Глава 2

Из записной книжки Билли Эббота

1969

В ближайшее время я ничего писать не буду.

О Монике лучше помолчать.

Кругом ищейки. В любой момент могут нагрянуть так называемые грабители. В Брюсселе это обычное дело.

Моника злая как ведьма.

Я ее люблю. Но она мне не верит.

Сидни Олтшелер стоял у окна в своем кабинете на одном из верхних этажей небоскреба «Тайм» – «Лайф» и смотрел на огни в соседних зданиях. Настроение у него было мрачное, потому что ему предстояло трудиться и в субботу, и в воскресенье.

В дверь тихо постучали, вошла его секретарша.

– Вас хочет видеть некий Уэсли Джордах.

– Джордах? – нахмурился Олтшелер. – Не знаю никакого Джордаха. Скажите, что я занят, пусть напишет мне письмо.

Секретарша уже собралась выйти, но тут он вспомнил.

– Подождите минуту, – сказал он. – Пять или шесть месяцев назад мы напечатали заметку об убийстве. Убили человека по фамилии Джордах. Пусть войдет. У меня есть пятнадцать минут свободных, пока не пришел Тэтчер с переделанной статьей. Вдруг у этой истории про Джордаха есть какое-нибудь продолжение, которое можно использовать? – Он отвернулся к окну и, глядя на огни, которые завтра гореть не будут, потому что в субботу вице-президенты, клерки, бухгалтеры, курьеры – словом, все-все – имеют право наслаждаться отдыхом, снова принялся мрачно размышлять о предстоящем трудовом уик-энде.

В дверь опять постучали, и секретарша впустила юношу в костюме, из которого он явно вырос.

– Входите, входите, – пригласил Олтшелер, усаживаясь за стол. У стола стоял еще один стул, и он указал на него юноше.

– Я вам нужна? – спросила секретарша.

– Если понадобитесь, я позову. – Он посмотрел на юношу лет шестнадцати-семнадцати, но рослого для своих лет. Худое красивое лицо, глаза как буравчики. Похоже, занимается спортом. – Чем могу быть вам полезен, мистер Джордах? – весело спросил он.

Юноша протянул ему вырванную из «Тайма» страницу.

– Вы напечатали заметку про моего отца, – сказал он низким звучным голосом.

– Да, помню. – Олтшелер помолчал. – А кто ваш отец? Мэр?

– Нет, – ответил юноша. – Мой отец был убит.

– Понятно, – отозвался Олтшелер, стараясь говорить с участием. – Как вас зовут, молодой человек?

– Уэсли.

– Нашли убийцу?

– Нет. – Уэсли помолчал, потом добавил: – То есть формально не нашли.

– Я так и думал. В печати ничего больше не появлялось.

– В общем, я хотел увидеть человека, который написал эту заметку. Я так и сказал внизу, но они куда-то позвонили и выяснили, что ее писал человек по фамилии Хаббел и что он до сих пор во Франции. Поэтому я купил «Тайм» и увидел вашу фамилию.

– Понятно, – повторил Олтшелер. – А зачем вам понадобился мистер Хаббел? По-вашему, в заметке есть нечто обидное для вас или допущены ошибки?

– Нет. Дело совсем не в этом.

– Или с тех пор произошло что-нибудь, о чем, по-вашему, нам следует знать?

– Нет. Просто я хотел поговорить с мистером Хаббелом о моем отце и о семье моего отца. Об этом в заметке много написано.

– Ясно. Но мистер Хаббел ничем не мог бы вам помочь. Все это было написано здесь. Материал разыскали в нашем архиве.

– Я плохо знал отца, – продолжал Уэсли. – Он уехал, когда я был совсем маленьким, а встретились мы только два года назад. Мне хотелось бы узнать о нем больше.

– Я вас понимаю, Уэсли, – мягко согласился Олтшелер.

– В заметке было гораздо больше, чем я знал. Я составил список людей, с которыми мой отец встречался в разное время его жизни, и «Тайм» тоже вошел в этот список – вот и все.

– Понятно. – Олтшелер позвонил, тут же вошла секретарша. – Мисс Прентис, выясните, пожалуйста, кто готовил материал для заметки о Джордахе. По-моему, если я не ошибаюсь, мисс Ларкин. Отведите молодого человека к ней. Передайте ей, что я прошу помочь мистеру Джордаху. – Он встал. – Извините, но мне пора за работу. Спасибо, что зашли, Уэсли. Желаю удачи.

– Благодарю вас, сэр. – Уэсли встал и вышел вслед за секретаршей.

Олтшелер снова подошел к окну. Вежливый и грустный юноша. А что бы он сам стал делать, если бы убили его отца и он был уверен, что знает, кто убийца? В Йельском университете, где он получил степень бакалавра, такие проблемы не обсуждались.

Мисс Ларкин занимала маленькую комнатку без окон, с дневным светом. Это была невысокая молодая женщина в очках, немодно одетая, но хорошенькая. Она кивала головой, робко поглядывая на Уэсли, пока мисс Прентис объясняла цель его визита.

– Посидите здесь, мистер Джордах, – сказала она, – а я схожу в архив. Вы сможете прочитать все, что я раскопала.

Она спохватилась и вспыхнула, но было уже поздно. Разве можно говорить «раскопала», когда перед тобой юноша, отец которого убит? И архивный материал надо еще раз просмотреть, прежде чем показывать ему. Она очень хорошо помнила, как работала над этой историей, – в основном потому, что все это очень уж отличалось от ее собственной жизни. Она никогда не бывала на Ривьере – собственно, она вообще не выезжала из Америки, – но, пока училась в колледже, много читала, и юг Франции запечатлелся в ее воображении как место, где непрерывно происходят любовные истории и трагедии: Скотт Фицджеральд носился там по Бриллиантовому поясу Лазурного берега с одного приема на другой, отчаянный Дик Дайвер веселился на сверкающем в лучах солнца пляже, а впереди их ждали беда и полный крах. Она даже сохранила свои записи по курсу литературы, точно предчувствуя, что в один прекрасный день займется изучением литературной географии. Она посмотрела на юношу, который побывал там и столько пережил, а сейчас стоял перед ней в своем тесном костюме, и ей захотелось расспросить его, узнать, что ему известно обо всем этом.

– Не хотите ли пока кофе? – спросила она.

– Спасибо, мэм, нет, – ответил он.

– Дать вам полистать новый журнал?

– Спасибо, я купил его внизу.

– Я сейчас же вернусь, – весело сказала она. «Бедный мальчик, – подумала она, выйдя из комнаты. – И такой красивый. Даже в этом нелепом костюме!» Она была романтична, увлекалась поэзией. Сейчас он представился ей во всем черном, точно молодой Йетс на ранних фотографиях.

Когда она вернулась, держа в руках папку с архивными материалами, он сидел сгорбившись, упершись локтями в колени и свесив кисти рук, как футболист на скамье запасных.

– Здесь все, – сказала она оживленно. Она долго думала: оставить или убрать снимок голой Джин Джордах, но в конце концов решила оставить. Фотография ведь была напечатана в журнале, и он наверняка ее видел.

– Можете не торопиться, – сказала она. – У меня есть другие дела… – Она показала на кучу вырезок. – Но вы мне не помешаете. – Ей было приятно его присутствие. Не так тоскливо.

Уэсли смотрел на папку, не решаясь открыть ее, а мисс Ларкин занялась работой – что-то резала, писала. Время от времени она поглядывала на него. Наконец он это заметил, что ее порядочно смутило. «Ничего, – думала она, ища оправдания самой себе, – пора ему привыкать ко взглядам девушек. Они за ним будут бегать табунами».

Он вынул из папки первую фотографию. Она увидела, что это фотография его отца в боксерских трусах. Отец готовился нанести удар, выражение лица у него было свирепое. «Здесь он совсем молодой, наверное, моих лет», – подумал Уэсли. На груди и руках отчетливо была видна каждая мышца. Противники, наверно, боялись его до смерти.

Мисс Ларкин тоже обратила внимание на эту фотографию. Ей красивый боксер показался хулиганом, от которого лучше держаться подальше. Она предпочитала мужчин с интеллигентной внешностью. Юноша же впился в фотографию, забыв обо всем, и мисс Ларкин принялась откровенно рассматривать его. Он удивительно похож на отца, только в нем нет ничего хулиганского. Ему, наверное, лет девятнадцать, можно пригласить его вниз в бар. В наши дни девятнадцатилетний юноша – уже вполне зрелый мужчина. Ей самой всего двадцать четыре, не такая уж большая разница в возрасте.

Фотография была вырезана из журнала «Ринг» вместе с небольшой заметкой, в которой говорилось: «Том Джордан, многообещающий боксер второго среднего веса, одержавший победы в четырнадцати поединках, из них восемь нокаутом, едет в Лондон, где выступит в Альбертхолле против Сэмми Уэльса, претендента на звание чемпиона Англии в среднем весе. Артур Шульц, менеджер Джордана, утверждает, что еще четыре-пять поединков – и Томми будет непобедим в своей категории».

На листке, прикрепленном к фотографии, было напечатано на машинке: «Поединок в Лондоне выигран нокаутом. Через три недели дерется в Париже с Рене Бадо. Нокаут в седьмом раунде. После этого сведения нерегулярны, выступает значительно хуже. Нанят спарринг-партнером для Фредди Куэйлса из Лас-Вегаса, штат Невада. Куэйлс – основной претендент на звание чемпиона в среднем весе. Ссора между Куэйлсом и Джорданом. Репортер из Лас-Вегаса сообщил, что, по слухам, в номере отеля была драка из-за жены Куэйлса, впоследствии статистки в Голливуде. Найден свидетель, видевший Куэйлса в больнице сильно избитым. Куэйлс не сумел восстановить форму, покинул ринг, сейчас служит продавцом в магазине спортивных товаров в Денвере, штат Колорадо. Т. Джордан исчез из Лас-Вегаса. Был выдан ордер на его арест по обвинению в краже автомобиля. С тех пор нигде не появлялся».

Вот и все. В нескольких строчках изложена целая жизнь, а итог в шести словах: «С тех пор нигде не появлялся». «Очень даже появлялся – в Антибе», – с горечью подумал Уэсли. Он вынул ручку и на листке бумаги записал: «Артур Шульц, Фредди Куэйлс».

Потом снова принялся рассматривать фотографии отца: левая рука выдвинута вперед, правая прикрывает подбородок, плечи подняты, свирепое выражение на молодом лице; по словам человека сведущего, еще четыре-пять поединков – и он был бы непобедим. И нигде больше не появлялся.

Уэсли посмотрел на мисс Ларкин.

– Я бы, наверное, не узнал его, если бы он сейчас вот такой вошел сюда. – Он усмехнулся. – Хорошо, что при таких плечах он не был сторонником телесных наказаний для детей.

Мисс Ларкин поняла, что Уэсли гордится мускулистым телом и задиристым нравом отца, которому тут немного больше, чем ему самому сейчас.

– Если хотите взять эту фотографию, – сказала она, – я дам вам большой конверт, чтобы она не помялась.

– Правда? – не поверил Уэсли. – Можно ее забрать?

– Конечно.

– Вот здорово-то! – обрадовался Уэсли. – А то у меня нет его фотографий. Было несколько, но более поздних… Тогда он уже выглядел по-другому. Нет, он выглядел неплохо, – поспешно добавил он, словно испугавшись, как бы мисс Ларкин не решила, что он дурно отзывается об отце или что отец превратился в толстого лысого старика. – Только по-другому. Наверное, из-за выражения лица. Нельзя же всю жизнь выглядеть на двадцать лет.

– Разумеется, – согласилась мисс Ларкин. Она каждое утро со страхом смотрела в зеркало в поисках морщинок вокруг глаз.

Уэсли снова полез в папку и вытащил листок с собранными мисс Ларкин биографическими данными членов семьи.

Он быстро просмотрел написанное. Все это уже известно: ранний успех дяди и скандал в колледже, два замужества тетки, карьера его отца в общих чертах. Одну строку он прочитал дважды: «Когда в тридцать пять лет Рудольф Джордах ушел от дел, он считался владельцем многомиллионного состояния». Многомиллионного! Сколько бы раз его отцу пришлось выступить на ринге, сколько сезонов проплавать по Средиземному морю, чтобы заработать хоть один миллион?

Он с любопытством посмотрел на сидевшую за столом хорошенькую девушку в очках. По воле случая именно ей довелось изучить историю его семьи. Интересно, что бы она ответила, если бы он спросил ее мнение о Джордахах? Она писала, что история Рудольфа – типично американская история о том, как бедный юноша стал миллионером. Интересно, а про его отца она тоже скажет, что это типично американская история о том, как бедный юноша не сумел преуспеть в жизни?

Он фыркнул и чуть не засмеялся.

– Больше ничего нет. В этой папке все, – подняла на него глаза мисс Ларкин. – Не слишком-то много, к сожалению.

– Нет-нет, все очень хорошо, – заверил ее Уэсли. Ему не хотелось, чтобы эта милая молодая женщина сочла его неблагодарным. Он вернул ей папку и встал. – Большое вам спасибо. Мне, пожалуй, пора.

Мисс Ларкин тоже встала. Она смотрела на него странным взглядом, словно на что-то решаясь.

– Я тоже почти закончила на сегодня свои дела, – сказала она. – Может, сходим вместе в бар? – Она словно просила его, только он не мог понять о чем. – Позже у меня свидание… – Даже ему было ясно, что она лжет. – И целый час… мне некуда деваться.

– Меня не пустят в бар, – ответил Уэсли. – Мне еще нет восемнадцати.

– Правда? – вспыхнула она. – В таком случае спасибо за визит. Если придете сюда снова, вы знаете, где я сижу. А если я чем-нибудь могу вам помочь…

– Спасибо, мэм, – сказал он.

Она проводила его взглядом. Пиджак был ему явно узок в плечах. «Нет восемнадцати, – вспомнила она. – Ну и дура же я!»

Некоторое время она сидела, уставившись на разбросанные по столу бумажки. Ей почему-то стало казаться, что с ней происходит или произойдет что-то необычное. Она перечитала заметку. Убийство, богатый брат, интеллигентная сестра, ввязавшийся в драку профессиональный боксер убит, убийца не найден. Красивый сын, еще совсем мальчик, со странным, трагическим взглядом, добивается – чего? Мести?

Она писала роман о девушке, выросшей в разбитой семье и очень похожей на нее – одинокой, наделенной воображением; о ее влюбленности в учителей, о первой любви, о первом разочаровании, о переезде из маленького провинциального городка в Нью-Йорк. Теперь она думала о своем творчестве с презрением. Все это уже тысячу раз написано.

А история этого мальчика – чем не роман? Между прочим, Драйзера навела на мысль об «Американской трагедии» заметка в газете. Никого ни в драйзеровской семье, ни среди его знакомых не убивали, но все равно он написал великое произведение. А с ней в комнате всего несколько минут назад сидел красивый мальчик с трудной судьбой, несущий на своих плечах – это было почти зримо – ношу раскаяния и печали и собирающийся с силами, думала она, сладко замирая, чтобы совершить акт мести. Гамлет в обличье американского мальчика. А почему бы и нет? Месть – одна из старейших литературных традиций. Подставь другую щеку, сказано в Библии, но в ней же сказано и про око за око. Ее отец, неистовый ирландец, изрыгал страшные проклятия по адресу англичан, когда читал, что они до сих пор творят в Ирландии, но в их гостиной в годы ее детства висел портрет Парнелла.

«Месть живет в наших душах, – думала она, – как в теле кровь». Мы любим делать вид, что слишком цивилизованны для этого в двадцатом веке, но человек из Вены, который всю свою жизнь посвятил выслеживанию нацистов, пользовался всеобщим уважением. Ее отец называл его последним героем Второй мировой войны.

Жаль, что она не догадалась спросить у мальчика, где он живет. Она бы разыскала его, изучила, описала в своем романе со всем его гневом, сомнениями молодости. «Конечно, это бездушно, – сказала она себе, – но либо ты писательница, либо нет». Если он когда-нибудь снова придет сюда, она постарается разузнать про него все-все.

Мисс Ларкин была радостно взволнована, словно нашла клад, и даже ощутила прилив вдохновения. Она осторожно сложила все бумаги обратно в папку и пошла в архив поставить ее на место.

А потом с нетерпением стала ждать минуты, когда, очутившись дома, швырнет шестьдесят страниц написанного ею романа в огонь.