Цитаты из книги «Когда Ницше плакал»

должен научить вас ходить, а первое, что вы должны усвоить, чтобы научиться ходить, – это понять, что тем, кто не подчиняется себе, управляют другие».

будьте добры, подумайте над таким вопросом: если бы вы не думали об этом, о чем бы вы думали?»

записал одну потрясающую фразу: «Мы любим больше само желание, чем желанного».

Может ли существовать такой феномен как активное забывание – вычеркивание из памяти чего-то, что не просто важно

гнев. Вместо этого вы гордитесь своей кротостью. Вы превращаете необходимость в добродетель: вы глубоко закапываете свои чувства, а потом, не испытывая чувства обиды, начинаете считать себя святым. Вы больше не играете роль понимающего терапевта, вы вживаетесь в эту роль – вы начинаете верить в то, что вы слишком хороши для того, чтобы впадать в гнев. Йозеф, небольшая месть – неплохая штука! Проглоченной обидой можно и отравиться!»

Глава 18 Чем больше Брейер думал о визите Лу Саломе, тем сильнее он злился. Он злился не на нее – она теперь вызывала у него преимущественно страх, – но на Ницше. Все то время, что Ницше ругал его за поглощенность мыслями о Берте, за – как он сказал? – «жратву из корыта похоти» или «копание в отбросах мозга», рядом постоянно побирался и обжирался он сам! Нет, он не должен был читать ни строчки из этих писем. Но он не сразу понял это, и что он теперь мог поделать с увиденным? Ничего! Ни о письмах, ни о визите Лу Саломе он не мог поговорить с Ницше. Странно, что он и Ницше лгали об одном и том же – каждый из них скрывал от другого Лу Саломе. Интересно, оказывало ли это расхождение такое же влияние на Ницше, как на него? Чувствовал ли Ницше себя грязным? Испытывал ли он чувство вины? И был ли способ использовать это чувство вины в интересах Ницше? «Тише, – говорил себе Брейер в воскресенье утром, поднимаясь по широкой мраморной лестнице к комнате № 13. – Не предпринимай никаких радикальных действий! Происходит нечто важное. Только посмотри, как далеко мы ушли за какую-то неделю!» «Фридрих, – сказал Брейер сразу после небольшого медицинского осмотра, – прошлой ночью мне приснился странный сон с вашим участием. Я в кухне ресторана. Повара-растяпы разлили по всему полу масло. Я поскальзываюсь и роняю бритву, которая застревает в трещине. Тут входите вы, хотя выглядите совсем по-другому. Вы одеты в генеральскую форму, но я знаю, что это вы. Вы хотите помочь мне вытащить бритву. Я прошу вас не трогать ее, говорю, что вы только загоните ее еще глубже. Но вы все равно пытаетесь ее вытащить и действительно только загоняете глубже. Она прочно застревает в трещине, и когда я пытаюсь ее вытащить, обрезаю себе пальцы. – Он замолчал и вопросительно посмотрел на Ницше. – Что вы скажете об этом сне?» «А что вы о нем скажете, Йозеф?» «По большей части, как и почти все мои сны, это полная чушь – только та часть с вашим участием должна что-то обозначать». «Вы до сих пор помните этот сон?» Брейер кивнул. «Смотрите его и начинайте чистить дымоходы». Брейер колебался. Он казался встревоженным и пытался сосредоточиться. «Давайте посмотрим… Я что-то упустил… Моя бритва, вы входите…»

«Но в моих эротических мечтах присутствует только Марта. Ни одна другая женщина не привлекает меня».

философ, Заратустра, преисполненный мудростью, решает просветить людей. Но никто не понимает его слов. Они не готовы к его появлению, и пророк, понимая, что пришел слишком рано, возвращается в свое уединение

Если мы не можем смириться со своим одиночеством, мы начинаем использовать другого как укрытие от изоляции.

Строить из себя пациента означало быть им. Он получал огромное удовольствие, рассказывая все, что накопилось в душе, раскрывая самые гадкие секреты, будучи единственным объектом внимания человека, который понимал, принимал и, судя по всему, даже прощал его.