Я поднялся на ноги, присел обратно на шлакоблоки и принялся оттирать рвоту с колен снегом. Через некоторое время, возможно, минут через пять, а может, и через час, из дома вышел Заур и направился ко мне. Протянул фотоаппарат.

– Я забрал флешку, считай, что купил у тебя. Сколько стоит?

Я не ответил. Заур покачал головой с легкой гримасой жалости на лице.

– Вот мой номер. – Он протянул бумажку.

Я некоторое время смотрел на нее, не понимая, зачем она мне, и Заур засунул ее в карман моей куртки.

– Позвони мне, расплачусь. Договорились?

Я кивнул в ответ, и он кивнул тоже, потом сделал пару шагов к дому, остановился и снова заговорил со мной резким тоном:

– Вот так бывает, когда не слушаешь! Говорил тебе, стой тут. Сука, вот нужно было тебе это видеть? – Кажется, следователь беспокоился за мое состояние больше меня самого. – Блядь, знал же, что пиздишь, что видел трупы. Знал же! Так, Артур… Арсен? Смотри на меня. Если ничего срочного дома нет, не езжай никуда. Дорогу завалило в нескольких местах. Придется ехать в объезд, а это минимум еще два часа по горам. Опасно, надо быть внимательным, а ты сейчас немного летаешь в космосе. На выезде из села есть поворот налево. Слышишь? Когда въезжал в село, ты должен был его увидеть. Он был справа и сразу как бы вниз. А сейчас он будет слева. Так?

– Да.

– Еще раз. На выезде из села налево. – Он произносил слова с расстановкой, но у меня с русским все было нормально. С аварским были некоторые проблемы. – …И спуск к реке. Все село окружает река. Ты к ней спустишься. Понял? Там есть здание, двухэтажное. Типа советской общаги. Сразу поймешь. Это гостевой дом. Ты слушаешь?

Я кивнул, но в целом я больше размышлял о том, чье окно второго этажа смотрит на нас. Кажется, это была комната, в которую мы не заходили, комната Асият, комната, из которой доносились рыдания.

– Придешь туда, снимешь номер недорого. Вот тебе штука. – Он сунул мне в руку купюру в тысячу рублей. – Ровно на один день. Оставайся сегодня там, посмотри киношку, поиграй в телефон и выспись, а завтра поезжай спокойно домой. Понял? Не думай о том, что увидел сегодня. Просто отпусти. – Он жестом руки смахнул невидимую мошкару в сторону гор. – Считай, что всей этой хуйни у тебя не было в жизни. Ничего вспоминать, обдумывать, строить всякие версии не надо. Это все, – он открытой ладонью будто закрасил дом за своей спиной, – тебя не касается. Это моя работа. Строить теории, искать преступников. Это не твоя проблема. Я знаю, как это бывает вначале. Ничего не обдумывай. Своих тоже предупреди – семью, на работе, чтобы были в курсе. Вопросы есть?

Я помотал головой, а он покивал в ответ, сказал что-то матерное себе под нос и ушел. Я засунул камеру в рюкзак и потопал вниз. Толпа немного рассеялась, да и в целом, кажется, успокоилась. Мне показалось, что весь этот люд ждет меня и моих объяснений, ведь в их глазах я определенно вырос, превратившись из неуклюжего парня с громоздким оборудованием в того, кто теперь что-то знал. Но знал я не так уж много и не был уверен в том, что как-то вырос как человек или вдруг узнал больше о жизни. Мне и раньше было известно, что люди делятся на два типа: живые и мертвые. Но я точно больше не был тем, кто поднимался по этой дороге к красивому дому полчаса назад.

Пока спускался, я представил себя официальным представителем полиции, который должен выступить с какой-то речью и успокоить народ, доверивший мне власть.

«Дорогие жители славного села N! Прошу вас, возвращайтесь домой! У нас четыре жертвы. Отец и три его дочери. Они все уже мертвы. Все нормально. Больше никто никого не убьет. По крайней мере, в этом доме сегодня точно никого больше не убьют. Некого убивать. Проверьте двери, окна перед сном. Ну, на всякий случай. Спасибо за внимание».

Внизу я увидел того полицейского, который не пропустил меня с самого начала. Он медленно отодвинулся, не сводя с меня напряженного взгляда и автоматически отталкивая рукой зевак, чтобы открыть мне путь. Он точно больше не считал меня ничего не значащей букашкой. Я был там и вернулся обратно. Может даже, он осознал, что на его глазах произошло в некоторой степени чудо – перерождение человека без видимых визуальных изменений. Ну разве что побледнел чуток. Возможно, так оно и было, но я думал только о том, что поскорее хочу попасть в единственное безопасное место, в свою машину.

Я прошел мимо полицейских, мимо толпы, провожавшей меня взглядами, будто в замедленной съемке, думая только о папиной машине. Каждый мой шаг к ней был таким долгим и тяжелым, и, когда дверца наконец захлопнулась, я почувствовал настоящее облегчение.

Следующий час я просидел, наблюдая в лобовое стекло за толпой. В какой-то момент стало понятно, что я окоченел. Включил печку и еще через какое-то время понял, что дело не в погоде. Точнее, не только в ней. Просто кровь в жилах встала. Растирание тоже ничем не помогло. Потом я залез в телефон, проверил все свои соцсети и почту. Так, по привычке.

Под звуки мигалок и неразборчивого аварского мата толпа начала расступаться. Выехала машина ППС, а за ней и черная «камри». За рулем иномарки сидел Заур. Он что-то жарко говорил в телефон, но мы все равно встретились взглядами. Замолчав, он посмотрел на меня сердито и одновременно с жалостью и проехал дальше. Зазвонил мой телефон, и от неожиданности я так дернулся, что чуть не ударился о крышу машины.

– Обрадуй меня, пацан, – сказал Амир Алиаматович.

В этот момент я задумался о действительности: какой разной она все-таки бывает. Прямо сейчас и последние полчаса моего перерождения шеф сидел, вероятно, в офисе. Что-то читал или писал в ожидании новостей от меня. У нас с ним были какие-то отношения, общие воспоминания, пусть и длиной в пару месяцев знакомства, у нас отчасти была общая задача – репортаж о золотодобытчике, а затем другая – выяснение обстоятельств произошедшего в селе N. Между нами были нити, связывавшие нас. Еще полчаса назад. А сейчас все было по-другому. За этот короткий промежуток времени мой мир будто взорвался и возродился вновь, но не так, как новая сочная поросль пробивается на месте лесного пожара. Это было что-то другое, что-то склеенное скотчем, на скорую руку, готовое разрушиться в любой момент.

Шеф продолжил:

– Я очень на тебя надеюсь.

– У меня забрали весь материал, – сказал я мертвым голосом. В связи с последними событиями слово «мертвым» приобрело для меня какой-то новый смысл. Будто критерии мертвости и живости обрели более конкретные очертания.

– В смысле забрали? Это как?

– Меня не хотели впускать, и говорить со мной никто не хотел. Я получил общую информацию из разговоров, но снять ничего не получилось. Потом им срочно понадобился фотоаппарат, и я договорился со следователем, что отдам им весь отснятый материал. Думал, может, получится схитрить, что-нибудь скопировать себе, но они забрали у меня фотоаппарат и вытащили флешку вместе со всем материалом.

– Та-а-ак… – протянул шеф. – Материала нет. Это, конечно, плохо… Блядь… Что ж делать…

– Извините, Амир Алиаматович, что облажался. Материал по золоту тоже был на той флешке. У меня нет ничего.

– К черту золото. Блядь. Ладно, ничего, пацан, не расстраивайся, нет так нет. Не будет эксклюзива, ты попытался – не получилось. Это, конечно, плохо, и я не знаю, что скажу выше, но черт с ними. Возвращайся, мы покроем все расходы. Флешку новую тоже получишь. Обычно то, что берут силовики, назад не возвращается. Знаю по опыту. Так что особо не надейся.

– У меня есть материал, – сказал я, но, видимо, так тихо, что шеф не услышал.

Он продолжал говорить:

– Найдем что-нибудь другое.

– Я говорю, у меня есть материал, – повторил я громче.

– Есть материал?

– Я же сказал, что был там.

– Где был?

– Я был там, внутри! – Неожиданно для себя я перешел на крик, но быстро успокоился. – Я сам все снимал.

– Ты снимал?

– Да, им нужен был фотограф, и я все снял. Могу написать статью, точнее все, что знаю, а вы уже доведете до ума.

– В принципе можно, но у меня и так есть общая информация. Тут уже вылезло. Убит Хабиб Гамзатов, бывший работник прокуратуры. Знаю, что нашла его рано утром мама, к которой он заходил каждый вечер, но вчера не пришел. На звонки не отвечал, она пришла к нему, дверь была открыта, ну и пока все. У тебя что-то еще?

– Не только Хабиб. Там еще жертвы.

– Кто?

– Три дочери, – сказал я, но получилось опять очень тихо. В горле будто застряла горсть осколков стекла, и всякая моя попытка что-то сказать заканчивалась самой обыкновенной болью. Зачем-то левое веко начало дрожать. Я попытался вдохнуть поглубже. Грубо потер глаза.

– Кто? – переспросил он. – Ты сказал «дочери»?

– Да. – Я выдавил из себя всего одно короткое слово.

– Так, еще раз. Я правильно понимаю? Ты говоришь, что убит не только Хабиб, но и три его дочери? – Он выждал немного, будто не совсем поверил своим ушам. – Кто-то убил трех девочек?

– Да, – повторил я.

Он молчал. Я слышал его дыхание, какое-то шевеление, шелест бумаги.

– Это, конечно… пиздец. Что за животное. Ужас. Что ты увидел?

– Все.

– Так, Арсен, слушай меня. Соберись, перескажи все, что ты увидел и услышал. Сейчас запишу.

– Мне пора, – сказал я, отключился и бросил телефон на заднее сиденье.

Я смотрел на толпу. Остались самые стойкие. Парни уже пританцовывали от холода, попрятав руки в карманы, но расходиться не собирались. Я услышал стук, затем еще один. Капли били о лобовое стекло. Я подался вперед и увидел, что над машиной проходит какая-то ржавая труба, с которой свисает тающая сосулька. Капля за каплей падали вниз. Где-то я видел похожую картинку сегодня. Я вспомнил еще один ручеек, но он не был прозрачным, как вода, это был высохший багровый ручей, стекавший со ступенек. Я вспомнил Асият. Невероятно красивую девушку с проломленной головой, и как ее каштановые волосы будто лились со ступенек в одном направлении с кровью. Вспомнил пустые безжизненные глаза, точнее выражение лица, на котором застыло легкое недоумение от произошедшего.

Я вышел из машины и направился в сторону толпы. Я должен был вернуться, сделать что-то. Сделать что-то такое, чтобы они снова были живы, я должен был что-то изменить, что-то исправить в этом механизме. Я подумал, что если бы наша жизнь, наш мир выглядел как часы, а войны, убийства, голод и болезни были поломками, ржавчиной, сбитыми настройками, то можно было бы все исправить. Что-то смазать, что-то подкрутить, отполировать, залить антикоррозийную жидкость, завести и запустить по новой. Можно было бы запустить по новой жизнь семнадцатилетней девушки, лежавшей на лестнице в неестественной позе. Просто нужен был человек, который выполнит работу часовщика, и я был уверен, что это именно я – тот, кто может такое провернуть. Был уверен около десяти секунд, пока шел в сторону толпы, глядя только на стоявший немного в отдалении и нависавший над другими домами красивый дом. Затем я остановился, посмотрел по сторонам, увидел, что как раз вхожу в толпу. Но как я тут оказался? Я же только что был в машине? Осознав, что веду себя не очень адекватно, я вернулся в машину и поехал прочь от этого места. На часах было 15:30. В теории к восьми часам вечера я мог бы уже оказаться дома, и под домом я имел в виду не наш частный родительский дом в пригороде, а Махачкалу – квартиру, жизнь, цивилизацию, где никто никого не убивает.

Я понимал, что это обыкновенное горное село, холодное и мрачноватое зимой, теплое и живое летом, но в тот момент в моей голове село N, горы, местные жители, снег и все мной увиденное слились в одну картину, в один вид из окна, на который мне больше не хотелось смотреть. Хватит с меня горного Дагестана.

Уже в третий раз зазвонил телефон. Я увидел свет в конце туннеля, последний подъем, за которым начиналась трасса и мой шанс перевернуть эту страницу своей биографии. Даже не перевернуть, а вырвать. Не только вырвать, но и сжечь, забыть, что я когда-либо заезжал в село N, забыть, что этот день, 17 января 2014 года, вообще существовал.

А потом я повернул в сторону гостевого дома, о котором говорил Заур. И в тот момент я понимал, зачем я это сделал. Мои руки не слушались меня как надо. Стоило ослабить хватку, и пальцы начинали трястись, поэтому я ухватился за руль покрепче, но и это не помогло. Не знаю, тряслись ли у меня коленки, потому что, глядя на них, я понимал, что они неподвижны, но по ощущениям тряслись не только они, но и все тело. Решение остаться тут на день показалось мне очевидным.

– Высплюсь и спокойно поеду домой, – проговорил я вслух, чтобы еще четче понимать, что и зачем делаю.

Огибая весь этот полуостров, на котором люди зачем-то решили построить село, я плавно спустился с холма, и дорога привела меня чуть ли не к самому его подножию. Там была река, она почти замерзла, но ледяной покров не внушал доверия. А что, если надо будет срочно покинуть это место и придется пересекать недозамерзшую реку? Но я не успел додумать эту мысль, потому что увидел описанное Зауром место. Это было прямоугольное двухэтажное старое советское здание с единственным входом. Чуть поодаль стоял домик охранника. Была даже пустая парковка на четыре машины. Сзади окна гостевого дома выходили на реку, и я предположил, что в туристический сезон из-за неплохого вида он, вероятно, мог пользоваться хоть каким-то спросом. В ином случае не думаю, чтобы кто-либо из туристов отважился сюда заехать.

Я заселился на второй этаж в комнату, которую администратор рискнул назвать номером. Сразу бросился в глаза низкий, давящий потолок. Справа у входа была дверь в уборную, дальше кровать, низкий шкаф, на котором стоял старый ламповый телевизор «Рекорд-304», у кровати тумбочка с ночником, под окном красовалась чугунная батарея, над ней желтые старые и, если хорошенько присмотреться, дырявые занавески и рядом выход на балкон, которым я сразу воспользовался, чтобы подышать воздухом. Да, как и ожидалось, почти замерзшая река и высоченные горы, чьи белые шапки нельзя было даже разглядеть. Весь район был окутан туманом.

Я лег на кровать, по СМС оповестил семью и шефа, что приеду завтра, и следующие полтора часа просто смотрел в потолок.

Потом, не знаю зачем, наконец дорвался до телевизора, который дома не смотрел уже несколько лет. Попрыгал по одиннадцати каналам, семь из которых показывали более-менее сносно. Некоторое время просто переключал их по кругу, давая каждому минуту на то, чтобы зацепить мое внимание, и, когда уже собирался выключить телевизор, наткнулся на местные новости. Первым репортажем был: «Беспрецедентное по жестокости убийство произошло в селе N N-го района Республики Дагестан. Жертвами стали 50-летний Хабиб Гамзатов, бывший работник прокуратуры республики, и три его дочери. Вчера ночью или ближе к утру злоумышленник или целая группа проникла в дом и хладнокровно убила всю семью. Подробнее в репортаже Зумруд Карибовой». Потом я увидел знакомые кадры главной улицы села, жителей, дом. Сперва один старик, видимо местный старожил, прокомментировал что-то на аварском, за ним мой знакомый участковый Каримдин рассказал о том, что ситуация под контролем. Съемок из дома не было, так что, не будь я в таком состоянии, наверняка возгордился бы тем, что стал единственным представителем СМИ, побывавшим внутри.

В конце репортажа появился мой новый знакомый, которого представили как Заура Багомаева. На экране телевизора он еще больше был похож на классического детектива с вечно кислой миной. Слегка дрожащим от волнения голосом, глядя куда-то вбок, он прочитал подготовленный текст, съедая конец каждого второго слова: «В настоящее время проводится комплекс следственных и оперативно-разыскных мероприятий, направленных на установление всех обстоятельств произошедшего, а также ведется поиск причастных к данному делу лиц. На месте преступления работают криминалисты. МВД по Республике Дагестан дано указание создать следственно-оперативную группу. Районное МВД оказывает нам всю необходимую поддержку, ведет опрос свидетелей. Не исключено, что убийства совершены не на бытовой почве, а стали результатом профессиональной деятельности Хабиба Гамзатова, несмотря на то что он находился на пенсии последние три года. Следственное управление Республики Дагестан просит всех, кто может владеть хоть какой-либо информацией по данному делу, связаться с нами по номеру 55…»