Учебную атаку старались сделать приближенной к настоящей, той, которую в последние год-полтора используют гвардейские полки и часть наиболее подготовленных регулярных полков: Астраханский, Новгородский, Первый Московский, Рязанский и Тверской.

Расстояние до врага делится на три рубежа. Первый рубеж выбирается, исходя из максимальной дальности картечного огня полевых орудий – около восьмидесяти саженей, (наличие «колпаков» у врага не предусматривается). Начальный рубеж следует преодолевать быстрым шагом или бегом, тридцать – сорок шагов – и солдат в меньшей степени подвержен огню орудий.

Далее следует рубеж полковой артиллерии, ее картечного огня – 50–55 саженей, его также преодолевают бегом. После чего атакующие идут быстрым аршинным шагом прямо на врага, не доходя 25–30 саженей, останавливаются для прицельного повзводного залпа, а после него идут в штыковую атаку. Тактика применения казеннозарядных фузей несколько отличается. Залпы следуют один за другим до того момента, когда в стволе не осталась последняя пуля, предназначенная для экстренного случая: первого врага коли штыком, второго застрели в упор, а третьего ударь прикладом и добей штыком! – так было прописано в наставлении.

– Приготовиться к атаке!

Второкурсники напряглись, пальцы крепче сжали фузеи, неудобные кирасы заледенели, но курсантов эта мелкая проблема не волнует – впереди враг и его нужно победить. Хотя бой учебный, травмы все-таки случаются.

Внезапно литавры коротко протрубили «В атаку!». Пять рот витязей выстроились в четыре шеренги. Барабанщики вместе с горнистами идут позади строя на почтительном расстоянии от прапорщика, задают темп марша и направляют действия атакующих. Вообще в бою горнисты подчиняются напрямую полковнику или майору, в зависимости от того, какое войсковое соединение участвует в сражении. Специально для роты горнист не предусматривается, так как расстояние визуального контакта «командир – рядовой» не превышает 25–30 саженей.

Бум! Бум! Гремят барабаны, подстраивая солдатский шаг. Палочки в руках молодых барабанщиков, будто живые, взлетают ввысь и стремительно падают, словно коршун на беззащитного лебедя. Витязи идут вперед под бой барабанов, барабанщики по команде лейтенантов ускоряют темп, и вот все шеренги совершают рывок, проходя опасную черту. И вновь быстрый шаг, а за ним еще один рывок.

Пока второкурсники совершали намеченные экзерциции, строй обороняющихся первогодков сосредоточенно готовился к встрече противника. Восемь «колпаков» заняли свои места по бокам от построения витязей. Артиллерийским расчетам требуется учиться смотреть в глаза опасности, а если возникнет необходимость, то и гнать неприятеля с защитного бруствера штыком.

На расстоянии в 30 саженей атакующие остановились, приложили фузеи к плечу, правый глаз, прищурившись через пропил в казенной части и мушку, высматривает середину человеческой фигуры. «Стрелять одновременно целой ротой, а тем более батальоном верх расточительства и невежества, – как-то заметил царствующий Старший брат после одного из первых провальных учений, когда еще только-только складывался по кирпичикам фундамент будущего Воинского Устава».

Хотя в европейских армиях тактика стрельбы взводами не в чести, государь, вступив на престол, ввел за правило стрелять исключительно взводами по готовности. Другое дело, что взводы могут готовиться к стрельбе примерно одинаковое время. Кроме того, под надзором сержанта воины, как показала практика, делают меньше промахов. Солдаты быстрее ориентируются в бою именно малыми группами, что в свою очередь позволяет быстро переходить от обороны к атаке или вовсе замирать на месте как скала, сдерживая неистовый вал степняков, прорывающийся к армейскому тылу.

– Пли! – голоса сержантов позвучали почти единовременно, как рок судьбы над строем атакующих.

Фузеи первой шеренги выплюнули пороховые облака, сразу развеянные порывом ветра. Следом за первой шеренгой отстрелялась вторая, а за ней третья и четвертая. Не давая противнику опомниться, звучит новый приказ: «В штыки!» Полутысячная четырехшереножная линия переходит на быстрый шаг. Тело каждого витязя чуть наклонено вперед, корпус повернут на сорок – пятьдесят градусов к врагу, фузея со штыком наперевес летит впереди.

Не пробежав и половины, нападающие увидели, как стреляют фузеи противника. Вторая, третья, четвертая шеренги выпустили заряд, и только первая шеренга стояла в ожидании: они стреляют в упор, только после этого идут в штыковую атаку.

Но сейчас учения, и кровавой бани никто не хочет, да и свалки юных воинов тоже. Наставники чутко следили за тем, чтобы в нужный момент атакующие шеренги смещались чуть вправо, а обороняющиеся оставались на месте, оставляя зазор в своих рядах для бегущих. Подобная тактика обучения наиболее близко подготавливала витязей к реалиям сражения. В бою нет романтики, там побеждает тот, кто сплоченнее стоит в шеренге, лучше работает штыком и прикладом.

– Капрал, они идут на нас, – сухие, потрескавшиеся на морозе губы Ялбу слегка приоткрылись, язык, словно наждак пару раз прошелся по нёбу, но удержать толику страха калмык не смог. Что бы ни говорили люди, но вид несущейся на тебя монолитной шеренги солдат волей-неволей внушает трепет, главное вовремя перебороть секундную слабость и крепче сжать фузею в руках.

– Вижу, – Ярослав нахмурился, его пятерка стояла в первой шеренге: хоть она и была четвертой во взводе, но по правилам пятерки во взводе каждое учение меняются местами. Для того, чтобы каждый из витязей мог прочувствовать на себе, что значит встречать атакующий вал противника или, наоборот, самому нестись на застывшие вражеские ряды.

– Но так не должно…

Не успел калмык договорить, как атакующие шеренги ворвались в небольшие зазоры строя первокурсников. Они пробегали, подняв фузеи высоко вверх – не дай бог штык вспорет чей-нибудь живот, никакой чехол от подобного удара не спасет, разве что удар пройдет по касательной, не зря же курсанты носят кирасы.

– Стоять! – крикнули сзади Ярослава. Бросив мимолетный взгляд, он увидел, как один из третьей пятерки заваливается назад – кто-то из атакующих с разбегу приложился прикладом в корпус первогодка. Специально или нет – не столь важно, эффект от подобного удара одинаковый: чуть сильней и витязя опрокинуло бы на спину, смяв воинов из следующей шеренги.

Хрлум! В это же время Ялбу почувствовал, как взмывает верх и грузно падает на промерзлую землю, перед ударом он увидел ясные торжествующие серо-голубые глаза недавно обретенного врага. Ханский сын упал наземь и отключился, по его лицу расползлось багровое пятно, нос съехал набок, а изо рта потекла темно-алая струйка. Верхняя губа неровными клоками прикрыла белые осколки передних зубов медленной патокой вытекающей вместе с кровью на подбородок и шею, темно-алая струйка с белыми осколками быстро образовала кровавую лужицу на сером снегу.

Капрал сначала не понял, что произошло, но через пару секунд увидел в шеренге брешь: в строю не хватало калмыка. Бросив взгляд вниз, Ярослав нашел бессознательного подчиненного, Ялбу лежал не шевелясь, лицо залила кровь. Не мешкая, нарушая Устав, капрал одним прыжком подскочил к калмыку и перевернул его на бок – им подробно объяснили, какую первую помощь нужно оказать собрату при разных ранениях. Захлебнуться собственной кровью капрал Ялбу не позволил.

– Носилки! – что есть мочи крикнул капрал.

Атакующие прошли сквозь строй первокурсников в мгновение ока, но уже через десяток саженей перешли на шаг, а еще через десяток и вовсе остановились. Откуда-то сбоку них появилась пара витязей с двумя жердями, соединенными плотной парусиной. Не говоря ни слова, они положили их рядом с Ялбу, взяли бессознательное тело за руки-ноги и на счет «два» аккуратно переложили на серую парусину.

– Ты ублюдок! – взревел раненым медведем Ярослав, увидев окровавленный приклад Андрея. – Это ты его ударил?! Зачем?

Не понятно, чего было больше в яростном крике капрала: вопроса или обвинения.

– Догадайся, капрал, – презрительно глянув на Ярослава, второкурсник вытянулся во фрунт.

– На свои места шагом а-арш! – негромкий хриплый голос Александра Петровича осадил капрала, словно кружка ледяной воды пьянчугу.

– Курсант Смирнов! – не глядя на красного от ярости капрала, наставник повернулся к вытянувшимся во фрунт шеренгам второкурсников.

– Я! – серо-голубые глаза курсанта задорно блеснули и сразу погасли, встретившись с неприязненным взглядом наставника первогодков.

– Что ж ты так неаккуратно бежал? Ведь приказ в корпусе простющий – братьев не калечить, в свары не вступать, а у вас уже второй случай за полторы недели. Нехорошо.

– Не специально, господин наставник! Руку чуть выше с прикладом поднял, но такого больше не повторится, – спокойно ответил Андрей.

– Конечно, не повторится, но для памяти нужно оставить зарубку, авось в жизни пригодится…

Вечером на плаце выстроились два курса. Перед витязями вышел старший наставник Михей Павлович, по привычке держа в руках небольшой кнут. Несильно постукивая по бедру, словно отмеривая уходящие мгновения жизни, он обвел взглядом плац и нехотя сказал:

– За нарушения приказа по корпусу, за злодеяния против брата по духу курсант Смирнов приговаривается к полусотне ударов батогами! Приговор привести в исполнение немедля!

Еще не смолкли слова Михея Павловича, а в конце плаца, из одноэтажного дома старшего наставника вышел полуголый Андрей Смирнов в сопровождении двух сокурсников. В руках у одного из них был длинный куль, завернутый в холстину, второй нес плотную мешковину.

Витязи с содроганием глядели, как исполняется приговор. Наставник провинившегося курсанта по правилам корпуса лично приводил наказание в исполнение. В большинстве случаев они не были телесными: царь требовал не калечить пестуемых «птенцов» понапрасну, тем более, когда есть не менее действенные меры наказания. Но если телесные наказания случались, то обычно за крупную провинность, за которую в армии казнят или заставляют смывать кровью свой позор.

Бледный Андрей опустился на подложенный перед ним квадрат мешковины. Голова витязя вопреки обыкновению не склонилась в знаке смирения, он глядел на мир светлыми чистыми глазами правого в собственных убеждениях человека. Его мировоззрения не смог перебороть даже отец Варфоломей, с тоской молодой епископ глядел на Андрея, понимая, что этот отрок в чем-то прав, прав по каким-то одному ему известным правилам и догмам. Витязь глядел на собратьев с улыбкой: немного унылой, немного обреченной и чуточку веселой.

Курсант понимал, что после экзекуции он вряд ли выживет. Полсотни ударов и взрослый мужчина не всегда выдерживает, а что говорить о нем? За размышлениями он пропустил момент, когда на спину упал первый удар. В теле взорвался снаряд боли, волнами разлившийся по уставшим членам. Удары сыпались один за другим, но Андрей держался: третий… седьмой… десятый…

На одиннадцатом курсант упал лицом на плац, с веселой обреченностью поднялся на руках, вскинул голову, обвел взглядом замершие шеренги и приготовился принять новую порцию ударов…

После двадцать девятого удара витязь не смог подняться. Из последних сил он на дрожащих руках тянулся вверх, силясь удержать колышущееся тело в равновесии. Белоснежные снежинки, упав на спину или плечи курсанта, превращались в кровавые льдинки. Они будто охлаждали пыл обессиленного Андрея. Но он продолжал бороться, даже тогда, когда двое друзей подхватили его под руки и бегом потащили в лазарет. Приговор, не приведенный в исполнение, отложили на неопределенное время: забивать мальчишку до смерти старший наставник запретил.

По злой иронии на соседних кроватях в натопленной длинной палате царства Гиппократа лежали два курсанта. Один получил сотрясение мозга и лишился передних зубов, а другой на всю жизнь получил страшные шрамы на спине…

Середина марта 1712 года от Р. Х.

София

Весна в Болгарии расцвела пышным цветом, благоухали полевые цветы, деревья радовали глаз девственной зеленью, наливающейся жизненной силой. Мир преобразился так быстро, что мне стало как-то неловко. Я провел здесь прорву времени: договаривался с посланниками повстанцев, слушал доклады о передвижениях турок, засылал тайных гонцов к австрийским Габсбургам, а в это время моя царица с наследником вынуждена томиться в столице, решая государственные проблемы, о которых должен думать только я. Есть в этом что-то неправильное…

– Ваше величество? – Негромкий голос князя Григория Федоровича Долгорукого прогнал прочь несвоевременные мысли.

– Все хорошо, генерал, продолжайте, прошу вас.

Наши войска, уменьшившиеся до 52 тысяч солдат, встали на квартиры в предместьях Софии и ближайших городках. Добровольческие полки, присоединившиеся за семь-восемь месяцев, стояли отдельным лагерем. Там их гоняли русские офицеры, стараясь сделать из пришедшего люда боеспособные батальоны, пусть не равные нашим по боевым качествам, но хотя бы имеющие представления о построениях и отражениях атак противника. Надо заметить – стремление православных освободиться от ига Османской Порты действовало сильнее любого телесного наказания. Хотя неприятные инциденты с участием черногорцев, сербов, венгров и греков случались постоянно, что поделаешь, менталитет у людей разный, все импульсивные, драчливые. Но ведь русские офицеры и поставлены во главе батальонов и рот для того, чтобы обуздать яростную непокорную натуру. Объединять повстанцев в полноценные пехотные полки по решению Генштаба не стали – применили принцип башкирских казачьих пятисотенных полков, с той лишь разницей, что там была исключительно кавалерия, а здесь пехота.

Часть армии заняла пустующие дома, часть расположилась в походных шатрах и палатках, отдельные батальоны и роты распределились по гарнизонам в отвоеванных у османов землях. За полгода, прошедших с момента последней битвы у Софии, ситуация в западных землях Османской империи, раскинувшихся за Дарданеллами, сильно изменилась. И надо заметить, изменилась не в лучшую для Порты сторону.

Потерпев два крупных поражения, турки вынужденно отошли к Пловдиву, попутно стремясь сохранить греческие земли в полном подчинении и любым путем не допустить там опасного брожения местных народов. Хотя, когда в Османской империи был мир, многие греки по-своему боролись с игом: часть устраивала бунты, часть занималась разбоем на море. Пиратство в Эгейском и Средиземном морях процветает день ото дня. В этом ремесле с греками могли сравниться разве что алжирцы да некоторые увядающие карибские флибустьеры, перебирающиеся на морские просторы африканских путей. Ну а когда в земли турок вторглись наши войска, разбив армию визиря, греки, точившие клинки войны не одно десятилетие, выступили против старых захватчиков, в считанные дни прервав сообщение между городами и крепостями.

Но так не могло продолжаться долго – султан не зря собирал после разгрома под Беркнишем две армии: в Салониках и Софии. Пускай первая насчитывала меньше воинов, но на плохо организованных, слабо вооруженных греков ее хватит с лихвой.

Обреченность борьбы против османов лидер греков Иов Гланцис понимал лучше собратьев. Сорокалетний полковник кавалерии, служивший в австрийской армии под командованием принца Евгения еще тогда, когда тот только пришел к императору проситься на службу, послал к русскому царю делегацию после того, как под его командованием оказались три полностью укомплектованных полка ополчения. У большинства его солдат не было фузей, обходились сделанными из подручных средств копьями и крестьянскими вилами вместо рогатин.

Греков царь Алексей принял, благо что ожидал их не один день. Как ни крути, а у православных братьев есть один способ избавиться от мусульманского ига – восстать и пролить кровь за родное Отечество. Если народ не желает этого делать, значит, свобода ему не нужна и в помине. А рисковать жизнями русских людей, получая в ответ вместо благодарности ненависть… нет уж, увольте! Подобных глупостей Алексей совершать не желал.

Итог переговоров озадачил греков. Русский царь не оправдал их надежд, оказывается, ему вовсе не хочется спешить на помощь свободной Греции, он даже не смог выделить несколько полков для усиления армии полковника Гланциса. Единственное, чего добились делегаты от царя – заверения в помощи в случае их активного действия и соединения с русской армией. Проще говоря, грекам давался шанс проявить себя без участия русских полков, несколько подуставших, поредевших и вымотанных за лето до предела. Греки не понимали, что резервы, идущие из России, минуя Польшу, Молдавию и Валахию, крайне медлительны, да еще разные болезни забирают жизни людей. И это не считая постоянных стычек с османами, не смирившимися с плачевным положением дел на своих западных границах.

– Ваше величество, господин фельдмаршал…

Князь Григорий Федорович Долгорукий прошелся по комнате, взял со стола разноцветные гвоздики с изображением флагов держав и приготовился отмечать месторасположение войск на карте…

Понимая, что бездействовать в противостоянии России невыгодно, Генштаб принял решение начать продвижение в глубь Финляндии. Завоевать край можно только совместными действиями флота и армии. Приказ выдвигаться к Петербургу получила флотилия контр-адмирала Ивана Боциса и армия генерал-поручика Михаила Михайловича Голицына.

Генерал-поручик сумел к началу прошлой зимы выбить шведов из большинства крепостей до Або. А бывший комендант Выборга – генерал-майор Третьяк – с вверенными ему войсками захватил Нишлот, сам Михаил Михайлович Голицын разгромил генерала Армфельда с десятью тысячами солдат у столицы Финляндии – Гельсингфорса. Через сутки русские войска вошли в покинутый шведами город, сразу же выставили караулы и расположились на зимние квартиры.