Лэрд Кристиан нахмурился, вся веселость разом с него слетела, он вытянул руку, и вскоре рыжая сова уверенно ухватилась лапами за белую ткань его рубашки. В клюве её белел кусочек бумаги, прокурор привычным жестом её оттуда извлек и, прочитав послание, поднял на меня глаза:

– Ваш сегодняшний визит к медикам отменяется, – отрывисто сказал он. – Оставайтесь дома, никуда не выходите. Утром к вам приедет офицер магической полиции, дальнейшие указания получите от него. И передайте лее Инэс мои глубочайшие извинения – я вынужден уехать.

Что-то случилось, и это что-то явно не было приятным. По спине у меня пробежал холодок, в голову лезли самые страшные мысли. Новое убийство? Змеи? Колдуны? Со времен окончания пустнынных конфликтов прошло больше двадцати лет, последние ожесточенные бои шли незадолго до моего рождения. Но охота на потенциальных менталистов – это новый виток войны. И война эта теперь ведется изнутри. Вот, что страшно.

– Идите в дом, Фелиция, – приказал мне Васкес. – Я хочу быть уверен, что вы в безопасности, – без тени улыбки добавил он.

– Хорошо, – так же серьезно ответила я.

Птица улетела, я поднялась на крыльцо и, не оглядываясь, вернулась в дом. Я и не глядя, спиной чувствовала тяжелый взгляд лэрда. Закрыв дверь на замок, прислушалась к шуму отъезжающего виктора.

По каменному полу застучали каблучки Инэс. Вытирая руки о домашний фартук, она вышла в коридор.

– А где лэрд? – заправив за ухо темный локон, спросила она.

Я с любовью на неё посмотрела. Разве дашь этой стройной синеглазой красавице её тридцать семь? Никогда!

Богиня, как же мне оградить тебя от менталистов, жутких историй с трупами и … не только. Ведь магов немного, все они – достояние семей… что будет, если в Алькане узнают? Узнают обо мне…

– Лэрд Кристиан уехал по срочным делам, – развела я руками.

– Ты даже от соседа избавилась, – печально вздохнула она и, посмотрев на настенные часы, заключила: – За рекордные семь минут.

– Не поверишь, но я здесь совершенно ни при чем, – хохотнула я.

– Да? – недоверчиво сощурилась Инэс.

– Точно тебе говорю! – я сделала честное лицо.

Она весело рассмеялась и, привстав на носочки, нежно поцеловала меня в щеку. И меня будто огнем опалило. Васкес пил её кофе. Похоже, не единожды. И сейчас она явно обрадовалась, увидев его на пороге…

Богиня, так лэрд Кристиан ухаживает за Инэс!

– А когда вы с лэрдом успели познакомиться? – убито уточнила я.

Инэс, которая в этот момент отвернулась, чтобы положить мою папку с документами на комод – я даже не заметила, как она её забрала из моих рук, нездоровая тенденция! – ответила:

– Да буквально на днях. Помнишь, у нас дерево ветром поломало? Ветка еще на дорогу свалилась?

А у нас поломало дерево? Я была так занята штурмом прокуратуры, что ничего не замечала вокруг. Но ураган, и правда, был, вроде бы…

Она повернулась ко мне.

– Ага, не помнишь, – совершенно правильно прочла она по моему лицу ответ. – Неудивительно. Я тебя вообще эти несколько дней поймать не могу. В общем, Кристиан ветку эту с дороги убрал и дерево спилил.

Кристиан…

– Ну вот, пока убирал да пилил, я ему кофе сварила! – улыбнулась она. – Дважды сварила, он добавку попросил. Долго возился, – пояснила Инэс.

Долго возился…

– Он тебе нравится? – прямо спросила я.

– Очень, – просияла она, становясь в этот миг такой красивой, что у меня защемило сердце.

Что Инэс говорила дальше, я уже не слышала. Я искала плюсы в имеющейся ситуации. И даже нашла. Если Васкес ей увлекся, то есть большая вероятность, что и штрафа не будет…

Всё прекрасно! Отлично даже! Её счастье и безопасность – не это ли самое главное?

Соберись! И слушай, что тебе говорят, Лици!

Что-то стукнуло в окно, и я шагнула ближе – посмотреть, что там такое? Ну и спрятать от Инэс свою физиономию – не получалось у меня с ней совладать. Только вот и Инэс решила посмотреть в окно вместе со мной.

– Смотри-ка, это же наша сова! – удивилась она. – Я, конечно, не эксперт, но мне почему-то кажется, что она нервничает…

Птица, действительно, вела себя беспокойно. Трясла крыльями, вертела головой и переминалась с лапы на лапу на узком оконном отливе.

И там, в кабинете прокурора, на менталиста напала она, еще и подруг привела. Выходит, действительно нервничает! Из-за меня! Нельзя нервировать сов – они посланницы Богини и великое благословение нашего королевства.

Я улыбнулась птице и даже попыталась мысленно перед ней извиниться. Всё-всё, я в полном порядке. Я не расстроена, честное слово, я счастлива как никогда!

Кажется, сработало. Сказав своё излюбленное «уху-ху», сова взмахнула крыльями и, оттолкнувшись лапами, улетела на сосну.

– Упорхнула, – заметила Инэс, а я посмотрела на неё, любуясь изящным профилем.

Художник, она и сама была как картинка. Прокурор или кто-то другой, она заслуживает быть любимой.

– Я счастлива, что он тебе нравится. И я очень рада за тебя, – твердо сказала я.

– А как он на тебя сейчас смотрел …. как филин на мышь! – мечтательно протянула Инэс и, повернувшись ко мне, недоуменно замолчала. – Погоди, при чем тут я? – свела она брови к переносице.

Как обычно, поняв меня безо всяких слов, она весело рассмеялась:

– С ума сошла, ребенок?

– Кофе, долго пилил… а еще «скромняшка» и «надо брать», – почему-то обиженно получилось у меня.

– Лици, он этот кофе на улице пил! Наотрез отказался заходить к нам в дом, а с тобой – даже уговаривать не пришлось.

– Стеснялся, – буркнула я.

– Ой, не могу, – качая головой, расхохоталась она. – Какая же ты у меня мнительная. Я Кристиану – в матери гожусь! Я его для тебя присмотрела!

– Богиня, ты опять за своё! В какие матери, Инэс? – я возвела глаза к потолку, чувствуя, как в груди у меня становится жарко, а глупая улыбка буквально намертво приклеивается к моим губам. – Ты даже мне в матери не годишься!

Она фыркнула и, уперев руки в бока, укоризненно заметила:

– Я вообще-то и есть твоя мать. Если ты вдруг забыла.

– На память не жалуюсь, – степенно ответила я.

– Не жалуешься. Ты – нос морщишь, – улыбнулась Инэс и, раскрыв объятия, поманила меня к себе.

Я прижалась к ней и закрыла глаза, нежась в её руках. Получая порцию ласки за всю эту безумную неделю разом. Мы ведь, и правда, уже несколько дней толком не виделись.

– Неискоренимая у тебя нелюбовь к слову «мать»… – целуя меня в щеку, грустно добавила она.

И это была истинная правда. Как только она меня не уговаривала, чего только не делала. Даже к модным нынче в столице врачевателям душ меня водила, бестолку.

Я была обычным ребенком и лет до семи, как все нормальные дети, звала Инэс … мамой – я поморщилась, даже в мыслях назвать её так мне удавалось с трудом. Ничто, так сказать, не предвещало … пока в один из вечеров на пороге нашей квартиры не появился очередной её воздыхатель. Воздыхателя-то я выгнала, он газету у нас в прихожей выронил, а Инэс взяла её в руки и стала белой, как сваленные стопкой в коридоре еще чистые холсты.

«Мама…» – прошептала она и впервые на моей памяти заплакала. Моей сильной, смелой, самой любимой на свете маме было больно, и я ничего, ничего не могла сделать, чтобы ей помочь.

На первой полосе с прискорбием сообщалось, что лэрд Эдуардо Гонсалез в свои неполные пятьдесят стал вдовцом. Лэри Селеста Гонсалез умерла, упав с лестницы в собственном доме, так ни разу и не увидев родную внучку. А ведь если бы не её помощь, никакой внучки бы не было. Мать и дочь рискнули всем, чтобы я появилась на свет. Урожденная лэри жила как простая лея, считая каждый медяк, а её мать, моя бабушка, приняла на себя гнев жестокого супруга.

Лэри упала с лестницы… а лэрд Гонсалез женился второй раз и … признал наследником сына молодой супруги, просто копии приёмного отца. Вот ведь совпадение!

Ну и всё… как отрезало… с тех самых пор я и зову Инэс только по имени.

«Детская травма, гипертрофированная привязанность к матери, обернувшаяся в навязчивое состояние не просто не быть обузой, а стать опорой. И ребенок таким образом запретил себе ребенком быть», – так в один голос утверждали доктора.

– У меня … как это … психоневротическое расстройство, – пробормотала я, всё-таки вспомнив свой замудрёный диагноз, и носом зарылась в её пахнущие красками, кофе и ванилью волосы – самый лучший запах на всем белом свете. – Я у тебя немного … не того.

– Того, не того, это, знаешь ли, вопрос относительный. Главное, что ты у меня есть, – с улыбкой в голосе ответила Инэс и, нежно погладив меня по голове, повторила излюбленное: – Ну Инэс, так Инэс… не самое страшное, что может быть в жизни. Правда же, мой пумпончик? Пошли кофе пить?

– Пошли, – сладко зевнула я.

– Нет, иди-ка ты спать, – покачала она головой, а у меня даже челюсть заныла от очередного зевка.

Инэс рассмеялась и, подхватив меня под руку, проводила до спальни. Я привычно встала у зеркала и пока расстегивала оставшиеся на лифе пуговицы, она аккуратно достала из моих волос, удерживающие их заколки. Я тряхнула головой, глядя на неё в отражение. Вот ведь странная вещь – наследственность. От Инэс мне достались две вещи – глаза и абсолютно идентичное телосложение. И всё. Даже цвет волос у нас был разный, я – светловолосая, она – жгучая брюнетка. Я – белокожая, она – смуглая, как и положено уроженке Альканы. Что поделать, не досталось мне её внешности.

– Моя красавица, – с материнской гордостью сказала Инэс.

Ох уж эта слепая любовь… но кем бы мы были без этой любви? Да и чего скромничать, я, конечно, не Инэс, но тоже ничего.

– Ну что есть, то есть, – важно заметила я.

Она хохотнула, забирая платье из моих рук, и отошла к шкафу, чтобы повесить его на плечики.

– И умница! – открывая дверцу, добавила Инэс.

А вот с «умницей» сегодня вышли накладки… что это вообще за мысли в сторону прокурора? Нет, он, конечно, мужчина видный, но с каких это пор я примеряю на того, кого толком не знаю, роль будущего отца для своей гипотетической дочери?

У меня же целый список технических характеристик для кандидатов имеется! Шикарный, кстати, список. Все эти кандидаты моментально отваливаются, о нём узнав. А я о нем всем проявляющим ко мне интерес сообщаю – безотказно работает. Даже самые упёртые отваливаются.

За этими размышлениями я даже не поняла, как оказалась в кровати. Инэс присела рядом, накрывая меня одеялом.

Надо всё ей рассказать, и про постановление, и про менталистов… и она вроде бы что-то говорила про новости…

– Доброй ночи, Пумпончик. Жаль только, что не успеем поболтать до моего отъезда. Отправление с самого утра. Вернусь через пару-тройку недель. Я тебе записку на кухне оставлю, – послышалось мне сквозь сон или приснилось.

Конечно, приснилось. Инэс, оставляющая меня больше чем на несколько часов – это что-то за гранью реальности.