Цитаты из книги «Вешние воды. Накануне (сборник)»

– Обед сейчас подают, а ты посмотри-ка, что я в «Северной пчеле» вычитал… Князь Громобой умер. Марья Николаевна подняла голову. – А! Царство ему небесное! Он мне каждый год, – обратилась она к Санину, – в феврале, ко дню моего рождения, все комнаты убирал камелиями. Но для этого еще не стоит жить в Петербурге зимой. Что, ему, пожалуй, за семьдесят лет было? – спросила она мужа. – Было. Похороны его в газете описывают. Весь двор присутствовал. Вот и стихи князя Коврижкина по этому случаю. – Ну и чудесно. – Хочешь, прочту? Князь его называет мужем совета. – Нет, не хочу. Какой он был муж совета! Он просто был муж Татьяны Юрьевны.

Марья Николаевна очень умно слушала; да к тому же она сама казалась до того откровенной, что невольно и других вызывала на откровенность. Она обладала тем великим даром «обиходности» – le terrible don de la familiarité, о котором упоминает кардинал Ретц. Санин говорил о своих путешествиях, о житье в Петербурге, о своей молодости… Будь Марья Николаевна светской дамой, с утонченными манерами – он никогда бы так не распустился; но она сама называла себя добрым малым, не терпящим никаких церемоний; она именно так отрекомендовала себя Санину. И в то же время этот «добрый малый» шел рядом с ним кошачьей походкой, слегка прислоняясь к нему, и заглядывал ему в лицо; и шел он в образе молодого женского существа,

веяло тем разбирающим и томящим, тихим и жгучим соблазном, каким способны донимать нашего брата – грешного, слабого мужчину, одни – и то некоторые и то не чистые, а с надлежащей помесью – славянские натуры!

Марья Николаевна все время говорила по-русски удивительно чистым, прямо московским языком – народного, не дворянского пошиба. – Вы, наверное, дома воспитывались, в старозаветном, богобоязненном семействе? – спросила она. – Вы какой губернии? – Тульской. – Ну, так мы однокорытники. Мой отец… Ведь вам известно, кто был мой отец? – Да, известно. – Он в Туле родился… Туляк был. Ну хорошо… (Это «хорошо» Марья Николаевна уже с намерением выговорила совсем по-мещанскому – вот так: хершоо.) Ну давайте же теперь за дело примемся.

К вечеру все пришло в обычную колею. Даже в тресетте поиграли.

Г-н Клюбер начал с того, что отрекомендовался, причем так благородно наклонил стан, так приятно сдвинул ноги и так учтиво тронул каблуком о каблук, что всякий непременно должен был почувствовать: «У этого человека и белье и душевные качества – первого сорта!»

Недаром говорят, что у каждого влюбленного есть звезда»,

Эта женщина, когда идет к тебе, точно все счастье твоей жизни тебе навстречу несет»,

vin est tiré – il faut le boire

Он размышлял о суете, ненужности, о пошлой фальши всего человеческого.