Цитаты из книг автора «Ирмата Арьяр»

А что есть жизнь, если не умирание? Оно начинается с момента рождения. Жизнь – это лишь иллюзия. Все, что есть настоящего в мире, – это смерть. И цель любой жизни – это смерть. Мы рождаемся, чтобы умереть, а не наоборот.

Ведь что есть любовь? Это смерть. Когда мы любим, то готовы отказаться от себя и умереть за другого. Мать – за дитя. Муж – за жену, и наоборот. Смерть – высшая мера любви. – Но не одно и то же! – возразила я. – Совсем наоборот. Любят ради жизни, и отдают жизнь ради любимых. Жизнь – высшая мера любви, а не смерть. – А что есть жизнь, если не умирание? Оно начинается с момента рождения. Жизнь – это лишь иллюзия. Все, что есть настоящего в мире, – это смерть. И цель любой жизни – это смерть. Мы рождаемся, чтобы умереть, а не наоборот.

почти выпутавшись из покрывала. Хотела шею свернуть – не получилось. Трудно это, когда всю жизнь учат не сворачивать себе шею при падениях. Встала, стараясь не опираться на порезанную ступню. Еще бы руки как-то развязать. Жгут – не веревка, им плотно не свяжешь, и узел уже ослаб. – Лэйрин, прекрати, – Роберт наполнил оба кубка. – Если я тебя до сих пор не убил, то тебе уже не надо бояться за свою жизнь. – А я и не боюсь… за жизнь… – прошипела я, пытаясь

Ты не любишь меня, – сделал он правильный вывод, а крылья сразу потускнели и втянулись. – Но у меня есть шанс завоевать твою любовь?

И как это теперь снять? Соскребать?

Твое место – в моей спальне, Лика.

ради любимых. Жизнь – высшая мера любви, а не смерть. – А что есть жизнь, если не умирание? Оно начинается с момента рождения. Жизнь – это лишь иллюзия. Все, что есть настоящего в мире, – это смерть. И цель любой жизни – это смерть. Мы рождаемся, чтобы умереть, а не наоборот.

Но не одно и то же! – возразила я. – Совсем наоборот. Любят ради жизни, и отдают

Я состроила самую тупую гримасу, подсмотренную в «Доме-2», чихнула и вытерла нос рукавом. Поковыряться ногтем в зубах, что ли?

потому что мертв. Ты не можешь дать мне имени, потому что мертв. Ты не можешь забрать меня из поганого подземного храма, потому что мертв. Ты не можешь ничего!» «Ты несправедлива. – Голос стал печальным, как осенние листья под дождем. – Разве я не учу тебя? Не помогаю советами? Не защищаю, как могу?» «В синтских храмах ты бессилен, а обижают меня именно там, – напомнила неблагодарная. – Ты учишь меня, но что толку, если я – синтская рабыня, а не вериэнка?!» «Правильно говорить – вейриэнна, – терпеливо поправил ее собеседник. – Ты станешь ею, если будешь меня слушаться так же хорошо, как до сих пор. Потому – возвращайся». Душа неоты дрогнула лишь на миг. И в то же мгновение налетевший ураган развеял серую хмарь. В глаза ворвался ослепительный свет, а девушка стала стремительно падать… * * * Головокружительное падение так резко прекратилось, что внутри все перевернулось, и неоту едва не вырвало. Она судорожно закашлялась, вдохнула сухой морозный воздух. Казалось, даже легкие протестующе заскрипели, расправляясь. – Вернулась, наконец. Ну вот и отлично! – раздался над ухом незнакомый мужской голос. Чья-то широкая мозолистая рука легла на лоб Безымянной, и ее глаза заслезились от яркого света, проникшего даже сквозь закрытые веки. Сразу же сжался ошейник, пока еще не смертельной удавкой, но горло засаднило. Свет мгновенно схлынул, оставив плавать под веками алые пульсирующие пятна. – Подожди пока уходить так далеко и надолго. Тебе еще учиться и учиться, девочка. Голос говорившего очень походил на отцовский