Цитаты из книги «Окаянные дни»

А ведь и до сих пор приходится доказывать, что эти каторжные гориллы умирают вовсе не за революцию, а за Мартель.

У добрых отнялись руки, у злых развязались на всякое зло…

Газеты зовут в поход на Европу. Вспомнилось: осень 14 года, собрание московских интеллигентов в Юридическом Обществе. Горький, зеленея от волнения, говорит речь: – Я боюсь русской победы, того, что дикая Россия навалится стомиллионным брюхом на Европу! Теперь это брюхо большевицкое, и он уже не боится.

«Разложение белых…» Какая чудовищная дерзость говорить это после того небывалого в мире «разложения», которое явил «красный» народ.

Люди спасаются только слабостью своих способностей – слабостью воображения, внимания, мысли, иначе нельзя было бы жить. Толстой сказал про себя однажды: – Вся беда в том, что у меня воображение немного живее, чем у других…

Что сделало революцию? Честолюбие. Что положило ей конец? Тоже честолюбие. И каким прекрасным предлогом дурачить толпу была для нас всех свобода!

народ объят музыкой революции – слушайте, слушайте музыку революции!»

И «молодежь», и «вшивые головы» нужны были как пушечное мясо. Кадили молодежи, благо она горяча, кадили мужику, благо он темен и «шаток». Разве многие не знали, что революция есть только кровавая игра в перемену местами, всегда кончающаяся только тем, что народ, даже если ему и удалось некоторое время посидеть, попировать и побушевать на господском месте, всегда в конце концов попадает из огня да в полымя? Главарями наиболее умными и хитрыми вполне сознательно приготовлена была издевательская вывеска: «Свобода, братство, равенство, социализм, коммунизм!» И вывеска эта еще долго будет висеть – пока совсем крепко не усядутся они на шею народа.

Распад, разрушение слова, его сокровенного смысла, звука и веса идет в литературе уже давно.

Чехов тоже не понимал что. На людях говорил, что «чудесно», а дома хохотал: «Ах, такие-сякие! Их бы в арестантские роты отдать!» И про Андреева: «Прочитаю две страницы – надо два часа гулять на свежем воздухе!»