Из газеты «День»

Следует ли дать евреям в России законодательные и административные права?

Москва, 16 февраля 1862 г.

Выражения «идея века», «либеральная идея», «гуманная мысль» – сделались в нашем прогрессивном обществе, каким-то пугалом, отпугивающим самую смелую критику. Это своего рода вывеска, за которой охотно прячется всякая ложь, часто не только не либеральная и не гуманная, но насильственно нарушающая и оскорбляющая права жизни и быта безгласных масс в пользу мнимо угнетенного, крикливого, голосящего меньшинства. Этот деспотизм некоторых идей, это слепое раболепство некоторым кумирам объясняется историей нашего общественного развития и, бесспорно, имеет свою полезную сторону, если сами идеи нравственны. Оно способно иногда воздержать наклонность – действовать в духе, уже совершенно не гуманном и не либеральном: многие добрые дела делаются если не по убеждению, то из страха, из некоторой душевной подлости пред грозными идеями века. Такое основание, конечно, не нравственно, не прочно, не всегда плодотворно, но тем не менее может быть допущено в области практической как внешняя узда для тех, которые не вразумляются внутренним достоинством господствующей мысли.

Все это так; но критика общественная должна безбоязненно входить в исследование самого содержания всякой новой идеи, не обращая никакого внимания на ее чин и породу, не смущаясь тем, что она состоит в звании идеи века и аристократического, т. е. европейского происхождения, а относясь прямо к ее абсолютной, внутренней ценности. Так и по вопросу об евреях мы большею частью только расшаркиваемся учтиво, и – надобно признаться – не совсем искренне, пред всякою новою для них льготою, не отдавая себе отчета в смысле, значении и пределах таковых льгот. Мы сказали: «Не совсем искренно», и в доказательство можем привести спор нашего малороссийского или южнорусского сборника, «Основы» с еврейским журналом, «Сионом», спор, в котором личное раздражение «Основы» заставило ее приподнять уголок завесы, прикрывающей ее настоящее, сокровенное, если не воззрение, то по крайней мере чувство в отношении к «Иудеям» (как она их называет), и употребить выражения, несколько противоречащие обычному строю речей нашей литературы, когда дело касалось или касается еврейского племени.

Недавно вышел новый закон о евреях, дарующий им новые и весьма важные льготы, именно: евреи, имеющие дипломы на ученые степени доктора, магистра или кандидата, «допускаются на службу по всем ведомствам» и по всей России. Этот закон, которого нельзя не признать вполне милостивым и либеральным, был приветствован во многих наших литературных органах пышными и громкими фразами о нашей «современности и веротерпимости». Но мы смеем думать, что наши защитники и ревнители иудейских интересов не так поняли закон, как бы следовало, и, во всяком случае, не уяснили себе сами тех пределов, до которых может идти его практическое применение. Конечно, выражение «по всем ведомствам» не вполне передает мысль законодательную, и, конечно, его нельзя понимать без ограничения. Так, например, нельзя же предположить, чтобы обер-прокурором Святейшего Синода мог сделаться еврей, еврей не по происхождению, а по вере! Мы думаем даже, что наши литературные прогрессисты не решаются, при всей дерзости своего прогресса, признать подобное явление возможным… Почему же нет? С их стороны это будет только недостаток, или, лучше сказать, робость последовательности. Ведь звание обер-прокурора не есть духовное, а чисто гражданское звание, и область управления, ему подчиненная, называется «ведомством». Однако же, наверное, сами наши прогрессисты согласятся, что еврея во главе этого ведомства даже и предположить невозможно. Они сами найдут, конечно, что здесь противоречие слишком резко. Пойдем дальше. Предположим, что кто-нибудь сказал бы нашим прогрессистам: желаете ли вы и считаете ли сбыточным, чтобы правительствующий Сенат, Государственный совет и вообще законодательные учреждения России наполнились евреями, и не в канцелярских, а в самых высших должностях и званиях? Подадут ли наши прогрессисты свой голос в пользу и даже за возможность такого явления? Сомнительно, и даже есть основание думать, что ими овладеет некоторое, может быть, даже несправедливое опасение, чтобы законодатель – еврей, Моисеева закона, не вздумал в России законодательствовать в духе моисеевом!.. Стало быть, является новое ограничение к допущению евреев служить по «всем ведомствам»? В этом-то смысл и полагаем мы, что новый закон о евреях нельзя разуметь без ограничений.

Постараемся подойти к этому вопросу поближе, и притом даже с точки зрения не христианской, а просто языческой, но предположим язычника частного, правдивого, относящегося к делу со стороны, вполне беспристрастно, и предъявляющего касательно нас только одно требование; логики и последовательности.

Вот земля, именующая себе христианскою. Христианство – такое учение, которое, по мнению христиан, указало особые начала для всего нравственного и духовного мира человека, а следовательно – и общества, и на основании этих начал пересоздало и пересоздает быт частный, общественный, гражданский, государственный, просвещение, науку, законодательство, отношения людей между собой, одним словом, всю область человеческой деятельности. Истинно или не истинно оно в своем существе – этот вопрос в сторону, но таков факт, которого отрицать нельзя. Народы, исповедующие христианство, уклоняются от правил своего учения, но постоянно признают его за свой идеал, за цель своего существования, за свое знамя. Сказать – христианин, и всякому известно, что от этого звания требуется и какому нравственному кодексу – предполагается – он должен следовать. Нет возможности, да и надобности производить испытание над совестью каждого и исследовать его личное отношение к христианству, но достаточно видеть знамя, под которым он стоит, чтобы требовать от него общественных действий, согласных с общественным знаменем. Это знамя в России – христианское.

В христианскую землю приходит горсть людей, совершенно отрицающих христианское учение, христианский идеал и кодекс нравственности (следовательно, все основы общественного быта страны) и исповедующих учение враждебное и противоположное. Естественно спросить – зачем они приходят в страну, под христианское знамя которой стать они не могут? Но им некуда деться, они голодны, сиры, везде и всюду гонимы. Христианская земля, руководствуясь духом своего учителя, дает им приют и средства существования, свободу внутренней и гражданской жизни. Больше этого она дать не может. Больше этого дать – было бы возможно только в таком случае, если предположить ложь с той или другой стороны, то есть – что или христиане лгут, именуя себя христианами, или евреи лгут, официально исповедуя закон Моисеев. На этой-то взаимной неискренности и основывается новейшее современное отношение христиан и евреев! Евреи пришли к христианам – хозяевам земли, в гости. Хозяева могут принять и даже уважить гостей, хотя и непрошеных, но не могут посадить их за свое хозяйское место и дать власть хозяйскую тем, которые проповедуют ниспровержение всякого хозяйского порядка; не могут предоставить им волю распоряжаться и управлять домом. «Но они не станут опровергать порядок, – возразят некоторые. – Они этого не проповедуют». Тут не место таким уверениям, ответит вам всякий честный язычник: лазить в чужую душу и экзаменовать частную совесть не приходится, а следует обратить внимание на штемпель, которым заклеймен человек, на вывеску, которую он носит, на знамя, под которым он стоит, на учение, которое он официально исповедует. Вам нет дела – искренне ли он его исповедует или лжет, но он от него не отрекся, следовательно, он продолжает его держаться, продолжает держаться начал, враждебных началам вашего народа, вашему знамени. Вопрос не о том, кто прав, кто не прав, а о том, в каком взаимном отношении должны находиться оба учения и исповедники этих учений, если они искренни.

Что сказал бы честный Брут, если бы, внезапно воскреснув, он был свидетелем взаимных учтивостей и нежностей поляков-католиков и евреев в Варшаве в прошлом году? Евреи, в припадке восторга, подносят католикам крест – эмблему распятия, распятия, совершенного евреями над тем, кого католики признают Богом. «Стало быть – евреи соглашаются со смыслом христианской эмблемы и уже отреклись от своего учения?» – спросил бы Брут. – Нисколько. Католики, со своей стороны, проливая слезы умиления, строят или дают деньги на постройку храма, синагоги, где должно раздаваться учение, противное Христову и христианству… «Стало быть – католики уже не исповедуют своего Христа?» – спросил бы Брут. – Нет, исповедуют, т. е. говорят, что исповедуют. Ксендз шествует с раввином, под ручку, в процессии… «Ведь они оба служители храмов, – спросит опять наивный Брут, – проповедники учений несовместимых, противоположных? Значит, один уступил другому, или оба убедились в лживости своих учений, или каждый признал истину учения, своему противоположного? Но ведь одно исключает другое? Как же это согласить?» – Нет, оба числятся, каждый при своей вере. – «Так это не честно! – воскликнет Брут. – Было бы в тысячу раз честнее и нравственнее, если бы католики и евреи пришли друг к другу и сказали: мы отказываемся от Христа и его заповедей, а мы от Талмуда и ожиданий мессии, мы соединяемся друг с другом во имя нашего человеческого звания!.. Но так как они этого не говорят и продолжают официально принадлежать к учениям христианскому и еврейскому, то они являют безобразный пример гнусной лжи, лицемерия, неуважения к своему званию и презрения к народу, исповедующему свою веру искренне!..»

Согласитесь, читатель, что это правда, что так должен посудить всякий беспристрастный, даже чуждый иудаизма и христианства честный, правдивый человек! Но у наших прогрессистов есть в запасе словцо, которое, по их мнению, все разъясняет и разрешает. Это дух современной цивилизации, цивилизации XIX века. Что ж это такое? Новая религия, что ли? Где кодекс этой цивилизации? Где отыскивать ее, наконец? Даже еврейский журнал «Сион», и тот в одном из своих номеров опирается в требовании новых прав для евреев на просвещение XIX века. Невольно хочется спросить «Сион» (очень умный и замечательный журнал, между прочим): «До какой эры этот XIX век? Это XIX век эры христианской, христианской проповеди и христианской цивилизации, вами отвергаемой, а потому вам и ссылаться на него неприлично. Что такое значит дух современной цивилизации? Выражается ли она в том, что англичане теснят славян и поддерживают гнет над ними турок, отвергающих цивилизацию? В учении материалистов, отвергающих понятие о добре и зле и низводящих человека на степень безответственного животного, лишенного внутренней свободы воли? В разврате ли женщин, проповедуемом некоторыми коммунистами?» Очевидно, что повторяющие это слово – сами не дают себе ясного в нем отчета и должны будут при допросе свести свои открытия в области цивилизации к тем нравственным истинам, которые все давно уже проповеданы миру именно Евангелием, которые действительно, в наше время, шире воплощаются в жизни, но которым еще далеко до полного на земле осуществления, согласно христианскому идеалу.

Итак, только во имя христианских же начал, а не какой-то цивилизации можно желать расширения льгот и прав для евреев, но нельзя же, опираясь на начала, внесенные в мир христианством, требовать отрицания и отвержения этих начал! Это бессмысленно. Веротерпимость, повелеваемая христианским учением, не значит вероугодливость, не значит равнодушие к вере, а еще менее – отречение от своей веры и своего знамени. Евреям должна быть предоставлена полная свобода вероисповедания, но там, где бы стали хлопотать, например, о преуспевании еврейского учения, о поддержке еврейской ортодоксии или о том, чтобы Закону Божиему учили настоящие, твердые в Талмуде, а не шаткие раввины, – там, чрез это, засвидетельствовалось бы только совершенное равнодушие к истине христианской. Можно допустить евреев в разные должности, но не в те должности, где власти их подчиняется быт христиан, где они могут иметь влияние на администрацию и законодательство христианской страны. К чему же вы будете отрекаться от своего знамени, когда евреи упорно держатся своего? Нам скажут: «В наше время вера ничего не значит, просвещенный еврей все равно, что христианин». Если ничего не значит, так зачем же еврей не отречется от своего закона публично, не объявит всенародно, что признает его ложным и принимает… Что? Ну, положим, хоть кодекс цивилизации XIX века, по-вашему, – но согласитесь, что такое отречение необходимо. Если же еврей не решается на это отречение, то, стало быть, это противно его совести, стало быть, он дорожит и признает истинным учение своего Талмуда. А признавая истинным учение Талмуда, он должен действовать, он не может иначе действовать, как в духе своего учения, противоположного всем началам, которые легли в основу частного и общественного, и государственного быта в христианской земле.