Глава 3

Встретиться договорились в кафе, прилегающем к левому крылу Московской консерватории.

До Большой Никитской Мартин намеренно решил дойти пешком, благо идти было не так далеко. Свернув на Сивцев Вражек, он хотел пройти по Староконюшенному переулку, потом пересечь Арбат и выйти на Бульварное кольцо.

Но сделав сто шагов, он взвыл от боли и согнулся, закрыв лицо руками. Грудь пронзила адская боль, словно кто-то с силой ударил его в солнечное сплетение.

Внутри что-то перевернулось и оборвалось. В тот же миг яркие вспышки света одна за другой ослепили глаза. Голова раскололась на тысячи осколков.

Через пару секунд все стихло.

Медленно, с опаской Мартин отнял руки от головы.

Но обстановка обычного арбатского двора на его глазах начала искажаться. Словно трехмерная голограмма, направляемая невидимым проектором, на него надвигалась, прорезая собой пространство, совершенно иная картина реальности. Он стоял и там, где никто другой, кроме кирпичной стены жилого дома ничего не видел, он наяву наблюдал аккуратные ряды горизонтальных белых коконов, уходящих в бесконечность. Скрывающая их полупрозрачная ткань позволяла различить лишь общие контуры человеческих тел. В полнейшей темноте они парили в невесомости, слегка покачиваясь из стороны в сторону, ни живые, ни мертвые. Без конца и без края. При этом располагались они с почти математической точностью – каждый на своем месте.

Мартину казалось, что помутившийся рассудок играет с ним злую шутку.

Картина парящих тел проступала все более отчетливо, и понять, где кончалась действительность и начиналось видение и что из них реальнее, становилось все труднее. Наконец потусторонний фантом застыл на месте, зримый и осязаемый. Мартин мог даже физически пронизать его рукой. По ту сторону царила смертельная тишина, холод и покой.

Он интуитивно почувствовал, что уже когда-то был там. Он помнил расположение каждого ряда, каждой горизонтальной и вертикальной галереи. Никому не дозволялось тревожить это место. Вход сюда охранялся так строго, будто все силы природы стояли здесь на страже.

Тем не менее Мартин двинулся вперед, точно невидимый и безвестный дух. Направление своего пути он знал досконально.

Миновав несколько галерей, он остановился. Осторожно приблизился к одному из коконов и стал вглядываться, но изображение расплывалось. Он потянул вниз белый покров, затем наклонился, чтобы разглядеть лицо, которое вот-вот должно было проступить, словно выплыть из густого слоя тумана. Он щурился и пытался собрать контур воедино, до боли напрягая зрение. Ткань по миллиметру сползала вниз, он уже почти видел то, что так влекло его. Но тут, точно иерихонская труба, пространство взорвал трубный звук. Сотни беспорядочных белых вспышек снова врезались в мозг. Глаза пронзила адская боль.

Из глубины бездны на него несся исполинский каменный шар, сметая все на своем пути.

Ему стало трудно дышать. Он попытался сделать вдох, но воздух не поступал, в груди бушевал огонь. За долю секунды его придавило к земле и сломало, как сучок засохшей ветки. В следующий миг он стремительно падал в глухую черную воронку, словно в зияющую чудовищную пасть.

– Молодой человек, молодой человек…

Маленькая старушка трепала Мартина за рукав куртки. Видение вмиг растаяло.

– Вам что, плохо, а? Чего на стену таращитесь?

Дребезжащий старушечий голос вернул его обратно в реальность. Он обнаружил, что и вправду стоит и пристально смотрит на стену дома в пяти метрах от него.

– Ну что там интересного-то, а? – не унималась старушка. – Идите куда собирались, нечего прохожих задерживать. Мало ли у кого какие тараканы. У меня тоже их, поди, хватает, я ж не стою, кирпичи не разглядываю.

Только сейчас до него дошло, что он стоял на узкой части тротуара, мешая ей пройти.

Сам не зная почему, он положил руки на ее маленькие плечики и заглянул ей в глаза.

– Все нормально, не волнуйтесь, – сказал он.

Старушка сразу замолчала и как-то обмякла.

– Ни о чем не волнуйтесь и ничего не бойтесь, – спокойно и уверенно повторил Мартин.

Та машинально перекрестилась и пошла прочь. Но, сделав несколько шагов, повернулась и на всякий случай перекрестилась еще раз.

«Что все это значит?» – думал он.

После странного переживания собственной смерти Мартин тем не менее чувствовал, что его сила стала только крепче. Никакого страха он больше не ощущал. Наоборот, возможно, впервые за всю жизнь он ощутил полное и абсолютное бесстрашие, о котором обычный человек имеет разве что смутное теоретическое представление, до конца своих дней так никогда и не избавляясь от своих внутренних глубинных тревог. И если и можно было представить тотальное отсутствие боязни перед чем-либо, будь то реальная или воображаемая угроза, и ничем не ограниченную волю, то это и чувствовал сейчас Мартин. При этом окружающий мир виделся ему как будто бы чуждым и не настоящим.

Ему даже снова захотелось оказаться среди безмолвной тишины и покоя того величественного океана парящих тел. Так как внутри он знал – более безопасного и свято охраняемого места не существовало во всей Вселенной.

Он зашагал дальше.

Однако теперь загадочное свечение деревьев, которое он наблюдал утром, стало гораздо ярче. Кроме того, мерцающий фосфоресцирующий свет исходил практически от всего, что он видел перед собой – от припаркованных машин, домов, металлических газонных ограждений. Свет напоминал слабое вибрирующее электричество – все резонировало и искрилось.

Бесполезно было спрашивать или пытаться понять причину происходящих с ним событий, но это, вероятно, стало самым завораживающим явлением, которое он когда-либо видел в своей жизни. Его взору открылся электромагнетизм. Теперь он мог наблюдать физические силы природы воочию.

Мартин зачарованно наблюдал силу гравитации, пронизывающую все вокруг голубоватым свечением. По воздуху неслись короткие и длинные неоновые жгутики – спутниковые сообщения и радиосигналы. Стремительно падали вниз, словно выпущенные стрелы, фотоны солнечного света – достигнув земли, они тут же исчезали. Проходя через детскую площадку, где мальчишки играли с подковообразным магнитом, он видел, как на обоих его полюсах петлей искрится магнитное излучение, которое невозможно рассмотреть ни при каком специальном освещении. И, наверное, любой ученый отдал бы все на свете, лишь бы увидеть мир таким, каким видел его сейчас Мартин.

Однако помимо физических сил природы, было еще одно явление, поразившее его куда сильнее. Каждого человека окружало поле, в котором переливались все существующие в природе цвета – они то смешивались, то очищались друг от друга, находясь в постоянном движении.

Причем у каждого превалировали свои особые краски. У одних они соединялись в красивую и гармоничную композицию, у других больше походили на разукрашенный дым химических заводов. Мало того, языки пламени, словно вспышки солнечного возмущения, иногда вырывались далеко за пределы поля.

«Неужели все это правда? – недоумевал Мартин. – Неужели все излучаемые поля можно увидеть вот так, воочию?»

Шагая по улицам города, он не мог поверить, что мир теперь выглядел совсем иначе, чем он привык.

Глава 4

В кафе Мартин пришел первым. Из-за теплой погоды все еще работала летняя веранда, и, присев за угловой столик, он заказал минеральную воду с лимоном.

Потихоньку он начинал свыкаться с тем, что все вокруг светится и вибрирует, и даже понял – этой способностью можно управлять, как и слышимыми голосами: просто регулируя мощность, как прибавляют или убавляют звук на музыкальной системе.

Несколько окон в учебных классах консерватории были распахнуты настежь. Звуки флейты, виолончели и контрабаса смешивались с шумом проезжавших автомобилей. Со второго этажа учебного здания доносился голос тенора – он распевался с помощью двух гласных звуков «а» и «о» под аккомпанемент фортепиано.

Наконец в кафе, запыхавшись, влетела Маша. Не отрываясь от трубки мобильного, она чмокнула Мартина в щеку и плюхнулась в кресло.

– Извини, – сказала она, закончив телефонный разговор. – Что у тебя стряслось? По телефону я ничего не поняла.

Не листая меню, она заказала у официанта кофе.

Мартин подумал, что объяснить ей все будет непросто. Но все же решил не мудрить и рассказать все как есть.

– Не подумай, что я схожу с ума, но… – он сделал глубокий вдох, – я вдруг понял, что могу делать невероятные вещи. Что у меня есть скрытые способности…

– …зарабатывать миллионы? – оживилась она.

– Маша…

– Тогда что?

– Ну, например, каким-то образом я могу проникать в головы других людей.

– Господи, и зачем я только спросила? – Маша разочарованно откинулась в кресле.

Он приблизился к ней.

– Послушай меня, я знаю тебя тысячу лет. Я никогда не обманывал тебя и не разыгрывал. Со мной действительно что-то происходит, – он непроизвольно понизил голос. – Все началось сегодня утром, и продолжается до сих пор. Я понятия не имею, что может произойти дальше, так как не могу это контролировать.

Маша загадочно улыбалась, кивая головой.

– Я знаю, ты не веришь мне. Будь я на твоем месте – сам бы себе не поверил. Но это правда! Ведь есть же на свете люди, которые могут делать подобные вещи.

– Мартин, к чему ты клонишь? Скажи прямо, у тебя какая-то нестандартная просьба?

– Ты первая, кому я об этом говорю. Я просто хочу, чтобы ты мне поверила.

– И что? Что значит «ты умеешь проникать в чужие головы»?

– То и значит. Это называется телепатией, ведь так? И это еще не все.

– И… и о чем я сейчас думаю?

Он усмехнулся.

– Ни о чем. Именно в данный момент у тебя нет ни одной мысли.

– Слушай, что за ерунду ты несешь? – эта игра уже начинала ее нервировать.

Принесли кофе. Она стала помешивать его ложечкой, думая о том, что Мартин над ней издевается и за этим сейчас что-то последует. И ей совершенно не хотелось попадаться на крючок.

Обо всем этом можно было догадаться, поэтому Мартин решил, что, озвучь он сейчас ее мысли, все равно будет неубедительно. Он решил поступить иначе.

– Смотри, видишь за тем столиком мужчину в синем костюме в тонкую белую полоску? Он здесь на бизнес-ланче.

Маша обернулась и посмотрела на мужчину в полосатом костюме. Его ноги были вытянуты и скрещены – щиколотка на щиколотку, руки сплетены на груди.

– Так вот, – продолжил Мартин, – через секунду официант споткнется о его неудачно выставленные в проход ноги и опрокинет виноградный сок на девушку, которая войдет в кафе. И первое, что она скажет: «Я так и знала».

– Мартин, да ты сказочник! И знаешь, что-то есть в твоей сегодняшней манере говорить, что-то зловеще притягательное, прямо-таки…

«Я так и знала!» – раздался отчаянный женский возглас.

Маша резко обернулась. Официант только что пролил сок на светлое платье девушки, вошедшей в кафе. Мужчина в полосатом костюме и официант крутились вокруг пострадавшей, пытаясь салфетками очистить ее вконец испорченное платье.

– Что все это значит? – Маша устремила взгляд на Мартина. – Вы что, все вместе разыгрываете меня?

– Нет, я же говорил. Я каким-то образом могу это делать. Все это возникает в моей голове само собой, я даже не прилагаю никаких усилий.

– Подожди, – Маша наморщила лоб. – Но если ты меня сейчас не разыгрываешь и все это правда, тогда то, что ты сделал, – это никакая не телепатия. Ты знал, что произойдет через секунду!

– Для меня это одно и то же. Либо в моей голове возникают мысли людей, либо события, которые произойдут с ними. Источник один. Я просто откуда-то это знаю, и все. Могу рассказать и про тебя.

– Нет, не смей! – воскликнула она.

– Хорошо, как хочешь.

– Мартин, подожди, я ничего не понимаю.

– Послушай, я вызвал тебя сюда потому, что мне нужно с кем-то поговорить. У меня голова идет кругом.

– Но как… как это у тебя получается?

– Я не знаю. Информация просто приходит. Я не только слышу мысли людей, но при некотором усилии могу видеть, что произойдет с человеком завтра, через год, через двадцать лет. Могу даже сказать, от чего он умрет. Выходит, что все сведения о жизни, включая будущее, находятся при нем же. Информация записана, как на невидимой грампластинке, а я, как игла, прикасаюсь к ее поверхности и просто считываю слой за слоем, дорожку за дорожкой.

Он ненадолго замолчал, а потом продолжил:

– Есть такие люди, которые умеют мгновенно считать в уме. Извлекать корень в шестой или седьмой степени из восьмизначных чисел. Когда их спрашивают, как им это удается, они всегда отвечают одинаково – несколько мгновений в голове идет чехарда и мелькание цифр, а затем ответ появляется в готовом виде. То же происходит и со мной.

Маша снова откинулась на спинку стула. В горле у нее сжался комок.

– Мартин, я, конечно же, слышала про всяких там шаманов и людей-феноменов из далеких африканских племен, но откуда все это у тебя?

– Ответ на этот вопрос я и пытаюсь найти.

– Ты хочешь сказать, что внезапно открыл в себе такие способности? Проснулся утром и стал провидцем?

– В любом случае мне от этого не легче. Еще вчера я знал, что делать и как жить, а сегодня все перевернулось с ног на голову.

Маша внимательно посмотрела ему в глаза. В его спокойные, синие глаза, которые она всегда так любила и которые сегодня были на удивление ясно-голубыми.

– Расскажи мне, с чего все началось, – попросила она.

Мартин стал в подробностях рассказывать ей события того утра. Маша слушала, не перебивая и не отрывая взгляда, и по ходу повествования ее все больше охватывало смятение.

Каждый из нас тщательно выстраивал свою систему миропонимания, полагая, что только он является хозяином своих мыслей, эмоций и поступков. К определенному возрасту каждый находил свою точку опоры, будь то религия или наука, на которой худо-бедно и строилось его модель мира и понимание предназначения собственной жизни.

Но вот неожиданно появлялся некто, кто мимоходом говорил, что все уже давно где-то записано, каждый шаг запрограммирован, каждая эмоция просчитана, а ты лишь самодвижущийся автомат, воспринимающий указания извне. И каждый твой «новый» день давно закодирован на определенном носителе, который легко можно вставить в проигрыватель и просмотреть.

И вроде бы каждый из нас краем уха слышал о чем-то подобном, и даже возможно что-то читал на эту тему. Но казалось, все это происходит где-то далеко, с тем, кого мы не знаем, с кем-то сошедшим со страниц фантастического романа, но уж точно это никогда не произойдет с тобой лично. И когда вдруг один из самых близких тебе людей, с кем ты общаешься не один десяток лет, приходит и говорит, что он обрел способность считывать информацию со священной летописи человечества, первое, что ты испытываешь, – это страх. Страх перед тем, чего не понимаешь, не можешь объяснить, но где-то в глубине признаешь и испытываешь перед этим необъяснимый трепет, потому что самые сокровенные тайны жизни так до сих пор никем и не разгаданы.

Твоя незыблемая точка опоры начинает шататься и раскачиваться. Невидимый крючок, за который ты цепляешься и на который нанизаны все твои убеждения, срывается – и ты несешься куда-то в неизвестность. А ум начинает упираться, брыкаться и не принимать то, что выходит за пределы обыденного опыта.

Всю эту пугающую гамму чувств и испытывала сейчас Мария. И она не была до конца уверена, что хочет знать о том, что лежит там, за гранью.

«Но Мартин? Что произошло с ним? – недоумевала она. – С моим Мартином, которого я знаю с малых лет и за которым всегда втайне приглядывала и оберегала его от неверных поступков? Откуда у него такие способности?»

Полуденное солнце ласково припекало плечи. Тенор все еще надрывался со своими распевками, правда, теперь взял октаву повыше и, вместо просто «а» и «о», пел уже почти слогами «ми-мэ-ма-мо-му». А контрабас продолжал что-то бубнить низкими отрывистыми басами.

Нереальность происходящего повергла Машу в заторможенное состояние, и, пытаясь отыскать хоть какое-то логическое объяснение поведению Мартина, она смотрела на памятник Чайковскому, впрочем, не видя его, а скорее глядя сквозь.

Мартин снова отметил, что у нее нет ни единой мысли. Зато ее энергетическое поле выдавало неописуемое буйство красок, будто там шла битва, в которой каждый цвет пытался занять доминирующее положение.

«Значит, когда «думает» подсознание, ум молчит, – размышлял Мартин. – Цвета выдают общее эмоциональное состояние человека, это понятно, но сама мысль, вероятно, имеет какую-то другую природу. Ведь как, черт возьми, они попадают ко мне в голову? Может ли мышление сопровождаться выбросом определенной энергии, информационной матрицы, которую я и могу считывать? Или оно подобно электромагнитной волне, настроившись на которую, я могу принимать сигнал без искажений и помех? Но тогда все равно получается, что у мысли есть носитель, пускай и гораздо более тонкий, чем может различить человеческий глаз.

Но кто сказал, что человеческий глаз так уж совершенен? Ведь даже некоторые животные обладают куда более зорким и чувствительным зрением. Мы же видим лишь в узком диапазоне между ультрафиолетовыми и инфракрасными лучами. И слишком часто, по ошибке или неведению, принимаем границу нашего поля зрения за границу мироздания.

То же самое касается и слуха. Мы слышим вибрации в пределах от 16 до 30 000 колебаний в секунду, а за этими рамками для нас наступает полнейшая тишина, даже если звук по силе превосходит звучание миллионов оркестров.

Восприятие времени вообще условно. Нижняя граница работы сознания – одна двадцатая секунды. Все события, происходящие быстрее этого порога, сознанием уже не улавливаются. И если какая-то форма жизни существует на более быстрой частоте, то человек ее просто не видит, хотя в стрессовых ситуациях иногда что-то и проскальзывает в поле его видимости.

Все это говорит только об одном – человек воспринимает мир, в котором живет, лишь в строго отведенных ему границах, на которые он запрограммирован эволюцией.

Так почему же, учитывая ограниченность наших чувств, пространство вокруг не может делиться на ступени или уровни, по которым, подобно автомобилям, несущимся по городским магистралям, могли бы мчаться наши мысли? И если современная наука пока молчит, это вовсе не значит, что такого не может быть.

Да, нас всех учили, что материя состоит из атомов, в ядре которых располагаются протоны и нейтроны, внутри них – кварки, и так до тех пор, пока не найдется та самая универсальная единица, фундаментальная первооснова всего. Но может ли эта последняя единица быть настолько тонкой и разреженной, что плавно начинает переходить в энергию? Энергия же, в свою очередь, так же плавно перетекает в информацию, ум, мысленную вибрацию. А раз все состоит из единой среды, значит, мысль и материя напрямую связаны друг с другом на некоем скрытом нефизическом плане, к которому меня каким-то образом подключили! Ведь должно же быть какое-то объяснение моим способностям?»

Различные концепции, словно на заседании многопартийного парламента, роились у Мартина в голове. Мозг один за другим выдавал варианты объяснений его психической силе, но ни один не казался ему достаточно убедительным.

Ко всему прочему, его тревожило собственное будущее. Несмотря на то, что он мог считывать сведения о других людях и видеть, как сложится их жизнь, он не видел в будущем себя. Его собственная судьба будто ускользала от него. Или же ее не было вовсе.