Глава 3. Вечер в «Европе»

Свободный столик найти оказалось не просто, но шелест купюры в пятьдесят эстонских марок сделал невозможное, и официант, убрав табличку «Заказан», услужливо предложил расположится в самом укромном месте – под пальмой, стоявшей в огромной деревянной кадушке.

Просматривая меню, Ардашев спросил:

– Анастасия Павловна, позвольте узнать, как вы относитесь к местной кухне? Я её совершенно не знаю.

– Она проста. Эстонцы любят рыбу, и неплохо её готовят. Обычно это лосось, сельдь, салака, угорь, лещ или щука. К гарниру чаще подают картофель. А из мясных блюд предпочитают нежирную свинину.

– А что заказать вам?

– Наверное, что-нибудь рыбное.

Оторвав взгляд от списка блюд, Варнавская спросила стоящего рядом официанта:

– Лосось с баклажанами на огне. Никогда не пробовала. Это вкусно?

– Это бесподобно! – ответил тот и, слегка склонившись, принялся живописать: – Лосось режется на куски, солится и перчится. Час-два отдыхает. Нарезанные кольцами баклажаны посыпают морской солью и тоже дают постоять один час. Баклажаны обмазывают оливковым маслом, перемешанным с мелконарезанным чесноком. Кусочки лосося и баклажаны кладутся на чугунную решётку, под которой горячие угли. Снимают по готовности.

– А салат Росолье из сельди с яблоками и свёклой?

– О! Вы не сможете от него оторваться! – воскликнул подавальщик, и, обойдя Анастасию с другой стороны, продолжил приоткрывать кулинарные премудрости: – Филе слабосолёной селёдочки нарезают кубиками небольшого размера. Такими же кусочками режут маринованные огурчики, крошат лук. Свёклу, морковь, картофель пекут в духовке. Варят яйца. По готовности чистят и овощи, и яйца. Всё нарезают кубиками. Яблоки очищают от кожуры нарезают квадратиками и сбрызгивают лимонным соком. Всё хорошенько перемешивается. Заправка простая и в то же время самая изысканная – сметана и зернистая горчица.

– Хорошо. Принесите мне такой салат.

– Что ещё?

– Мне хватит.

– А что, мадам, будет пить? Может, вино? Красное или белое? Сухое? Или шампанское?

– Сухое белое.

– Тогда возьмите бутылочку «Шато Латур».

– Но это много… – смутилась Анастасия, – и, наверное, дорого…

– Послушайте, любезный, – вмешался Ардашев. – Несите бутылку «Шато Латур» и «Смирновскую». Лосось и этот салат принесите и мне тоже. Кроме того, нам ещё понадобятся: грузди солёные, паюсная икра, рулеты из щуки, угорь маринованный, заливное из осетрины и свежие овощи – всё это для двоих.

– А десерт?

– Мороженное, пирожные – самые нежные и два кофе по-арабски.

– Простите, – смутился официант, – но мы не готовим по-арабски.

– Я так и думал, – рассмеялся Ардашев. – А по-турецки на молоке?

– К сожалению, тоже не подаём. Можем просто по-турецки.

– Ладно. Сделайте, хоть так.

Ресторанный слуга удалился.

За фортепьяно появился музыкант, и на сцену вышел невысокого роста певец. Прозвучало несколько вступительных аккордов и полилась песня:

 
Как солнце закатилось,
Умолк шум городской,
Маруся отравилась,
Вернувшися домой.
 
 
В каморке полутемной,
Ах, кто бы ожидал,
Цветочек этот скромный
Жизнь грустно покидал.
 
 
Измена, буря злая,
Яд в сердце ей влила.
Душа ее младая
Обиды не снесла.
 
 
Её в больницу живо
Решили отвезти,
Врачи там терпеливо
Старалися спасти.
 
 
– К чему старанья эти!
Ведь жизнь меня страшит,
Я лишняя на свете,
Пусть смерть свое свершит.
 
 
И полный скорби муки
Взор к небу подняла,
Скрестив худые руки,
Маруся умерла.
 

Видя, как загрустила Варнавская, Ардашев покачал головой и сказал:

– Ну да, нам сегодня не хватает только темы отравления.

– Нет-нет, эта песня, как раз, напоминает спокойные времена. Я слышала её в тринадцатом году. Папа принёс пластинку. Мы жили в доходном доме на Каменноостровском проспекте в Петербурге. У нас тогда был граммофон. Но то была совсем другая жизнь.

– Я не спрашиваю, что привело вас в Ревель. Вероятно, у всех нас одна общая трагедия.

– Папу и маму убили пьяные солдаты в восемнадцатом году. Они ворвались в нашу квартиру и начали проводить обыск. Папа потребовал у них мандат. Тогда один из них в него выстрелил, а маму, как нежелательного свидетеля, закололи штыками. Из квартиры вынесли всё, что было можно, а что нельзя – поломали. Меня не было дома. Я ходила на рынок менять вещи на крупу. А когда вернулась, то долго не могла прийти в себя. Часть ценностей осталась в тайнике. Похоронив родителей, я поняла, что надо бежать из России, и как можно скорее. Сосед по парадному – бывший чиновник акцизного ведомства – помог мне перебраться в Ямбурге через границу. А вот ему не удалось, был арестован чекистами. Когда я приехала в Ревель, то поняла, что у меня неважные документы и попалась на удочку мошенника.

Официант принёс заказанные блюда, откупорил и разлил вино, и водку.

– Позвольте выпить за ваше счастье, Анастасия Павловна. Вам много пришлось пережить, и хочется надеяться, что всем бедам должен наступить конец.

– Благодарю вас, Клим Пантелеевич.

За едой и напитками время текло незаметно. На смену певцу вышла певица. В ресторане собиралась преимущественно русская публика, и потому со сцены текли задушевные романсы на стихи Кольцова, Тютчева, Блока.

– А вы в Ревель надолго? – поинтересовалась Варнавская.

– Планировал на несколько дней, но теперь, судя по всему, придётся задержаться.

– Тогда я могла бы показать вам местные достопримечательности. До большевистского переворота я давала частные уроки живописи, потом окончила Педагогические курсы при Императорской Академии художеств. Я люблю искусство, и в Ревеле есть, что посмотреть. Но, как я поняла, из ваших слов, сказанных в полицейском автомобиле, вы довольно неплохо разбираетесь в его истории, коли упомянули об арабском путешественнике… забыла его имя.

– Аль-Идриси, – улыбнулся Ардашев. – Но это ни о чём не говорит. У меня есть привычка: перед поездкой в новую для меня страну, я стараюсь прочитать о ней как можно больше. Мои знания о городе исчерпываются сведениями о трагедии Шарля Леру в Ревельской бухте 12 сентября 1898 года.

– Простите, никогда не слыхала об этом французе.

– Нет, он родился в Северо-Американских Штатах, племянник американского президента Авраама Линкольна.

– А что с ним случилось?

– Вы знаете, что такое парашют?

– Нет.

– Парашют – это своеобразный огромный зонт из прочной шёлковой материи, только вместо ручки – стропы. Они соединяют парашютный купол и человека. С помощью парашюта можно безопасно спуститься на землю, спрыгнув с воздушного шара или аэроплана. Леру устроил платное турне по Европе. Выступал в Англии, Австро-Венгрии и Германии. Он наполнял шар газом, поднимался к облакам и на глазах изумлённой публики, открыв дверь корзины воздушного шара, ступал в бездну. Смельчак летел камнем вниз, зрители были в ужасе, но через некоторое время парашют благополучно раскрывался, и отважный воздухоплаватель вполне успешно опускался на землю. Посетители аттракциона рукоплескали. Деньги текли рекой. И когда поступило предложение от русского антрепренёра Георга Парадиза, он согласился, даже несмотря на невыгодные условия: шестьдесят пять процентов сборов отходили русскому импресарио – и только тридцать пять – Шарлю Леру. С успехом он выступил в Петербурге, Одессе, Харькове, Варшаве, Либаве, Риге… И осенью добрался до Ревеля. Двенадцатого сентября, в пять вечера на холме Старого города собралась публика. Шар с воздухоплавателем взмыл высоко в небо. Зрители видели, как его относило в сторону моря. Когда он поднялся, приблизительно, на шестьсот метров, Леру покинул шар. Парашют раскачивало, словно маятник и смельчак, освободившись от него, прыгнул в воду. Какое-то время пловец был на поверхности, но потом пропал. К нему направили катер и лодки. Леру нигде не было. Тело воздухоплавателя нашли местные жители только через два дня. Это был его двести тридцать девятый прыжок.

– Точно! Я вспомнила. Он похоронен с почётом на старом немецком кладбище. Там же и памятник ему установлен.

– Вероятно. Я этого точно не знаю. Говорят, что перед этим импресарио поселил Леру в гостинице «Золотой лев» в комнате под тринадцатым номером.

– В «Золотом льве»? – изумилась Варнавская.

– Да, а что?

– Нет, ничего.

– Постойте-постойте… Вы отказались от ресторана в этой гостинице, а сейчас вновь так удивились, услышав её название. Думаю, вам бы лучше объяснить мне, почему этот отель так вас беспокоит. Но, если не хотите, можете не говорить.

– Никакой тайны нет, – вздохнула Анастасия. – Мне было стыдно признаться, что там я работаю горничной. Под угрозой увольнения нам запрещено посещать ресторан нашего отеля. У меня два дня выходных. Сегодня и завтра.

– Давайте не будем говорить о грустном. Тем более, под десерт. Его нам уже несут.

Непринуждённый разговор, музыка и вино расслабили даму. Её щёки зажглись румянцем, и Анастасия смотрела на своего спутника так, как дети разглядывают новую игрушку – с интересом и восхищением.

Наконец, она сказала:

– Благодарю вас за моё спасение. Но мне пора. Я живу в противоположном конце города от «Золотого льва». Проводите меня?

– С радостью, Анастасия Павловна.

Клим Пантелеевич оплатил счёт и оставил официанту столь щедрые чаевые, что тот, причмокнув от удовольствия, семенил за гостями до самых дверей.

Чернильные сумерки уже опустились на улицы. Ветер с моря нёс прохладу, напоминая, что лето скоро закончится. Каменные стены домов приняли траурный цвет, будто зная, что ещё не все беды пришли в Старый город.

Извозчика не пришлось долго ждать. Каурая лошадка неторопливо бежала по мостовой.

За неспешным разговором Ардашев не заметил, как коляска добралась до дома Варнавской. Прощаясь, она вымолвила:

– Моя комната под номером шесть. И завтра я весь день буду дома. Я взяла несколько книг в библиотеке и собралась посвятить этот день чтению. Но, если вы решите отправиться со мной на прогулку – буду очень рада показать вам местные достопримечательности. Спасибо за чудесный вечер!

– Ну что вы! Человеку моего возраста находиться в компании столь обаятельной молодой особы – большая честь.

– Вы себя явно недооцениваете.

Ардашев склонил голову в почтительном поклоне.

– Завтра с утра у меня есть кой-какие дела. Но в два пополудни я буду ждать вас на этом самом месте. Доброй ночи, очаровательная Анастасия!

– Доброй ночи, замечательный Клим Пантелеевич!

Варнавская застучала каблуками по тротуару и скрылась за дверью доходного дома.

Ардашев вернулся в коляску и фаэтон покатил вверх по улице. До «Портретного ателье г-на Тамма» на Глиняной 12 было совсем недалеко.