Кендра не притворялась кем-то другим, не играла какую-то роль – просто прежде я смотрела лишь на одну, на самую очевидную грань, ошибочно принимая ее за целостную картину, напрочь позабыв о том, что каждый человек многогранен.
«Все могло быть намного хуже». Я вымученно улыбаюсь и киваю, когда Константин в очередной раз повторяет эту фразу, думая про себя, что это ни успокаивает, ни облегчает мое состояние. Когда тебе плохо, подобные слова способны вызвать лишь раздражение.
– Вот что меня всегда удивляло в людях – это то, какими эгоистами вас делает боль. Тебе больно, и ты замыкаешься в себе, отказывая в праве на боль всем остальным; ты думаешь, что только твоя боль уникальна и непостижима.
Я все чаще думаю о том, что Константин был прав, что все мы точно такие же, как и он, – треснутые зеркала. Чьи-то трещины едва заметны, чьи-то уже настолько велики, что в таком зеркале вместо отражения можно