Глава 2. Инспектор Саар

При появлении полицейского и дворника толпа разбежалась. Остался Ардашев и весьма привлекательная брюнетка лет двадцати пяти, с глазами цвета спелой вишни и длинными ресницами. Стройная, среднего роста, она старалась не смотреть на покойника и вытирала слёзы белым, кружевным платочком, который достала из сумочки. Глядя на неё, Клим Пантелеевич поймал себя на мысли, что её он жалел больше, чем погибшего Минора. Наверное, потому, что, во-первых, подобные шедевры матушки природы встречаются чрезвычайно редко, а во-вторых, следует признать, что дамы такой неземной красоты обычно страдают от повышенного мужского внимания, и ловеласы всегда надеются отыскать в их душах какую-то порочную струну, сыграв на которой удастся добиться всего того, что рисует в своём воображении любой волокита. Словом, растлевай и властвуй. Безраздельно. От того их и жаль.

Дворник накрыл труп рогожей и, выслушав приказание протелефонировать в полицейское управление, поспешно удалился.

Полицейский, судя по званию, унтер-офицер, повернулся к свидетельнице и чём-то негромко поинтересовался:

– Простите, но я не знаю эстонского. Не могли бы вы обратиться ко мне на том языке, на котором вы, да и не только вы, а все окружающие, говорили всего три года назад? – уже почти успокоившись, с заметной иронией вымолвила дама.

– Вы видели, как произошла авария? – на чистом русском языке спросил он.

– Да. Этот несчастный очень торопился, обогнал меня, когда я шла по тротуару. А потом он стал переходить дорогу. Тут на него и налетел таксомотор. А мог бы и меня сбить. И здесь лежала бы я, то есть мой труп, – она опять всхлипнула.

– Это было такси?

– Естественно.

– Почему естественно?

– Потому что только таксисты в Ревеле носятся, как угорелые. И вообще, от машин один вред. Они не только засоряют воздух, но и убивают людей. Их надо запретить.

– Простите, вы номер мотора^[3] не заметили?

– Да разве я должна всматриваться в их номера? – рассеяно вопросила свидетельница.

– Это был синий «Ситроен». Две последние цифры – 36, – изрек Ардашев.

– Вы тоже русский? – удивился страж порядка.

Клим Пантелеевич только собирался ответить, как из-за угла вылетел и резко остановился чёрный, уже изрядно потрёпанный «Форд».

Из машины вышли двое. Третий остался сидеть за рулём.

Первый, в котелке, шагал решительно, будто торопился кого-то арестовывать. Так ходят полицейские или судебные следователи. Это был невысокий, худой господин лет сорока пяти, с роскошными усами, в костюме, жилетке и в галстуке. За ним семенил толстяк с бритым лицом в костюме и таком же точно котелке. Носки его туфлей были давно не чищены. На лице неуклюжего торопыги читалась досада, понятная любому чиновнику, которому в субботу приходится задерживаться на службе.

Полицейский отдал честь и вытянулся в струнку.

Первый из подошедших похлопал его по плечу и спросил по-эстонски:

– Свидетели есть?

Тот указал кивком в сторону Ардашева и дамы.

– Эти двое. Русские.

– Разрешите отрекомендоваться – инспектор криминальной полиции Бруно Саар, – представился незнакомец на русском языке. – Позвольте ваши паспорта.

– Вот надо же, – недовольно поморщилась дама, выуживая из сумочки документ, – попала в переплёт.

– Госпожа Варнавская Анастасия Павловна, – прочитал инспектор и подняв глаза, облизал её липким, как патока, взглядом. – У вас временное пребывание? Вы беженка?

– Да, а что?

– Ничего, просто уточняю, занесённые в справку данные, относительно вашего нахождения на территории моей республики, – выговорил инспектор, сделав ударение на слове «моей».

И он тут же, закуривая сигарету, обратился к Ардашеву:

– Соблаговолите, сударь, предъявить ваши документы.

Клим Пантелеевич протянул чехословацкий паспорт.

– О! Не ожидал. Прямо из Праги пожаловали?

– Показать билет?

– Нет надобности.

Тем временем спутник инспектора, очевидно судебный медик, закончил осматривать тело и вынес заключение:

– Водитель сбил бедолагу на большой скорости и, очевидно, после того, как тело упало на землю, переехал голову и туловище. Об этом говорят внешние повреждения: многочисленные переломы черепа, рваные лоскутные раны головы, ушных раковин, выдавливание мозгового вещества через уши и нос… Повреждён и живот: видны надрывы поверхностных слоёв кожи. Я уверен, что и внутренние органы от сильного удара оторвались. Сердце и селезёнка уж точно. Думаю, при вскрытии это подтвердится. Только есть ли смысл его проводить?

– Думаю, нет. И так всё понятно, – ответил полицейский и принялся обыскивать труп.

Через минуту у него в руках оказался дипломатический паспорт покойного, мандат советского представительства и туго набитый купюрами бумажник.

– Дипломат, – озадачено протянул он, – вот только этого нам, дорогой Андрес, не хватало. Теперь точно вам придётся его вскрывать, а мне вызывать советское начальство.

– Ну что за неделя! То висельник в Фалле, то теперь вот русский пешеход-неудачник, – досадливо поморщился доктор.

– Домой мы сегодня вернёмся очень поздно, или рано. Скорее всего, под утро. – Инспектор повернулся к свидетелям. – Что ж, прошу в автомобиль.

Не обращая внимания на предложение, Клим Пантелеевич произнёс:

– Стоит заметить, господа, что на дороге полностью отсутствует след от торможения колёс. Это говорит о том, что наезд на этого пешехода не был случайным. Кроме того, замечу, что на сорочке покойного остался чёткий отпечаток рисунка протектора шин. Его следует аккуратно вырезать. Зная марку таксомотора, цвет, последние две цифры номера и рисунок протектора шин вы без труда отыщете этот автомобиль.

Господин Саар подозрительно сощурился и, сделав глубокую затяжку, спросил:

– Вы запомнили цвет, номер и марку?

– Не весь номер, – ответил за Ардашева полицейский, – только две последние цифры – 36, марка – «Ситроен».

– Не просто «Ситроен», это была модель «A» (10CV), – уточнил Клим Пантелеевич.

– Интересно, интересно, – пробубнил инспектор и велел: – Что ж, господа свидетели, я всё же прошу вас проехать с нами, чтобы оформить протоколы допросов.

– Пропал день, – вздохнула Варнавская.

– Ничего не поделаешь – убийство, – вымолвил Клим Пантелеевич и распахнул перед дамой дверь «Форда».

– Благодарю вас!

– Не стоит, – усаживаясь рядом, ответил Ардашев.

Инспектор затушил окурок носком туфли, приказал унтер-офицеру дожидаться санитарной кареты и вернулся к авто. Усевшись на переднее сиденье, он хлопнул дверью, и машина тронулась. Она понеслась с такой скоростью, что появись перед ней зазевавшийся пешеход, он определённо бы стал вторым трупом за день.

– Господин Ардашев, вы бывший полицейский? – осведомился сыщик.

– Напротив. Я бывший присяжный поверенный.

– Но раньше служили в полиции?

– Упаси Господь.

– А в Праге чем занимаетесь?

– Я частный детектив.

– В Чехословакию прибыли из России?

– Вы чертовски проницательны.

– А что вас привело в Прагу?

– Длинная история.

– Ничего, я не тороплюсь.

– Простите, сударь, у меня нет желания посвящать вас в перипетии своей судьбы.

– А зря. В противном случае, наша беседа пройдёт в присутствии офицера контрразведки.

– Не возражаю. Жаль будет только времени, потраченного впустую. Я собирался осмотреть достопримечательности Ревеля.

– Таллина! Попрошу правильно именовать столицу нашего государства, – встрял в разговор доктор.

– Как угодно. Я бы напомнил вам последние четыре строчки русского поэта Петра Вяземского. Думаю, в гимназии, вы, должно быть, если не выучили наизусть, то уж точно читали его «Ночь в Ревеле»:

 
Ревель датский, Ревель шведский,
Ревель русский! – Тот же ты!
И Олай твой молодецкий
Гордо смотрит с высоты.
 

– Был Ревель, стал Таллин, – пробубнил Саар.

– Пусть так. Только вот немецкие и шведские газеты с этим не церемонятся. У них Ревель остался Ревелем. И все делают вид, что этого не замечают. А впрочем, мне всё равно. Хотите, могу и Колыванью называть.

– Ни в коем случае, милостивый государь! – возмутился врач.

– Отчего же? Насколько я помню, именно так окрестил вашу теперешнюю столицу арабский географ Аль-Идриси в 1154 году. Под этим названием оно и перекочевало в древнерусские летописи.

– Это распространённое заблуждение. Имя Колыван принадлежало одному из героев эстонского эпоса, – не сдавался эскулап.

– Вполне возможно. Но это ни в коей мере не опровергает мою гипотезу, – невозмутимо заявил Клим Пантелеевич. – Однако, известно ли вам откуда взялось название Ревель? Его ведь не русские придумали.

– Ну-ну, поведайте нам, господин русский пражанин, – с заметным ехидством в голосе выговорил доктор.

– Всё дело в бухте. Она, как известно, около четырнадцати вёрст в длину и около восьми в ширину. Глубина от двенадцати до пятнадцати саженей. Дно глиняное и местами песчаное. Льда зимой почти не бывает, ветры проходят стороной. Наверное, и в самом деле, это место можно было бы наречь раем для мореплавателей, если бы не мели и рифы при заходе в бухту. Подозреваю, что датские корабли не раз на эти рифы налетали и оттого прозвали город «revеl», что означает «рифы».

– О! Вам известно то, о чём мы, уроженцы этого города, даже и не подозревали, – насмешливо скривил губы судебный врач.

– Господа, смею прервать ваш спор, – вмешался инспектор. – Мы уже приехали.

Полицейское управление располагалось по улице Глиняной, в доме номер шесть. Ещё несколько лет назад в этом здании служил полицмейстер Ревеля с помощником, приставы всех частей и сыскное отделение. Теперь всё обстояло иначе: Полевая полиция охраняла общественный порядок, Криминальная полиция занималась расследованием уголовно наказуемых преступлений, а Охранная полиция (Служба внутренней безопасности), находящаяся совсем в другом месте, боролась с государственными преступлениями, направленными на свержение существующего государственного порядка. Главное управление Охранной полиции имело одиннадцать уездных отделений в стране, но, несмотря на это, город кишел не только шпионами, но и контрабандистами. Казалось, в Таллинский порт – перевалочный пункт между Советской Россией и остальным миром – съехались авантюристы со всей Европы.

Ежедневно в гавань заходили вереницы пароходов. Железные монстры гудели, искали место у пристани и, бросив якорь, становились на разгрузку. Без устали работали высотные портовые краны, напоминающие собой пришельцев из «Войны миров» Герберта Уэллса.

На железнодорожном вокзале тоже царила суета. Товарные составы, наполнив чрева вагонов, подрагивая на стрелках, уносились в Нарву, Ямбург и Петроград.