«Учись у камня твердости», –
Говорил известный вор,
От мягкости родятся подлости
И вертлявый, чахлый разговор.
 
 
Кум ведет прямую речь:
«Дали мизерные сроки,
Я не в силах всех стеречь,
Кто резал сук на пищеблоке?»
 
 
Гранит кроваво-красный,
Мы грузим его в трюм,
«Ты бьешься, кум, не красно,
Спроси у камня, кум».
 
 
«Ты очень важная фигура,
Но дал неправильный ответ,
Тебе десять суток БУРа,
Передай подельникам привет».
 
 
Кум поддерживает темп,
Сеет рознь среди народа,
Ему нужен вялый штемп
И пустая, мелкая порода.
 
 
Упрись рогом и молчи,
Нужны быки для бойни,
Приблуду вовремя точи,
От мягкости все сучьи войны.
 
 
Принял свойство пластилина,
Скользить и падать будешь долго,
Теперь ты – стоптанный мужчина,
Сшили стоптанного волка.
 
 
Из камня сделан вор,
Прячет ссученный глаза,
Свой у браткового коридор,
Своя у лагеря стезя.
 

 
По небу катится Луна,
Млечный светится прибой,
Спит усталая тюрьма,
Парус белый над водой.
 
 
Окружен водою форт,
До суши мил немало,
Покинул парус рано порт,
Нет условного сигнала.
 
 
За свободу все отдашь,
Прыгнешь в жуткий водоем,
На лодке смелый экипаж.
С лодки машут фонарем.
 
 
Сердце рвется из груди,
Арестант поймал кураж,
Свобода, свобода впереди,
За свободу все отдашь.
 
 
Сильный, дерзкий, увлеченный, –
Сложат песнь в народе,
Какой на свете заключенный
Не мечтает о свободе.
 
 
Меркнут деньги, власть,
Чины, почеты, звания,
Не убить к свободе страсть,
Не удержать желание в здании.
 
 
Невольник прыгнул в воду
По примеру Монте Кристо,
Лапшу навешивал народу,
Творил писатель быстро.
 
 
Свел концы с концами,
Точки высветит Дюма,
Граф воюет с подлецами,
Прячет горе от ума.
 
 
Заскрипели резко тормоза,
Улетел красивый сон,
Арестант открыл глаза –
Опера творили шмон.
 
 
Решил идти в побег,
Зло кричал дубак,
В пачке папирос Казбек
Лежал заточенный наждак.
 
 
Гниет беглец в подвале,
Свернулся с вечера в клубок,
Долго бегал, но поймали,
Навылет прострелили бок.
 
 
Арестант опустился на шконарь,
Шмонали верхний ярус,
В сознании потухал фонарь,
Уплывал надолго парус.
 

 
Выпьем за встречу, братва!
Залечил на сердце зарубки,
Пусть будет хмельной голова,
Но трезвы и честны поступки.
 
 
За успех поднимем, братва,
Свободу замесим погуще,
Есть еще на земле острова,
Где раскинулись райские кущи.
 
 
За дружбу, братва, нальем.
В городах, поселках, селениях
Пусть зоны зарастут полыньем,
Будут одни поселения.
 
 
Выпьем, братва, за честь,
Неверия слышатся звуки,
Лучше в зону спокойно сесть,
Чем быть продажной сукой.
 
 
Выпьем, братва, за удачу,
За свою родную обитель,
Пусть всуе о нас не судачат,
С горя запьет обвинитель.
 
 
Выпьем, братва, за свободу,
Нет в мире сильнее жажды,
Дважды не входят в воду,
На свет не рождаются дважды.
 
 
На прощание выпьем, братва,
Видимся мы не часто,
Пусть будет хорошей молва,
Мы тоже к России причастны.
 

 
Привет, Лаврентий Павлович,
Беспокоит лагерная пыль,
Вертухай – колымский сыч,
Ворошит гулаговскую быль.
 
 
Помнит сдержанный восторг,
Была амнистия объявлена,
Опустел больничный морг,
Отпускали не только отъявленных.
 
 
Усатый преставился в бозе,
Расшатали здоровье годы,
Не видел Лаврентий угрозы,
Выпустил пар свободы.
 
 
Не права скороспелая критика,
И реакция очень нервная,
Уходила на волю политика,
Пятьдесят восемь, часть первая.
 
 
До пяти лет включительно
Закон судимость гасил,
Надежда остальным политикам,
Набраться терпения и сил.
 
 
Искупил Лаврентий вину,
Был он не раз жесток,
Разгрузил лагеря и тюрьму,
Хлынул на волю поток.
 
 
Миллионы ушли от смерти,
Не считались больше врагами,
Коснулись гражданской тверди,
Не качалась земля под ногами.
 
 
«ГУЛАГ – большая политика», –
Быстро смекнул хозяин,
Замолкла здоровая критика
От столицы до самых окраин.
 
 
Амнистия наркома Берия
Не развеяла сталинский мрак,
Не близок путь к доверию,
Но к оттепели первый шаг.
 

 
Вспоминаю юность свою:
Вязкая скользкая глина
В уральском шахтерском краю,
В каждом бараке – малина.
 
 
Поселков шахтерских канва,
Полны в малинах стаканы,
По полной гуляла братва,
О прошлом жалеют бакланы.
 
 
Отцы уходили в забои,
Дымился вдали террикон,
Сыновья уходили в разбои,
Воровской непреложен закон.
 
 
Лепень у кореша новый,
Котлы на руке золотые,
Боялся придти участковый,
Истины знал он простые.
 
 
Волыны носили, приблуды,
Без дела не высунешь нос,
Никогда, братва, не забуду –
Порешен был Саша Мороз.
 
 
В поселок сунулся БИС,
Пошел один на разборы,
Звезда покатилась вниз,
Холмик возник за забором.
 
 
Ходили гурьбой на подломы,
Чистили ночью витрины,
Защищали слабо хоромы,
Трещали по швам магазины.
 
 
Проходили в бараках чистилище,
Накололи немало руды,
Криминал – великая силища,
Зазывала пополнить ряды.
 
 
Столыпин подсчитывал ходки,
Стучали по рельсам вагоны
Из Сибири, Колымы, Находки
Слали по зонам прогоны.
 
 
Пригрела родня обитель,
С годами меняются планы,
Спокойнее спит обвинитель,
О прошлом жалеют бакланы.
 

 
Горькие катятся слезы,
Плачет беззвучно Альбина,
Шипы достались, не розы,
Прозвали девчонку «малина».
 
 
Держат ее в одиночке
Для ночных плотских утех,
Кровь запеклась на сорочке –
Праздновал кто-то успех.
 
 
Поссорилась с мамой девчонка,
Прости… и помилуй, Господь!
Повстречали в погонах подонки
Беззащитную детскую плоть.
 
 
Она плакала беззвучно, тихо,
Сулили горсть конфет,
Досталось девчонке лиха
В неполных пятнадцать лет.
 
 
Разыграет Альбину на спичках
Милицейский геройский наряд,
Знали бы дочки-сестрички –
Подфартило отцу подряд.
 
 
«Не слишком усердствуй, сержант,
Иду вслед за тобой», –
Белозубо строчил лейтенант,
Очень доволен судьбой.
 
 
Шнурок привязала к раме,
Вела себя неприлично грубо.
«Прости меня, мама», –
Шептали прощально губы.
 
 
Мигом явился сержант,
Смотрел исподлобья волком:
«Говори, – торопил сержант. –
Объясни ситуацию толком».
 
 
Повесилась наша «малинка»,
Завяла чистая веточка,
Скорбная очень картинка,
Рано погибла деточка.
 
 
В брезент завернут девчонку,
В придорожный бросят кювет,
Швырнут, как собачонку,
Цветов не положат букет.
 
 
Домой собирался летеха,
Жена позвонила в ночь,
Все страшно трагично, плохо,
Мертвой найдена дочь.
 
 
Бритвой прошлись по нервам,
Убит лейтенант без борьбы,
Он насиловал девочку первым,
Он понял фатальность судьбы.
 

 
Сняли в профиль и анфас,
Мишенью стал в надзоре,
В любое время крикнут «Фас!»
Псы всегда в наборе.
 
 
Не пишут лагерную прозу,
Стих обвинения не готов,
Бьют по нервам без наркоза,
Чтобы не было следов.
 
 
Суки точат перья,
Речи продажные журчат,
Атмосферу строят недоверия,
Зона красная стучит.
 
 
Не проявил сознание,
Признания не изрек,
Арестантам в назидание
Ударят мордой об ларек.
 
 
Головной убор не так одел,
Не на месте все застежки,
Хозяин видел беспредел,
Наказание спрятано в матрешке.
 
 
Мутный свет в окошке,
Прошел опять не по линейке,
Скребут на сердце кошки,
Номер висит на телогрейке.
 
 
С малыми сроками отпущены,
Ушли замаливать грехи,
В отряде треть опущенных,
Молчат на зоне петухи.
 
 
Невеселую думают думу
В застенках заплечных, тесных,
Хозяину, оперу, куму
Лучше иметь бессловесных.
 

 
Зря, начальник, не свисти,
Все открыты нам пути
Злому року вопреки,
Идем по берегу реки.
 
 
У причала парус белый,
Только воду борозди,
Я сегодня очень смелый,
Могу за веху подвести.
 
 
Нам надо за кордон,
Подвело совсем живот,
Жизнь поставлена на кон,
Русь по совести живет.
 
 
За правду бьются на Руси,
Прошлогодний делят снег,
Кого конкретно ни спроси –
Самый честный человек.
 
 
Не бойся скромности, братан,
Презренья, бойся, фальши,
Не засунешь ложь в карман
И не спрячешь дальше.
 
 
Будут нас не замечать,
Нет в России места,
Хоть не Каина печать,
Но месили круто тесто.
 
 
Зря, начальник, не свисти,
Все отточены детали,
В стране законы не в чести,
Растеклись по вертикали.
 
 
Срок в России отволок,
Засвечен будешь в падежах,
Рваный будет диалог
На самых разных этажах.
 
 
Потерял семью, жилье,
И по жизни не босяк,
Не входил не раз в жулье,
Все равно вокруг кисляк.
 
 
Срок в России отволок,
Выходишь, как в нокауте,
Плевать не будешь в потолок,
Лет десять будешь в ауте.
 
 
Ветер надувает паруса,
Несется быстрой лавой,
Степи, пашни и леса
Стережет орел двуглавый.
 
 
Вот, кажется, кордон,
Пуста у нас авоська,
Россия – это слон,
Мы уходим к Моське.
 

 
Есть лобное место и храм,
И встреча между разлуками,
Спасибо хорошим ментам,
Не все оказались суками.
 
 
Под пули пошел участковый,
Отдал себе отмашку,
Выдался вечер фартовый –
Испортили только фуражку.
 
 
Граждан спасают порой,
На риск и опасность не глядя,
Майор – как киношный герой,
Очень хороший дядя.
 
 
Прикрыл беззащитных детей,
Своих мог оставить сиротами,
Наверное, с малых ногтей
Высокими жил полетами.
 
 
О подвигах грезят мальчишки,
В прошлом сейчас пионер,
Нагляднее всякой книжки
Показал участковый пример.
 
 
Плохо мы знаем служивых,
Не просят частенько оплаты,
Среди продажных и лживых
Честные служат ребята.
 
 
Штурмую закона вершину,
Не бухаю с темными лицами,
На днях записался в дружину –
Решил помогать милиции.
 

 
В неволе жизнь хреновая,
Серостью среда гнетет,
Метла на зоне новая,
В одну сторону метет.
 
 
Страною правит Водолей,
В стихах прячется хорей,
Втихую водочки налей,
Хозяин – колерованный еврей.
 
 
Освоил грязную науку,
С метлою носится Абрам.
В карцер эту суку! –
Хозяин судит по делам.
 
 
Шнырил иудей для вида,
Привлечь внимание фараона,
Опозорил всех сынов Давида, –
Решила важная персона.
 
 
Плачет в карцере Абрам,
Извлек цитату из Талмуда,
Получил не по делам,
Наказали очень круто.
 
 
Сутки чалится Абрам,
Достал не вовремя понос,
Душит кашель по утрам –
Сколько горя перенес.
 
 
Суров хозяин Нойша,
Лишил Абрама света,
Здесь ему не Польша,
А он устроил гетто.
 
 
На третий день явился вертухай,
Повел Абрама к куму,
Хоть ложись и помирай, –
Одна у бедолаги дума.
 
 
В колоде четверть козырей,
Красны сегодня бубы,
Шепнул вертухай у дверей:
«Работать будешь в клубе».
 
 
Еврей еврея приголубит,
Другим посеет горе,
За что сынов Израиля не любят
И презирают априори.