– Давай отдохнём, – кивнул он с готовностью. Постелил ей свою куртку на траве. Она грациозно села, одарив его лёгкой благодарной улыбкой. Рун опустился на землю в шаге от неё.

– Хочу в объятья, – просяще молвила Лала, глядя на него опечаленно.

Он посмотрел на неё невозмутимо, словно пытаясь понять, не шутит ли она над ним. Но нет, она была искренна, в её глазах отражались приязнь, доброта, надежда и чуть-чуть тоски. Он вздохнул и пересел к ней. Она сразу прильнула, с обрадованным облегчением.

– Ну нет же ничего, – произнёс он тихо. – Ведь нету магии?

– Ну и что, – мягко проговорила она. – Соскучилась.

– Прости, – повинился Рун. – Я бы хотел, чтоб была. Правда.

– Так тоже хорошо, – ответила Лала.

Тем, кто не был с феей объятий неделями, вряд ли дано понять, что это – обнимать её. Первые дни сие довольно странно, но всё искупает её чистосердечие, видно же, что не притворяется, не насмехается, не разыгрывает. Действительно хочет, и очень счастлива становится, получая. Человека не рискнул бы так обнимать – просто из недоверия, всё время ощущал бы, что это глупо. Похоже на то, как встретился с кем-то дорогим тебе после долгой разлуки. И так постоянно, и каждое прикосновение с ней именно такое. Люди вне разлуки не испытывают подобных чувств. Соответственно и не нуждаются в их удовлетворении. Но изгой в каком-то смысле всегда в разлуке, это хроническое состояние, превращающееся в трудноудовлетворимое. А может всё дело в особой способности Руна отражать в сердце отношение к себе – она хочет, и он обретает сие от неё. Или возможно просто ко всему привыкаешь рано или поздно, вследствие чего это становится и твоей потребностью тоже. Это словно её волшебство, дарить такую вот близость. Даже сейчас не было в объятьях с ней ничего неприятного или противоестественного, хоть вроде и в ссоре. Немножечко тоскливо о былом, и только. А в целом как будто и самому полегче. Отчасти. Тоже соскучился по этому ощущению тепла. Её тепла.

– Рун, – негромко позвала Лала. – Можно, я тебе кое-что расскажу?

– Давай, – согласился он.

– В тот день, в день нашего расставанья, когда я приехала к барону. Он приказал всем отойти, и сообщил… что ты находишься в опасности великой. Мол, люди ропщут, что ты чарами заставил меня к тебе любовью воспылать и стать невестою. Разгневаны ужасно, считают, ты им в душу наплевал. Как будто. И тебе желают злого. Что в его землях недостатка нет в героях, способных в жертву принести себя ради спасения несчастной феи. Он мне поведал, до него доходят слухи, что многие хотят тебя убить, лишь в этом видя выход для меня избегнуть участи твоею стать женою. Готовы и в темницу, и на плаху отправиться за сей великий грех, когда бы тем мне принесли свободу. И нету способов надёжных защитить тебя от них. Ему известно, даже что среди рыцарей его и стражи такие настроения в ходу. Приставь охрану он к тебе, гарантий нет, что сам охранник и не станет душегубом, всадив тебе внезапно в спину меч. Уж очень люди за меня переживают. Сказал мне, счёт идёт на дни, а то и может всего лишь на часы, пока ты жив. Однако выход всёж имеется один. Как он считает. Это нам расстаться, чтоб ты развеял два желанья третьим, и дал мне волю. Сразу же тогда народ наверняка угомониться, и уж конечно не найдётся тех, кто пожелает наказать тебя ценою принесенья себя в жертву, пойдя на плаху, раз ты лишь плебей. Рун, я безумно испугалась. За тебя. Я не хочу, чтоб ты умер. Обдумала всё. Благо, ты задержался. И решила расстаться. Я знаю, я сделала тебе больно. Но я всё равно правильно поступила. Так было нужно. Ты конечно можешь думать, что я именно в тот день говорила правду, а сейчас вру, дабы заставить тебя снова заботиться о себе. Но тогда у тебя выйдет, что феи очень подлые и лживые.

– Лала, я никогда не подумаю про тебя плохое, – чистосердечно заверил Рун. – Ты не подлая. Ты хорошая. Но почему ты меня не предупредила? Так я бы знал, что все твои слова понарошку.

– Я побоялась, Рун, что ты не согласишься… расстаться по такой причине. Тут же нельзя притвориться, будто желание отменено, но при этом продолжать быть вместе. Всё равно пришлось бы разлучиться. Насовсем. Вдруг ты бы не захотел. И ещё мне нужно было, чтоб ты переживал. Чтобы все видели, что ты расстроен. Иначе бы могли засомневаться, и всё равно тебе худое причинить.

Рун призадумался. Сидел, пытаясь разобраться в своих мыслях и чувствах.

– Лала, – промолвил он вскоре. – Знаешь, иногда люди ищут благовидный предлог, чтобы вроде бы из добрых побуждений сделать то, чего желают сами. Тебе не кажется, что где-то в глубине души… ты и сама хотела со мной расстаться? Столько дней рядом с тобой. Постоянно. Устала от меня наверное. А тут хороший повод. Это не ложь, это просто… небольшой самообман. Так легче.

– Рун, как я могу от тебя устать, если я счастлива с тобой? От счастья нельзя устать, глупый.

– Ты счастлива от моих объятий, Лала. А вовсе не от меня. Есть разница. Это счастье тебе может дарить кто угодно. Я тут необязателен. Вот скажи, если бы у меня не было магии, стала бы ты со мной обниматься? Думаю, ты бы и прикоснуться ко мне не захотела.

– Сейчас у тебя нет магии, Рун. А мы обнимаемся.

– Ну так ты же надеешься, что она появится. Разве нет?

– Рун, ты очень жесток со мной. Пожалуйста, не надо, – попросила Лала с грустью в голосе.

– Прости, малышка, – мягко повинился он.

Лала рассмеялась негромко:

– Какой ты простодушный, Рун, – порадовалась она с теплотой. – Пожалел меня, и сразу магии немножко появилось. Вот за это тебя и люблю. Ты очень добрый, знаешь ты это? Рун, милый, послушай, нельзя так рассуждать. Как ты. Что если бы у тебя не было магии, то я бы не обнимала тебя. А если бы я была старой ведьмой, захотел бы ты меня обнять? Наверное нет. Мы те, кто мы есть, и мы не можем это изменить. Я фея объятий. А ты всё время принимаешь меня за кого-то другого. За девушку. Я девушка-фея. Пойми же, Рун, есть разница. Я не человек. И не могу полюбить человека. Как девушка любит парня. Но я могу любить тебя как друга. Вот представь, у тебя есть котёнок. Кошечка. Она приходит к тебе спать, ложится на грудь… прям как я. Счастливо мурлычет, когда ты ласков с ней. Ты же будешь любить её, искренне, тоже будешь рад ей, когда она сама подходит, а она будет искренне любить тебя. Хотя она кошечка, в возлюбленные ей нужен кот, а не ты. И ты сам явно не захочешь её в жёны. Но это не помешает вам испытывать истинные чувства к друг другу. Как к кому-то родному, дорогому и близкому. Из людей ей будешь нужен только ты, ни к кому иному она не будет столь же трепетно относиться. Но если ты станешь неласков с ней, начнёшь обижать, прогонишь, и её возьмёт к себе кто-то ещё, ласковый и добрый. Тогда она уже его полюбит безмерно. Он станет ей важным, а не ты. У нас с тобой примерно то же самое. Пока ты ласков со мной, добр, пока согреваешь меня в объятьях, никто другой мне не нужен. Мои чувства принадлежат тебе и только тебе. И я тоже буду дарить их тебе, все без остатка. Станешь обижать, прогонишь, и найдётся иной, ласковый, моё сердечко потянется к нему. Так не прогоняй меня, не обижай, и я буду только твоей. Не девушкой. Кошечкой. Феей объятий. Всем нужен кто-то близкий. Никто не хочет быть один. Ты хороший, ты мой друг. Я люблю тебя. Как друга. Нет, даже не как друга. Сильнее. Как кого-то, в чьих объятьях тепло и уютно. Как кого-то очень родного. Рун, я фея, феи не врут и не притворяются в таких вещах. Поверь же мне наконец.

– Лала, хоть убей, я не смогу воспринимать тебя не как девушку, – покачал головой Рун. – Ты девушка, и ты самая чудесная девушка на свете.

– Но тогда ты будешь страдать, Рун. Всегда. Пока я рядом, – с сожалением заметила Лала. – Потому что я не смогу дать тебе то, что ты хочешь. Я фея. Просто выглядящая как ваши девы. Если не считать крылышки. И в своих страданиях ты будешь винить меня. Но я ни в чём не виновата. Я лишь несчастная фея. Попавшая в беду. Я же не виновата, что я фея объятий. Я даже никогда не хотела ей быть. Пока не встретила тебя.

Рун вдруг упал на спину, утянув Лалу за собой, и прижал её к себе.

– Ой! – произнесла она радостно. – Ох, как голова закружилась. Оттаял, мой хороший?

– Не делай так больше, Лала, – смеясь, пожурил её Рун. На его физиономии застыло выражение бесконечного счастливого облегчения. – Ничего себе, позаботилась! А если бы я утопился, как сын Тияра? Лучше уж пусть убьют, чем такое снова пережить. Когда ты… ну… от меня отворачиваешься. Словно я злодей какой.

– С чего тебе топиться, Рун? – разулыбавшись от этого его счастья, и от своего, добродушно возразила Лала. – Ты же не влюблён в меня. И потом, ты всегда знал, что мы расстанемся рано или поздно. Не было у тебя причин топиться. Я всё правильно сделала. Пусть тебе будет больно, но ты останешься жив.

– Говори что хочешь, только я тебя люблю.

– Я и не спорю, – довольно ответила Лала. – Любишь. Но как друга. Как подругу.

– Как бы не так!

– А вот и так.

– А вот и нет.

Лала лишь фыркнула со смеху, лучась приподнятым настроением.

– Прости меня, Лала, – промолвил Рун сердечно.

– За что?

– За то, что принимаю тебя за девушку. Сам мучаюсь, и мучаю тебя.

– Рун, вдруг если бы не принимал, то и магии бы не было, и быть со мною не хотел?

– Не знаю, Лала. Мы те, кто мы есть.

– Рун, прости и ты меня пожалуйста. За всё. За то, что сделала тебе больно. Там, у барона, – ласково повинилась Лала.

– Это было чума как больно, – с улыбкой поведал Рун. – Я, Лала, давно привык, что люди меня шпыняют. Не хотят быть со мной. Но тебе верил. Полностью. И тут ты вдруг стала… как все. Для меня словно солнце погасло. Как хорошо, что моё солнышко снова сияет мне. Значит ты теперь моя кошечка?

– Вроде как, – весело подтвердила Лала. – Ох, внутри аж гудит всё, и бабочки порхают в животике. Как я счастлива. Прямо мурлыкать хочется. Мур, мур.

Она поскребла пальчиками по его груди, изображая, словно кошка царапает коготками.

– Рун, раз я была такой нехорошей. Сделала тебе больно. Придётся заглаживать вину.

– Я уже в предвкушении, – усмехнулся он.

Лала смотрела на него, смотрела, вдруг чуть привстала, склонилась над ним и нежно поцеловала в щёчку. И тут же опала на него, словно сражённая стрелой.

– Держи меня, Рун, а то упаду, – пролепетала она.

– Куда же ты упадёшь, если мы лежим? – тихо засмеялся Рун.

– Не знаю. У меня сейчас такое чувство… словно я куда-то улетаю. Боже! Надо же… как ты… зажёгся.

Она отрывисто задышала. Рун погладил её по спине.

– Ой, Лала, прости! – спохватился он чуть испуганно. – Не обижайся.

– На… на что? – с трудом проговорила она.

– Ну, что погладил. Мне же нельзя. Ласкать.

– Я и не… заметила… Рун. Трудно что-то… заметить. Когда столько магии. Всё хорошо, Рун.

Вскоре её дыхание начало успокаиваться. Она снова легла нормально, устроившись поудобней. А сама так и светится вся. Рун залюбовался на это, на неё, а она отвечала ему милым доверчивым исполненным бесконечностью тёплых чувств взглядом.

– Рун, послушай, – произнесла она по-доброму.

– Что, Лала?

– Те запреты. Не прикасаться. С нежностью. Наверное больше ни к чему. Тогда мы были ещё чужими. Сейчас нет. И раз мы не способны полюбить друг друга. Ты из-за проклятья, я из-за того, что фея. То нет в том и опасности для нас или бесчестья. Быть ласковыми. В прикосновеньях. Делай это иногда отныне. Изредка. Если захочешь. Я не обижусь. Кошечку же можно приласкать. И ей не запрещено ластиться.

Она провела ладошкой по его щеке.

– Только не увлекайся этим. Ладно? Изредка. Просто имей в виду, что я теперь не обижусь. Ты счастлив?

– Да, – отозвался Рун искренне. – Очень. Столько даров. Бесценных.

– Мне не жалко, – вздохнула Лала в расслабленном умиротворении. – Для тебя нет.

– Лала, – вдруг озаботился Рун.

– Что, мой хороший?

– А это уже была жертва?

– Ты о чём?

– Ну, ты меня поцеловала. Это жертва была? Ты теперь со мной расплатилась?

– А ты сам-то как думаешь, Рун? – улыбнулась Лала лукаво.

– Я не знаю.

– Какая же это жертва? В щёчку это не жертва. Жертва, это когда… Ну… как влюблённые целуются. В губы. Вот это жертва.

– Ну слава богу, – с облегчением вымолвил Рун. – А то как-то странно. Я как бы другого ожидал. От жертвы.

– Ну, это была не она.

– Я рад.

– Между прочим, Рун, ты уже отказался от моей жертвы. Помнишь ты это? – весело поинтересовалась Лала.

– Ох, верно! – озабоченно выдохнул Рун. – Ты меня вынудила, правда. Но… что поделать.

В его голосе Лала отчётливо разобрала нотки неподдельного грустного разочарования.

– Рун, – сказала она, уже без всякой шуточности. – Это не считается. Я действительно тебя вынудила. Кто ж станет целовать, когда его обидели.

– Ну, ты же это делала ради меня. Значит всё по-честному. Слово есть слово, раз оно принесено, уже не отменишь.

Лала с удивлением воззрилась на него.

– Рун, ну что ты, – мягко попросила она. – Если ты так пытаешься наказать меня, или может себя, за ту обиду, не надо. Пожалуйста!

– Никого я не пытаюсь наказать, – добродушно возразил Рун. – Лала, ну так вышло, что слово дано. Никто не виноват. Тут есть выбор, считать, что оно не считается, или что это результат неудачного стечения обстоятельств. Мне выгодно было бы первое, но честнее будет выбрать второе. Я хочу быть честным. Ничего страшного. Жаль конечно, но обойдусь как-нибудь. Без жертвы. Просто теперь будь поласковее со мной. Таким разнесчастным.

Лала глядела на него, глядела, в растерянной задумчивости. А затем её глазки задорно блеснули.

– Смотри, Рун, – улыбнулась она.

Она приподняла ручку и стала рисовать указательным пальчиком, озарившимся синим светом, в воздухе. За кончиком её пальчика потянулся световой след, не угасая, образуя линии. Она не торопясь соединила их в знак сердечка. Последний тут же вспыхнул, из рисунка материализовавшись в казавшееся состоящим из багряной жидкости ярко красное объёмное сердечко, сверкающее всей поверхностью, на сердечке появились глазки, ротик, носик, оно ожило, уставилось на Руна, вытянуло губки, несколько раз причмокнув ими, комично изображая поцелуй, и вдруг лопнуло, создав облачко алых брызг, быстро растворившихся и исчезнувших, словно ничего и не было.

– Ой! – с удивлением произнёс Рун.

– Вот. Я сейчас колдовала. Без спросу, – озорно похвалилась Лала.

– Да, – кивнул он. И усмехнулся. – Придётся мне тебя оштрафовать.

– Очень придётся, – сияя личиком, подтвердила Лала.

– А не хочешь ещё поколдовать? – с хитрецой в глазах предложил Рун.

– Нет, мой дорогой. Если только без штрафов.

– Без штрафов не интересно.

– Уже и чудеса мои тебе не интересны, милый?

– Ну, интересны. Но штрафы интересны боле.

– Чтож, продолжай мечтать о них.

Лала в умиротворении закрыла глазки.

– Как же хорошо, – проговорила она, лучась счастьем. – Ты такой уютный.

– Могла бы и вторую жертву. Мне подарить, – буркнул Рун с иронией, изображая недовольство. – Как компенсацию за мои обиды. За то, что заставила страдать.

– Бедненький, – весело посочувствовала Лала. – Рун, ты хоть понимаешь, каково пришлось мне? Рассталась с тобой, причинила тебе горе, а это тяжело, и больно, и некому обнять, и не к кому прижаться, и сколь плохо бы себя не чувствовала, нужно изображать, что мне замечательно. Дабы все поверили, будто я теперь ничего к тебе не испытываю. Ночью лишь поплачешь. Вся подушка была мокрой от слёз. Очень тяжело было.

Её улыбка несколько померкла от неприятных воспоминаний.

– Прости, – с мягким искренним сочувствием повинился Рун. – Я не подумал. И правда.

– Тебе-то полегче было, – продолжила Лала добродушно. – Ты же умеешь вычёркивать из сердца. Тех, кто тебя обидел. А я тосковала. По тебе. Ещё и виноватой себя ощущала.

– Эх, Лала. Когда столько обнимаешь кого-то. Его так просто уже не вычеркнуть, – вздохнул Рун. – Те времена, когда я мог тебя взять и вычеркнуть… кажется, они прошли.

– Ну, мне приятно это слышать, Рун, – умиротворённо сказала Лала, снова впав в безудержное сияние.

Утро неспешно вступало в свои права, отсчитывая минуту за минутой. Давно уж полностью рассвело, подутихло птичье пение, а они всё лежали.

– Лала, ты не спишь? – тихо спросил Рун, любуясь на её счастливое личико.

– Нет. Наслаждаюсь, – отозвалась она ласковым голоском, открыв глазки.

– И я. Наслаждаюсь.

– Настрадались без друг дружки. Теперь в себя приходим, – поведала она тепло.

– Ну да. Только нам всё же надо бы уйти подальше. И поесть уже пора. Отдохнули твои ножки?

– Ножки? – с удивлением переспросила Лала, и посмотрела на него озорно. – Ты думаешь, они у меня уставали, Рун?

– А разве нет? Ты говорила, что устали.

– Я тебя обманула, – сообщила она довольно.

– Вот так фея! – рассмеялся Рун.

– Это была маленькая хитрость. Чтоб помириться с женихом.

– Так я всё ещё жених?

– Всё ещё.

– Но я развеял же как будто два желанья. Кто теперь поверит в это?

– Мне всё равно, Рун.

– А в чём смысл тогда?

– Вот в этом. В том, что между нами.

– Понятно. И ласковыми именами продолжать называть?

– Продолжать, мой котёнок.

– Ну ладно, солнышко моё. Только нам идти всё же надо.

– Ну Рун, ну ещё немножко. Наскучалась, – жалостливо возразила Лала.

– Милая, рассвело уже совсем, – мягко стал убеждать её Рун. – Мы слишком близко к городу, и к замку. Тут же шляются все кому не лень. И грибники, и ягод собиратели, и хвороста, и охотники, и птицеловы, и знахари, травки целительные отыскивая. И разные учёные мужи, ища ингредиенты для алхимии или зелий. Вот мы лежим, и в любой момент кто угодно может сюда явиться. И что он подумает тогда о нас?

– Ну мы же одетые. Что он может подумать? Просто отдыхаем.

– С утра решили отдохнуть, не у себя в постелях, а в лесу, лежим в обнимочку, – поиронизировал Рун. – Слухи пойдут всяческие. А о тебе они быстро расходятся. Вон, собаки лают. Не так уж далеко от нас. Кто-то охотится, похоже. Уйти бы нам подальше.

– Заинька, пять минуточек ещё, и пойдём. Раз ты так хочешь, – предложила свой компромисс Лала.

– Ну хорошо, любовь моя. Эх, до сих пор не верится, что мы снова вместе. Я и не надеялся. И в голову бы не пришло, что так может быть.

– Я тоже не надеялась сперва. Когда расстались, – призналась Лала. – Барон был поначалу столь радушен. Решила у него остаться. Но потом всё стало плохо, страшно. Тогда и обрела опять мечту о воссоединении. Не сомневалась, ты меня простишь, ежели выслушаешь. Боялась лишь, что не захочешь слушать, не откликнешься на мою просьбу прийти. Всё же я тебя очень обидела.

– И что бы ты делала, коли бы я не пришёл?

– Наверное улетела бы в лес. Меня зверюшки приютили бы на время. А позже пришлось бы нового защитника себе искать. Среди людей.

– Может ты всё же что-то путаешь насчёт барона? Неправильно истолковала его слова или поступки?

– Нет, Рун, как тут ошибиться, – с уверенностью молвила Лала. – Сначала был услужлив, а потом, как заметил, что я без магии совсем. Так стал чрезмерно проявлять заботу. И вскоре я уж поняла, что пленница как будто. Никуда нельзя, на ночь запирают, на окнах решёточки, приставили строгую служанку, которая командует скорее, а не служит. И днём она при мне, и ночью, и ей не спится вечно. Благо, под утро всегда засыпала.

– Как же ты сумела уйти из замка?

– Да разве можно фею удержать без пут магических, без договора? Наивно и пытаться. Чуть магии поднакопила, чуть поколдовала, и улетела. Я даже и не волновалась на счёт того, смогу ли вырваться из неволи. Не знала только, куда направиться. Одной быть страшно.

– Лай как будто приблизился. Пойдём, Лала, – принялся уговаривать Рун.

– Ну нет, ну пять минут же не прошли, – просяще возразила Лала. – Наскучалась.

– Так я же никуда не денусь. Идти-то долго до чужих краёв. Наобнимаемся ещё.

– Нет, – упёрлась Лала, сияя улыбкой счастья бесконечного. – Обещал, так держи слово, мой дорогой. Пять минут.

– А как узнать, что они уже прошли? – усмехнулся Рун.

– Я тебе скажу, как пройдут, – лукаво заверила Лала.

– Ну ладно.