Цитаты из книг автора «Иван Ильин»

Это и имел в виду глубокомысленный чешский мистик Якоб Беме, когда говорил, что качество родится из муки… [9]

Молитва может внимать дыханию Божию, созерцать мудрость Творца и даровать человеку очевидность; молитва может сомневаться, вопрошать, отчаиваться, скорбеть и призывать. Коперник молитвенно внимал законам природы. Фехнер молился вместе с цветами и деревьями. Сегантини преклонялся перед горами как перед алтарями Божиими. Ломоносов молился вместе с северным сиянием. Державин – созерцая бренность земного и бессмертие Божественного. Пушкин – каждым актом вдохновения. Лермонтов – с ландышами у ручья. Человеку дана от Бога наподобие той чудесной молитвы сеятеля, которую приводит Лесков в «Соборянах»: «Боже, устрой, и умножь, и возрасти, на всякую Долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего, произволяющего, благословляющего и неблагодарного…»

Никакая молитва не исключает и не делает их излишними: моя любовь, мое желание, мой труд, моя борьба должны служить тому делу, о котором я молюсь.

Пыль жизни засоряет нам глаза и лишает нас верного видения. Нас засасывает болото страстей, и особенно тщеславия и жадности. Нам надо непременно освобождаться от всего этого, хотя бы только от времени до времени. Нельзя гибнуть в этом болоте. Нельзя отдаваться этому потоку. Надо иметь минуты и часы для свободного дыхания и созерцания, когда заботы умолкают; повседневные жизненные содержания забываются и мы освобождаем себя от всего мелкого, слишком человеческого и пошлого. Наши душевные силы – помыслы, желания, чувствование и воображение, – освобожденные от обыденного и ничтожного, ищут иного, лучшего, обращаются внутрь и сосредоточиваются на том, что составляет самую нашего бытия. И это есть первый шаг к молитве.

Каждый человек, кто бы он ни был и чем бы он в жизни ни занимался – мужчина или женщина, старик или молодой, образованный или необразованный, – должен обладать умением собирать свои душевные силы и сосредоточивать свое внимание.

Может быть, это просто игра лучей и воды? Может быть… Но от этой игры сердце трепещет радостью: оно верит и не верит своему ясновидению; оно слышит гимн Богу; оно чувствует разумность и красоту вселенной и трепетно ждет дальнейших видений света и глубины…

Все покоится там, как в ясном сне, – навеки сбереженное нетленное воспоминание; как помыслы первозданного глубокомыслия; как безмолвные молитвы отшельника. И мало-помалу душа постигает, почему эта дивная тишина вокруг и почему не слышно горных голосов, почему не щебечут даже птицы и почему новоприбывшие путники начинают говорить между собой шепотом.

Потрясенный и счастливый, стоит путник у берега, и видит, и не верит, и все хочет еще удостовериться и навсегда запомнить увиденное. Пока сердце, переполненное счастьем и благодарностью, не потребует отдыха и уставшие глаза не зальются влагой. Тогда он садится отдыхать на первый попавшийся камень.

Просты и строги его берега: ему не нужно окружения, оно не ищет украшений. Оно лежит открыто, чтобы видеть все и на все отвечать. Неподвижна его прозрачная вода; законченной гладью смотрит его поверхность. Нежно сияет его глубина в неуловимых, бесчисленных то голубых, то зеленых оттенках; и все оно прозрачно до самого дна. Там, внизу, видны упавшие когда-то скалы – так глубоко, что глаз не верит расстоянию; видны столетние стволы деревьев, утонувшие дары гор, – целый мир благостно принятых и сохраненных богатств, мир блаженного

В стороне от общих исхоженных дорог, там, высоко, у подножия крутой стены покоится горное озеро, погруженное в свои видения. Оно смотрит чистым оком вверх, в мировое пространство и принимает в себя все, что посылает ему небо, послушно и ясно отражая в себе его дары… – земное зерцало высоких событий…