пару раз ночевал в подвале, но, ни мать, ни отец даже не заметили это. Им было не до него. После развала СССР, все родители проходили, новую для себя науку. Науку выживания.

Как-то после ужина отец, впервые выпив целый стакан водки, обнял Димку и зашептал на ухо:

– Прости меня сынок. Тяжело… такую великую державу просрали. Что сейчас творится? Всюду помрачение умов, подлость, предательство. У человека душу воруют, а он ещё торгуется. Люди словно забыли, что не всё продаётся. Зато вылезли из нор лжепророки, да мудрецы заморские. Благодатная почва, сей, что хочешь. Вот только всюду кровь проступает, того и гляди – потоками хлынет…

Увидев, что сын заворожено, слушает его, утвердительно кивнув, продолжил:

– Ни просвета, ни особой надежды. Люди узнали цену вещей, но забыли про их ценность. А с экранов сочится семя дьявола… все эти игрища, соблазны. И от этого и печально, и горько, и страшно. Полный крах, всё в тартарары летит. И мы следом. А может, сами-то мы накликали беду на свои головы? Бога забыли. Боремся впустую со зверем, который внутри у каждого.

– Почему? – выдохнул испуганный Димка.

– Настоящих человеков повымели. Нет их. Невольно вспомнишь древнего философа Диогена. Он ходил днём с фонарём по людным местам. На вопросы: «Зачем это делает?», коротко отвечал: «Ищу человека».

Наступило время слуг сатанинских. Скоро начнётся настоящий ад…

– Ад? – испуганно прошептал парень. – Но там страшно.

– Вот я и боюсь, – почему-то тоже прошептал отец. – Как ты без меня будешь?

– Пап… ты о чём? – ужаснулся Димка.

– Смерть, сынок… в Москву пришла смерть, – надрывно выдохнул отец. – Вот умру, плакать будете, а уж я посмеюсь…

От этих слов Димке стало по-настоящему страшно. В тот вечер он впервые ощутил рядом тень смерти. Очень явственную и плотную тень. Ему так и казалось – ещё немножко, и она протянет костлявую руку, и вцепиться ему в горло. Он вздрогнул и молча, уткнулся лицом в отцовское плечо.

А через некоторое время отец повесился. Лицо покойника исказила жуткая гримаса смеха. Улыбаясь и показывая всем язык, он словно говорил: «А я вот всё-таки сумел обмануть судьбу». Димка очень плакал, потому что отец по-настоящему любил его, баловал. Что происходило потом, ему уже было безразлично. Без отца жизнь превратилась в однообразный серый серпантин. Иногда не ночевала дома мать, а вскоре, сменив несколько сожителей, стала пить.

…Очередной «дружок» матери иногда заводил волынку: как учишься, кем стать хочешь? «Санитаром в психбольнице, чтобы лупить таких идиотов, как ты», – шептал про себя Димка. А вскоре, познав на себе всю природу человеческой мерзости, обозлился совсем. Обозлился на весь мир и закрыл створки души, чтобы никто уже не смог её коснуться.

Парень стал жить своей жизнью. Подрос и превратился в стройного, соблазнительно красивого юношу. На улице к нему «липли» девчонки, подходили какие-то мужчины, режиссёры фильмов. Но юноша был скромным, воспитанным и своей оглушительности красоты стеснялся. Позже он начал стесняться своей бедности…

Оставаясь в доме один, Димка стал испытывать страх одиночества. Он часто вспоминал тот день, когда тело отца опустили в мрачную глубину могилы. И сейчас было темно. Тьма окружала Димку со всех сторон, и он был одинок в этой темноте. Казалось, что в каждом углу притаилось что-то зловещее, неведомое. А ещё… чувство беспомощности и сиротства, бесшумное, как ледяная вода, медленно затопляло его душу.

Включив во всех комнатах свет, он сидел, вздрагивая от каждого шороха, а сердце так и норовило вырваться наружу, проломив грудную клетку. И тишина сгущалась, и часы накручивали свою пружину неумолимо и нещадно. В такие минуты ему не хватало отца. Так хотелось посидеть с папой вместе… вдвоём, погладить его небритую щёку, почувствовать его запах.

Уже позже Димка понял, как прав был отец – вокруг идёт игра в жизнь. Живое лицо подменили кукольным, любовь – занятием сексом (с кем угодно и с чем угодно). Думать, учиться, работать не надо, бросил монету и получи выигрыш. Всюду – пустые глаза и только смерть ставит точку в этой бесконечной игре.

Димка стал ненавидеть родной город. Его сплющенные автомобилями и киосками улицы напоминали саму жизнь: столь же неровную. Раньше, как рассказывал отец, каждая улица имели свои отличия: начиная от строений и до уютных магазинчиков, каждый из которых имел свой обаятельный, неповторимый образ. Сейчас же все магазины стали на одно лицо, а продукция дублировалась сотней тысяч торговых точек.

К тому же Москва – столица России, вообще, стала превращаться в тюркоязычный мегаполис. Азербайджанская мафия. Грузинская. Чеченская. Нелегальные общины вьетнамцев, группировки ингушей, дагестанцев. Полипы разрастались, жадно сосали питательные соки столицы. Но эти полипы выделяли и клейкую слизь, на которую со страхом ступала нога коренного москвича.

Ночью шумный город затихал, и тишина наваливалась ещё тяжелей, сдавливая квартиру. Юноша зависал в ней, в этой жуткости, которая льнула к стенам, пряталась по углам. «Хоть бы кто-нибудь пришёл», – думал он, тихо скуля, как потерявшийся щенок.

Однажды к нему что-то пришло. Димка уже видел это во сне, но впервые увидел это всё так близко. Выставив большие, ярко накрашенные губы и красочно переливаясь, оно что-то сладостно шептало ему, вызывая странные и волнующие чувства. Что ж, в дебрях нашего сознания обитает много такого, чему и названия-то сразу не подобрать…

– Ну, что нового в твоей «богемной» жизни? – столпились пацаны вокруг Димки.

– Ой, мальчики, – капризно надул свои пухлые губки юноша и округлил искрящиеся озорством глаза. – Чё я вам щась расскажю-ю. Он пришёл ко мне ночью. Не давал спать, волновал. Затем страстно имел моё юное тело; лизал, сосал, заставлял чувствовать. Одним словом – насыщался. Далее у нас самое интересное…

– Ты это о чём? – насторожился Олег.

– Нет-нет, – замахал руками Димка. – Все останутся в одежде.

– Ля у ля, – зло бросил Олег.

– А когда он удовлетворился, – продолжил, улыбаясь, Димка, – просто исчез. Грёбаный кома-ар!!!

Мишке показалось, что подвал захлебнулся в волнах громового хохота. Все ребята просто растекались от смеха. Даже Олег, перестав злиться на Димку, хрюкнул и сполз на пол. Смеяться он уже просто не мог, только судорожно всхлипывал. А Димка, внимательно разглядев Мишку, подошёл к нему и протянул руку:

– Дима.

– Миша.

Сжимая руку нового знакомого, Мишка почувствовал запах хорошего парфюма и удивился, какая у юноши тонкая кисть, а лицо, как у девчонки. Димка в свою очередь почувствовал, будто сунул руку в камнедробилку, но довольно прищёлкнул языком:

– А ты ничего… симпатюля. К тому же, говорят, – трудяга, умница…