Каждая государственность мира, и в особенности каждая великая государственность мира, отражает в себе основные психологические черты нации-строительницы. Ни климат, ни география здесь не играют никакой роли. Греки Перикла жили в тех же географических и климатических условиях, как и греки Венизелоса, легионеры Рима – в тех же условиях, как и лаццарони времен так называемой итальянской монархии.
Итальянское Возрождение повторило основные черты Древней Греции, но не повторило никаких черт Древнего Рима. «Приморское положение» и торговые пути Древней Греции не создали никакой империи, – приморское положение и торговые пути Англии создали Великобританскую Империю. При полном отсутствии и приморского положения, и торговых путей была создана Российская Империя.
Ни реки, ни горы, ни моря не играют никакой роли. На Дунае и его притоках существуют: Германия, Чехия, Венгрия, Сербия, Болгария и Румыния. На Ла Плате существуют: Уругвай, Аргентина, Парагвай и Боливия – четыре отдельных государства, имеющих один и тот же язык, одну и ту же религию и почти одно и то же население. Швейцария, перегороженная десятками горных хребтов, составляет одну государственность. Французская нация без всяких хребтов включена в состав Франции, Бельгии и Швейцарии.
В формировании нации религия играет второстепенную роль: Азия остается верна буддизму во всех его оттенках, тюркско-арабские народы – мусульманству и Европа – христианству; мировые религии очень точно отграничены расовыми границами, а в среде европейской и христианской культуры – национальными: романские народы остались – безо всякого исключения – верны католицизму, германские – с некоторыми исключениями – перешли в протестантизм, славяне, с двумя исключениями, остались православными. Однако одно и то же православие исповедуют психологически совершенно различные народы: и русские, и румыны, и греки, и армяне, и даже абиссинцы. Таким образом, одна и та же религия, приложенная к различному психологическому материалу, оставила этот материал таким, каким он был и раньше. Языческая Русь была Русью и до Владимира, и после него. Языческая Русь была такой же терпимой, «космополитической», «имперской», как и Русь Московских Царей или Всероссийских Императоров. Можно установить культурное, колонизационное и государственное влияние православия на Россию, но это влияние было только результатом национальных особенностей страны. Та же религия в иных национальных условиях не дала никаких – ни культурных, ни колонизационных, ни государственных – достижений.
Факторы, образующие нацию и ее особый национальный склад характера, нам совершенно неизвестны. Но факт существования национальных особенностей не может подлежать никакому добросовестному сомнению. В рядах родственных наций, связанных родством исторических судеб и прочего, мы можем найти совпадающие черты, – как можем найти совпадающие черты в каждом человеке, в каждом млекопитающем, в каждом позвоночнике и так далее. Но в данном случае ни методы питания новорожденных, ни число позвонков нас не интересуют. Что же касается национальных особенностей, то среди нас уже веками живут две нации совершенно своеобразного склада: цыгане и евреи.
Цыгане не интересуются вовсе ни республикой, ни монархией, ни социализмом, ни капитализмом. Они кочуют. На телегах – в России, в лодках – в Норвегии, или «Фордах» – в Америке. Наши идеалы – не для них. Мы для них
В неволе душных городов
Главы перед идолами клоним
И просим денег и цепей.
Сквозь нашу культуру они проходят, как привидение сквозь стену.
Еврейский народ за все время своего рассеяния не сделал ни одной попытки заселить, «освоить», колонизовать тогда в изобилии пустовавшие земли. При «еврее королей» Ротшильде, как и при короле евреев Соломоне, он остается все тем же народом-посредником. И сегодняшний Израиль – это не государство, это только один из видов эвакуации Ди-Пи{Ди-Пи – перемещенные лица (от англ. Displaced Persons). (Прим. изд.)}. Если мир придет в порядок, статус Ди-Пи будет сдан в архив истории, и нынешнее население Израиля вернется на старые места и к старым профессиям.
Было бы откровенно глупо убеждать цыган в преимуществах «функциональной собственности» и евреев в желательности стройки Еврейской Империи. Однако почему-то не считаются откровенной глупостью попытки навязать России политические порядки, выросшие из западноевропейского, феодализма. Почему, в самом деле, мы должны копировать французов, а не цыган? Или немцев, а не Израиль? Или Великобританию, а не Бечуанленд?
Народно-Монархическое Движение исходит из той аксиомы, что Россия имеет свои пути, выработала свои методы, идет к своим целям и что поэтому никакие политические заимствования извне ни к чему, кроме катастрофы, привести не могут.
Так, для Менделеева было бы катастрофой, если бы его заставили переменить лабораторию на сцену, или для Шаляпина, если бы его заставили переменить сцену на лабораторию.
Народно-Монархическое Движение исходит также из той аксиомы, что решающим фактором всякого государственного строительства является психология, «дух» народа-строителя, втягивающего в свою орбиту или торговым путем, как это делали англичане, или путем насилия, как это пытались делать испанцы, или путем общности интересов, как это делали мы. Географические и климатические условия могут помогать строительству, как они помогали Риму, и могут мешать строительству, как они мешают нам. Но эти условия не могут ничего создать и не могут ничему помешать. Из всех культурных стран мира Россия находится в наихудших географических и климатических условиях – и это не помешало стройке Империи. Из европейских стран Франция находится в самых лучших условиях, и у нее не вышло ничего.
Психология народа не может быть понята по его литературе. Литература отражает только отдельные клочки национального быта – и, кроме того, клочки, резко окрашенные в цвет лорнета наблюдателя. Так, Лев Толстой, разочарованный крепостник, с одной стороны, рисовал быт русской знати, окрашенный в цвета розовой идеализации этого быта, и с другой – отражал чувство обреченности родного писателю слоя. Ф. Достоевский – быт деклассированного и озлобленного разночинца, окрашенный в тона писательской эпилепсии. А. Чехов – быт мелкой интеллигенции туберкулезного происхождения. М. Горький – социал-демократического босяка. Л. Андреев – просто свои алкогольные кошмары. Алкогольные кошмары Эдгара По никто не принимает за выражение североамериканского духа, как никто не принимает байроновский пессимизм за выражение великобританской идеи. Безуховы и Болконские могли быть. Каратаевых и Свидригайловых быть не могло. Плюшкины могли быть, как могли быть и Обломовы, но ни один из этих героев никак не характеризует национальной психологии русского народа.
Русскую психологию характеризуют не художественные вымыслы писателей, а реальные факты исторической жизни.
Не Обломовы, а Дежневы, не Плюшкины, а Минины, не Колупаевы, а Строгановы, не «непротивление злу», а Суворовы, не «анархические наклонности русского народа», а его глубочайший и широчайший во всей истории человечества государственный инстинкт.
Всякая литература живет противоречиями жизни, а не ее нормальными явлениями. Всякая настоящая литература есть литература критическая. В тоталитарных режимах нет критики, но нет и литературы. Литература всегда является кривым зеркалом народной души. Наша литература в особенности, ибо она родилась в эпоху крепостничества, достигла необычайной технической высоты и окрасила все наши представления о России в заведомо неверный цвет. Но в такой же цвет окрасила их и русская историография.
Фактическую сторону русской истории мы знаем очень плохо – в особенности плохо знают ее профессора русской истории. Это происходит по той довольно ясной причине, что именно профессора русской истории рассматривали эту историю с точки зрения западноевропейских шаблонов. Оценка же русской истории с точки зрения этих шаблонов правильна в такой же степени, как если бы мы стали оценивать деятельность Менделеева с точки зрения его голосовых связок. Или культуру Эллады с точки зрения Империи. Или Империю Рима с точки зрения Праксителя. Или промышленность САСШ с точки зрения цыганского табора. Русские историки пытались измерить версты килограммами и пуды – метрами. Запутались сами, запутали и нас. В результате всего этого мы в эмиграции не имеем ни одного политического течения, которое было бы русским – не по названию, а по смыслу.
Русская политическая мысль может быть русской политической мыслью тогда и только тогда, когда она исходит из русских предпосылок – исторических и прочих. Универсальной политической мысли не может быть, как не может быть политической мысли, в равной степени применимой для Готтентотии и для Великобритании. Можно говорить об общности политической судьбы и политической психологии Швеции и Норвегии, но нельзя говорить об общности такого гигантского явления, каким является Россия, с каким бы то ни было иным историческим явлением мира. Между тем вся русская политическая мысль является результатом заимствованных извне шаблонов мышления, фразеологии, терминологии и политики.
Всю сумму оттенков русской политической мысли можно разделить на три основные группы, в которые будут укладываться все имеющиеся в наличии политические партии России.
Основное положение: обобществление средств производства, то есть отрицание частной собственности и частной инициативы. Исходные теоретические пункты: у марксистов – Карл Маркс со всеми его предшественниками. У «умеренных социалистов», типа эсеров, – Фурье, Сен-Симон и прочие. У солидаристов – Шпан, Сартр и прочий «персонализм».
У марксистов «орудия производства» подвергаются социализации, у умеренных социалистов – огосударствлению, у солидаристов они становятся «функциональной собственностью». Во всех трех случаях это означает диктатуру бюрократии – социалистической или функциональной, это, конечно, совершенно безразлично. Практически безразлично и то, из какого именно гнилого яйца в инкубаторе умирающей Европы высижена та или иная разновидность обобществления.
Это – самая сильная группа среди русской интеллигенции и группа в наибольшей степени «оторванная от народа». Группа, наиболее «убежденная» в своей правоте и наиболее способная к проявлению крайнего насилия над любой волей и над любыми интересами народа. Психологически это тип людей, которые шли на собственную смерть, чтобы во имя «освобождения народа» убить его Царя-Освободителя.
Ее социальный состав – от князей и миллионеров (Кропоткин, Гоц, Бухарин) до профессиональных уголовников (Котовский и пр.). По самому своему существу эта группа должна была бы быть объектом психиатрии.
Основное положение – перенесение в Россию парламентарного образа правления, как уже «проверенного опытом передовых государств». Социальный состав: профессора, проведшие всю свою жизнь над зубрежкой этого опыта и страдающие клинической степенью близорукости. Только клинической степенью близорукости можно объяснить тот факт, что полный провал «проверенного опытом» парламентарного управления в России, Венгрии, Германии, Италии, Испании, Польше, Португалии, Франции (деголлизм) называется «опытом передовых государств». Этот опыт находится, можно сказать, под самым носом или даже еще ближе. Парламентарные методы управления привели к полному политическому, экономическому и моральному маразму почти все страны Европы, и мир стремится к авторитарному правительству. Если исключить мелкие страны, находящиеся вне больших исторических путей, и англосаксонские государственные образования, отделенные от этих путей проливами или океанами, то почти весь остальной мир стремится к авторитарному правительству. Диктатура – военная, как в Испании, партийная, как в СССР, Германии и пр., профессорская, как в Португалии, – это есть только изнанка естественного стремления всякого человека к какой-то определенности. Отринув определенность монархии, три четверти человечества пошли искать определенности в диктатуре – и вместо хлеба получили камень. Но профессорская группа этого, конечно, не видит.
Философские корни группы – позитивисты Огюста Конта. Идеал – буржуазная республика неизвестного типа. Во Франции их было три, сейчас доживает свой век четвертая и вырисовывается военная диктатура генерала де Голля. «Опыт передовых стран Европы» пока поддерживается миллиардами и оружием САСШ.
Это самая слабая группа эмиграции. Кроме эрудиции, она не имеет ниче го. Ее эрудиция ничего не стоит. Группа будет бесследно смята между утопизмом и консерватизмом, как ее предшественники были бесследно смяты в 1917 году.
Та, которая больше всего оперирует термином «русскости» и которая представляет собой слой наиболее удаленный от интересов русского народа. Ее социальный состав – дворянство и служилый слой. Ее философские корни: никаких. Ее историческое происхождение: заимствованное непосредственно из Польши крепостное право, период которого группа считает периодом величайшего «расцвета России». Отсюда – Петр Первый, символизирующий начало шляхетства и рабства, и Екатерина Вторая, тоже только символизирующая апогей и того и другого, названы «Великими». Александр Второй такого отличия не получил.
О проекте
О подписке