Маленькие Терри и Ивон Лоусон сидели за деревянным столом в «Лощине», на огражденном бетонными стенами пространстве, которое называлось пивным садиком, пили сок и хрумкали картофель. Они смотрели за ограду, где возле крутого берега искусственного водоема Воды Лейта копошились утки. Через несколько секунд трепет и восхищение сменила скука; сколько можно смотреть на уток, а Терри было о чем подумать. Сегодня у него был первый день в школе, и ему там не понравилось. Ивон пойдет в школу на следующий год. Терри сказал ей, что ничего хорошего там нет и что он даже напугался, но теперь они были с мамой, и папа тоже был с ними, теперь все было в порядке.
Мама с папой разговаривали, и дети понимали, что мама сердится. Они слышали, как она спросила:
– И что это ты должен мне сказать?
Терри посмотрел на папу, тот улыбнулся, подмигнул ему и только потом повернулся к матери и спокойным тоном произнес:
– Не при детях.
– Не притворяйся, будто тебе не все равно, – усмехнулась Элис Лоусон. Голос ее неуклонно и неумолимо звучал все громче, как мотор самолета на взлете. – Тебе б избавиться от них поскорее! Нечего притворяться!
Генри Лоусон огляделся, не слышал ли кто. Парочка старых, не в меру любопытных пердунов уставилась, да он так зыркнул, что те потупились. Назойливые уроды, суют свой нос, куда не следует. Он снова заговорил напряженным шепотом, сквозь зубы:
– Я тебе уже говорил, без опеки они не останутся. Сколько, бля, тебе повторять. Мои, блядь, дети, – рявкнул он, и на его шее проступили жилы.
Генри знал, что Элис всегда хотелось верить в лучшее в людях. Он прикинул, что, подпустив толику сдерживаемого возмущения, толику оскорбленной добродетели, он сможет придать своему голосу тон, который даст понять, что помыслить, будто он (несмотря на все промахи, которые и сам готов признать) готов оставить своих детей без опеки, – это уже наглость, переходящая все границы, даже принимая во внимание эмоциональный накал, сопровождающий разрыв их отношений. На самом деле именно подобные обвинения и заставили его пасть в объятия Полы Маккей, незамужней женщины из Лейта.
Пола, милая девушка, чьи неоспоримые достоинства и высокая добродетель многократно ставились под сомнение озлобленной Элис. Не была ли Пола единственной сиделкой своему отцу Джорджу, владельцу таверны «Порт-Саншайн» в Лейте, пораженному раковой опухолью? Пройдет немного времени, и Поле, чтобы пережить все эти трудности, понадобится всемерная поддержка. Генри станет для нее каменной стеной.
Да и его имя постоянно поливалось грязью, но великодушный Генри был готов признать, что в моменты, когда эмоции бьют через край, люди часто говорят необдуманно. А разве ему не больно от разрыва их отношений? Ему ли не тяжелей пережить все это – ведь он вынужден оставить своих детей. Потупив взор, Генри блеснул влажными глазами и подпустил комок к горлу. Он рассчитывал, что Элис заметит это и что этого будет достаточно.
Похоже, сработало. Послышались булькающие звуки – похожие на ручей перед ними, подумал он, – и он растрогался настолько, что положил свою руку на сотрясающиеся плечи.
– Пожалуйста, Генри, останься.
Элис дрожала, прижимаясь головой к его груди. Ноздри наполнил аромат «Олд-спайса», исходящий от его наждачного подбородка. Черные тени ложились на лицо Генри даже не к вечеру – к полудню он уже покрывался щетиной, и бриться ему приходилось по крайней мере дважды в день.
– Будет тебе, – заворковал Генри. – Нечего тебе беспокоиться. У нас дети – наши с тобой дети.
Он улыбнулся и, протянув руку, взъерошил кудрявую копну малыша Терри. Надо сказать, чтоб почаще его в парикмахерскую водила, подумал он. А то ходит как чучело огородное. Еще, чего доброго, вырастет парень со странностями.
– Ты так и не спросил, как там у него в школе.
Элис выпрямилась. Она снова сконцентрировалась на происходящем, и горечь и обида опять подступили к ней.
– Да ты не даешь мне ничего спросить, – раздраженно отрезал Генри.
Его ждала Пола. Ждала его поцелуев, прикосновений его руки, которая теперь лежала на плечах Элис. Плачущей, опухшей, оплывшей Элис. Какой контраст с молодым телом Полы, крепким, гибким, нерожавшим. Да какое тут может быть сравнение.
Под воздействием его слов, запахов и сильных рук ей сложно было собраться с мыслями, но, когда она поняла, что, в сущности, происходит, в груди начала пульсировать незатихающая боль. Элис собралась с силами и выдала:
– Он ревел всю дорогу. Чуть глаза не выплакал.
Это рассердило Генри. Терри был на год старше своих одноклассников – прошлый год он пропустил из-за менингита. Кто-кто, а уж он-то не должен был плакать. Это все Элис виновата. Она его испортила. Из-за болезни до сих пор возится с ним, как с младенцем. Теперь-то парень уже в полном порядке. Генри хотел было и по прическе проехаться, мол, чего от него ждать, если он ходит как девчонка. Но Элис уставилась на него в упор, и в глазах ее горели сотни обвинений. Генри отвернулся. Она взглянула на его подбородок, на крепкую шею и почти машинально перевела взгляд на Терри.
Всего полтора года назад мальчик был так болен. Он едва выжил. И вот Генри кидает их всех, кидает ради нее: грязной, неразборчивой сучки.
Беспощадная реальность ударила ей в грудь, и Элис даже не попыталась съежиться, уйти от удара.
БАХ
Элис еще сидела с гордо поднятой головой, чувствуя на плечах его вялую руку. Следующий приступ мучительной боли будет, конечно же, полегче прежнего
БАХ
Когда же станет легче, когда же стихнет боль, когда она, они переживут это
БАХ
Он уходит от них – к ней
И тут якорь его руки отпустил Элис, и она поплыла в окружающем ее воздушном пространстве. Периферийным зрением она видела, как он подкинул Ивон в воздух, потом собрал детей в охапку, обнял обоих; прошептал на ушко важные наставления, как тренер школьной команды по футболу, подбадривающий игроков в перерыве.
– Папа устроился на новую работу, и теперь он часто будет в разъездах. Видите, как мама расстраивается? – Генри не видел, как Элис сначала вся вытянулась, напряглась, а потом обмякла, как подкошенная его словами. – Это значит, что вы оба должны будете ей помогать. И чтоб я больше не слышал, что ты ревешь в школе, Терри. Ревут только глупые девчонки, – сказал он сыну, подставив кулак под мальчишеский подбородок.
После чего Генри порылся в карманах брюк и выудил пару монет в два шиллинга. Одну он сунул в руку Ивон, сохранившей беспристрастное выражение, в то время как глаза Терри округлились и загорелись предвкушением.
– Запомни, что я тебе сказал, – улыбнулся Генри сыну, прежде чем выдать ему такой же презент.
– Папа, ты будешь к нам приходить? – спросил Терри, не отрывая глаз от серебряной монеты на ладошке.
– Ну конечно, сынок! Мы пойдем на футбол, смотреть «Джем-тартс»!
От этих слов Терри воспрял духом. Он улыбнулся папе и снова уставился на дареные два шиллинга.
Элис ведет себя очень странно, размышлял Генри, поправляя галстук и собираясь откланяться. Просто сидит вся скукоженная. Ну что, он свое слово сказал, дал ей все гарантии. Он будет рядом, будет присматривать за детьми, будет водить их в «Милк-бар» на молочный коктейль или в «Браттисанни» есть рыбу с картошкой. Они это дело любят. Продолжать разговор с Элис резона не было. Она только озлобится, детям это видеть не следует. Лучше всего просто потихоньку слиться.
Генри стал продираться меж столов. Он снова зыркнул на старческую парочку. Те глаз не отвели и вызывающе уставились на него. Он пробрался к их столику и, указывая на нос, сказал мертвецки спокойным тоном:
– Прибор этот держите подальше от окружающих, а не то сломается на хер.
Старики онемели от такой дерзости. Задержав на секунду тяжелый взгляд, Генри изобразил лучезарную улыбку и пошел к задним дверям паба, не взглянув ни на Элис, ни на детей.
На сцену лучше не нарываться.
– Ну ты кремень! – выкрикнул Дейви Гирван и встал, намереваясь пойти за Генри. Но тут его осадила жена, Несси:
– Да сядь ты, Дейви, не связывайся со всяким сбродом. То ж отребье, а ты…
Дейви неохотно сел на место. Этого парня ему нечего было бояться, просто он не хотел заваривать кашу при Несси.
В пабе, по пути к выходу, Генри обменялся несколькими кивками и «привет, как делами». Старина Дойл был с одним из своих пацанов, Герцогом, кажется, и еще с каким-то придурком. Вот, пожалуйста, клан гангстеров: папаня – лысый, жирный, скорченный, как припадочный Будда, Герцог Дойл с тонкими редеющими волосками, все еще собранными в кок а-ля «тедди-бой», чернеющими зубами и печатками на пальцах. Он кивнул медленно, осклабившись по-акульи. Да, подумал Генри, окраины – лучшее место для этой публики. Чем хуже здесь, тем лучше в центре. В воздухе тяжелой тучей висело почтение, которое остальные выпивохи испытывали к мужчинам, сидящим за столом, где за игрой в домино по рукам ходили суммы побольше, чем каждый из них получал за месяц на местной стройке или фабрике. В этот паб Генри ходил с тех пор, как они переехали. Были пабы и поближе к дому, но он предпочитал этот. Здесь наливали приличную пинту «Тартан-спешиал». Но сегодня он пришел сюда в последний раз, во всяком случае он еще долго здесь не появится. Ему здесь особо никогда не нравилось, подумал он, выходя на улицу; у черта на куличках. Нет, пожалуй, сюда он больше не вернется.
Во дворе Несси Гирван вспоминала передачу про голод в Биафре, которую она посмотрела накануне вечером. Бедняжки, посмотреть на такое – прямо сердце разрывается. А вот попадаются ж упыри, и таких – пруд пруди. Она не понимала, зачем некоторые заводят детей.
– Да он просто самец, животное, – сказала она Дейви.
Дейви клял свою нерасторопность. Надо было живее пойти за ним. Это ж записной мерзавец: весь смуглый, взгляд злой, нечистый. Дейви и не таких валил, но когда это было.
– Если б Фил с Алфи были здесь, он бы так не умничал, – сказал Дейви. – Когда я вижу такую сволочь, жалею, что сам уже немолод. Пять минут, и все дела… боже…
Дейви Гирван прервался, не веря своим глазам. Малыши пролезли в дырку в проволочной ограде и теперь катились вниз, к реке. Мелкая на этом участке, она была опасна ямами с водоворотами и крутым скошенным берегом.
– ДАМОЧКА! – закричал он женщине, неистово тыкая пальцем в сторону бреши в ограде, – ЗА ДЕТЬМИ БЫ СМОТРЕЛИ, РАДИ БОГА!
Ее дети
БАХ
В слепом ужасе Элис оглянулась, заметила дырку в ограде и побежала к ней. Дети стояли на полпути к крутому берегу.
– Ивон! Иди ко мне, – попросила она со всем хладнокровием, на которое была способна.
Ивон оглянулась и хихикнула.
– Не-а! – прокричала она.
БАХ
Терри держал в руке прут и бил по высокой траве, скашивая верхушки.
– Вам тогда не достанется конфет и сока, – взмолилась Элис. – А у нас еще здесь мороженое!
Детские глазки засветились пониманием. Сообразив, Ивон и Терри быстро вскарабкались к забору и пролезли сквозь дырку. Элис хотела отлупить их, выбить из них душу
она хотела выбить душу из него
Элис Лоусон разразилась сиплыми рыданиями, что есть сил прижала к себе детей, судорожно шаря по волосам, растирая им спины.
– А где же мороженое, ма? – спросил Терри.
– Вот сейчас пойдем и купим, сынок, – переведя дух, сказала Элис, – прямо сейчас.
Дейви и Несси Гирван смотрели, как сломленная женщина нетвердой походкой направилась к выходу. Дети схватили ее за руки, и было в них столько жизненной энергии, что она казалась совершенно, окончательно опустошенной.
О проекте
О подписке