Весь вечер она не оставляла своих попыток поиграть с ним, но он только улыбался, а на прощание, уже у двери ее подъезда, тихо сказал:

– Ну, ты и стерва…

– Что… – задохнулась она (глаза больше лица, слезы рядом!)… А потом, подумав, ехидно спросила: – А мы уже на "ты"?

Вместо ответа он сказал:

– Завтра в три идем на выставку в Манеж, я за тобой заеду. И не надо ломаться, – тут же прервал он ее едва начавшееся возражение, – люди сутками стоят за билетами, а мы так пройдем, неужели упустишь такой случай?

– Нет, конечно…

…И закрутилось…

Родители сначала испугались, пытались образумить, да куда там! Он, не оправдав их опасений, не потащил ее сразу в постель, он был слишком взрослый и умный, он умел ухаживать и, наконец, он был богат. Такой жизни, в какую он теперь ее втягивал она не могла представить даже в самых смелых фантазиях.

А она была готова для него теперь на все. Втрескалась по уши. Он понимал ее до конца, чувствовал все ее хитрости, но от этого становился только ближе. Они как заговорщики иногда переглядывались в какой-то его компании, где она кого уж только не изображала! То девочка-скромница – глазоньки наивные – луп-луп, ротик бантиком. То умница-отличница, очечки даже кругленькие себе купила, по-аглицки мы пожалуйста, ах, вы не понимаете, извините, Христа ради, так мы и по-немецки шпрехаем, как скажете! А то вечером, распустив свое богатство и одев что-нибудь из шедевров, подаренных Игорем, затмевала всех скрипящих зубами теток, которые приходили с другими. Потому, что была молода, гибка и музыкальна, хоть и не красавица, но королев играть – разве привыкать?…

– …Ладно, на сегодня воспоминаний хватит, – сказала она своему отражению. – И что, моя прелесть, мы будем сегодня делать?

Прелесть в зеркале тоже ждала ответа, но чуть более напряженно, все-таки помнила, кто тут главный!

– Не знаешь? Тогда запоминай. Сегодня у нас среда, а потому мы будем заниматься хозяйством. Боже, как же мы устанем в конце дня!

И принялась за работу.

Взяла телефон, растянулась на кровати, и работа закипела.

Первый звонок, конечно же, Катюше. Уборка – дело серьезное!

Второй в чистку, вещей накопилось не меряно.

Третий… Нет, хозяйство подождет, надо супругу любимому позвонить, поиграть в заботливую женушку. Ему, конечно, будет как всегда некогда, и он, конечно, как всегда, чертыхнется про себя, но это не важно. Пусть себе чертыхается, сколько хочет. Она прекрасно знала обстановку на его работе и еще лучше знала, как там ценятся верные и заботливые супруги. …Черт бы их всех побрал с их американизмами!…

– Игаряша… Это я, – если телефоны у них прослушивают, то сейчас операторам в уши потечет мед. – Как работается?

– Нормально, – его голос, словно из автоответчика начисто был лишен эмоций.

– Игоречек, ты не забыл, что у нас сегодня среда?

– Нет.

– А в среду мы всегда ужинаем дома!

– Да, конечно.

– Ты будешь один или нет? На сколько человек накрывать?

– Галя, я это буду знать после трех. Ты ведь успеешь все скорректировать?

– Ну, конечно, милый! Целую и жду!

Дала отбой, закрыла глаза… Полежала молча и, если совсем честно, без эмоций. Целую… Жду… Почему же, почему все так получается? Ладно, не будем о грустном… Продолжим работу.

Четвертый звонок водителю – ну, не любит она сама водить машину, и все тут!

Пятый – директору из французского ресторанчика рядом, чтобы прислал повара и официанта к ужину.

Так, с хозяйством, вроде бы, разобрались, надо и о себе подумать, а потому, шестой звонок – массажистке, седьмой – маникюрше.

Уже устала! Тяжела жизнь богатой женщины.

Игорь, как-то понаблюдав в ее игры с хозяйством, посмеялся и предложил завести экономку, но она возмутилась и наотрез отказалась. Еще чего! Чтобы какая-то чужая тетка считала их денежки! Она и сама это неплохо умела делать. И от солидных сумм "на хозяйство", которыми ее снабжал Игорь, она потихонечку и помаленечку, но регулярно, отрывала на свой тайный счет, о котором он и не догадывался. Мало ли что… Пригодится.

Все. Теперь следующий этап ее тяжелой и ответственной работы.

Посмотрела в окно – Гена уже ждет, значит быстро влезаем в спортивный костюм, сумку на плечо – и в спортзал. Богатая женщина всегда должна быть в форме.

И тут она словно споткнулась.

Потому что в зеркале отражался ее Сон.

Только теперь уже днем.

И только теперь она, вроде бы, не спала, а стояла, полуголая, в одном белье – халат скинула, чтобы надеть спортивный костюм – смотрела в зеркале на него, а он на нее…

Сон улыбался. Немного губами, а больше своими глазищами, чтоб ему пусто было!

"Поорать, что ли?… – подумалось как-то вяло, потому, что сразу все обмякло, и она непроизвольно плюхнулась на кровать. – А толку?…"

Тогда она скорчила рожу и показала ему язык, хоть и дрожало все и внутри и даже немного снаружи!

Сон совсем уж по-человечески повел себя и заулыбался еще шире.

Но когда она резко развернулась, чтобы посмотреть на него как следует, а не в отражении зеркала, он растаял, словно растворившись в розовой тени ее спальни…

Она в три прыжка подлетела к месту, где он только что стоял. Ветка пальмы чуть качалась, ее новая гравюра немного сдвинута набок (он, что ли, задел?), стенка, к которой он прислонялся – она пощупала – еще теплая.

"Видно вот так и сходят с ума… " – подумала она, но почему-то не расстроилась – не верилось, что это может произойти с ней.

Сразу вспомнился ее первый поход к врачу, с которым свел ее Игорь.

Врач представился ей Иваном Ивановичем и она не смогла не хмыкнуть – его нос, темные выразительные глаза и характерный чуть картавый говорок как нельзя более кстати подходили именно к имени Иван Иванович!

Иван Иванович хитро улыбнулся, и сказал:

– Я тоже не прошу называть вас свое имя. Придумайте себе любое, и мы будем играть!

– Играть? – это ей понравилось, она сразу же начала придумывать себе роль, но Иван Иванович опередил ее:

– Только роль должна быть настоящей, иначе у нас ничего не получится.

– Разве роль может быть настоящей? – удивилась она. – Роль это всегда обман!

– А вы подумайте.

– Кажется, я поняла… – она и вправду придумала хороший выход – а почему бы не сыграть саму себя? – Да, я все поняла… Начнем.

Как она старалась! Зачем – и сама не могла понять. То ли хотелось все-таки разобраться со своими видениями, то ли, действительно этот Иван Иванович был хороший врач. Вывернулась наизнанку, рассказывала все, что помнила с самого детства, без прикрас, честно бичуя себя за все совершенные и даже только подуманные, но не осуществленные поступки…

Когда открыла глаза (Иван Иванович велел ей говорить с закрытыми), то думала, что увидит осуждение и неприязнь на его лице, но ошиблась – он смотрел по-доброму, улыбаясь всеми морщинками.

"Конечно, работа у него такая… " – подумалось тогда с грустью. Но Иван Иванович вдруг задал неожиданный не то вопрос, не то утверждение, заставившее ее покраснеть натурально:

– А ведь вы с мужем спите в разных спальнях, я прав?

– Но откуда…

– Не важно. А теперь опишите мне глаза вашего мужа, только быстро, не задумываясь, давайте.

– Умные, проницательные, насмешливые, снисходительные, голубые, быстрые… – затараторила она, потом уже медленнее начала вспоминать: – симпатичные,… иногда веселые… иногда, наоборот, грустные…

– Достаточно.

Он какое-то время посидел молча, смотря куда-то мимо нее, а потом сказал:

– Я думаю, что мы разберемся со временем и с вашим Сном, и со всем остальным. Но не сразу, на сегодня хватит. Идите домой, отдыхайте и не думайте о наших разговорах.

– А Сон?

– Попробуйте рассмотреть его получше, запоминайте во что он одет, можете даже записать, а потом мы все обсудим.

Она не знала, что Иван Иванович после ее ухода долго сидел в задумчивости, барабанил пальцами по столу и потом, вздохнув, пробормотал:

– Уникальный случай…

А тогда она, уже по дороге домой вдруг подумала: "Чего я только не наговорила про его глаза… А вот родными или любимыми не назвала!" И как он сразу все про них понял, этот Иван Иваныч! Да, они уже больше года спят в разных спальнях и самое ужасное, что это ее уже не расстраивает…

…А как все начиналось! Когда он все-таки затащил ее в постель (или она его? …теперь уже не понять…), то какой-то особой эйфории от этого ни она, ни он не получили… Ну, она-то понятно, все-таки первый раз и все такое! Но Игорь… Он тоже был какой-то спокойно-будничный, не такой, как ей хотелось бы. Хотя… может, это все выдумки? Ну откуда ей знать, как ЭТО должно быть по-настоящему? Из книг, фильмов или рассказов подружек? Так ведь это тоже все игра. Придумали люди себе игрушку и забавляются, а на самом деле, наверно, вот так все и бывает – просто, вообще-то довольно приятно, но ничего особенного… Тем более тогда все ее ощущения затмили новые эмоции, потому что Игорь после этого спросил:

– У тебя паспорт с собой?

– Конечно, сейчас без паспорта пойди-ка походи, да с ментами пободайся,… а что?

– Завтра идем подавать заявление.

– Игорь… – она задохнулась от чего-то огромного, подступившего к горлу, но потом все-таки спросила: – А… ты меня любишь?

Он погладил ее по волосам, поцеловал, и потом сказал такое, что впору убежать и утопиться:

– Знаешь, врать не буду, не хочу, чтобы в нашей семье с самого начала была недосказанность. На счет любви – не знаю. Может, я вообще на это не способен? Но ты меня очень устраиваешь и как жена, и как человек.

Она отвернулась, боролась со слезами, но все-таки довольно спокойно (она же актриса!) сказала:

– Тогда зачем? Зачем жениться? Я могу и так приходить к тебе. И даже пожить… А когда ты окончательно разберешься в себе, тогда и поженимся… или нет…

– Нет, – он вздохнул. – Прости… Но я опять буду честен, хотя и понимаю, что тебе неприятно слушать такое… У нас на работе любовницы не приветствуются. Или жена – или вообще никого.

– Что это за работа такая? – пыталась она улыбнуться. – Прямо аномалия какая-то в наше время!

– Серьезная работа и серьезные люди, и видишь, – он обвел рукой вокруг, – серьезные, даже очень серьезные, деньги! Так что скажешь?

Она немного помолчала, потом спросила:

– Ты ведь был женат… Почему вы разошлись?

– Зачем тебе это?

– Я не хочу расходиться, я хочу, чтобы у меня семья была крепкая, дружная и навсегда! …И поэтому не хочу повторять чьих-то ошибок.

– Навсегда бывает только смерть, а чужие ошибки повторить невозможно, ведь при повторении они уже становятся твоими.

– Игорь, я жду.

– Не сошлись характерами.

– Игорь!!

– Я храплю во сне.

– Игорь!!!

– Галя… – он обнял ее, смотрел в глаза и, казалось, вот-вот что-то скажет… Зачем она тогда все сама испортила? Хотелось подбодрить, помочь и она поторопила:

– Я все пойму, Игорь! Я-то ведь люблю тебя, как ты уже сам, наверное, давно догадался…

Он словно очнулся от ее слов, улыбнулся, покусал тихонько за нос:

– Дитенок… Умный, нахальный и веселый… Но дитенок! Да или нет. Я жду.

– Да…

…Родители были в шоке. "А учиться? Ладно, в этот год тебе было не до поступлений! Но потом? Ты что, хочешь всю жизнь быть просто домохозяйкой?" – "А куда мне поступать? Я не знаю, кем хочу быть. Может, вы уже сами все про меня знаете? Скажите, не стесняйтесь!" Родители не знали, родители хотели проявить свою власть: "Не разрешим. Тебе еще нет восемнадцати, без нашего разрешения не распишут." – "А я тогда забеременею, этого хотите? Тогда, если справка будет, разрешат." Родители, понятное дело, не хотели: "Тебе самой еще в куклы играть!" И бодаться бы им еще долго, если бы не Игорь. Он пришел к ним и как-то очень спокойно и серьезно убедил их, что так будет лучше всем: им – потому что дочь не будет болтаться не поймешь где, что у нее будет свой и очень даже достойный дом, ему – потому что он не совратитель какой-нибудь, и потому, что так правильнее, и, наконец, самой Галине – потому, что она сможет учиться где только захочет, пусть только выберет – уж он-то поможет ей в этом непременно. И пусть они не слушают ее бред на счет детей – он серьезный человек и понимает, что ей самой еще нужно просто физически дорасти до возможности стать матерью…

От свадьбы он решительно отказался – он уже не в том возрасте, чтобы целоваться под пьяное "горько!", да и была уже у него одна свадьба, ничего ему не принесшая, кроме неприятностей, с него хватит,… зато медовый месяц у них был такой, что и настоящая королева позавидует! Ей казалось, что они объехали весь Земной шар. Впечатлений, видео и фото, кажется, могло бы хватить на три нормальных жизни. И тогда ей казалось, что все у них прекрасно и все так, что лучше и не бывает. Да и Игорь во время их путешествия словно несколько растаял – был веселый, заводной и нежный… Да, он не очень эмоционален, ну и что? Он и в жизни такой – сдержанный и серьезный, ну и что? Зато ее энергии и выдумок хватит на пятерых! И чего она только не вытворяла во время их поездки! Пригодилось-таки неплохое знание двух языков, а Игорь еще вполне сносно мог объясниться по-испански. Вечерами они хохотали до истерики у себя а номере, обсуждая дневные приключения, напивались шампанским и, кажется, она тогда и в сексе начала находить что-то по-настоящему приятное…

– …Я так никогда и никуда не дойду… – опять завела она беседу с самой собой. – И что это опять на воспоминания потянуло? Все давно пора забыть…

Она все так же стояла, прислонившись к стенке, как недавно делал это ее Сон и ощущала тепло. "Интересно, галлюцинации бывают осязательными? Наверно бывают… Вот ведь – я же ощущаю тепло…".

Она повернулась и поправила гравюру, которую задел (во всяком случае, ей так показалось) Сон. Странная была гравюра, не на что, виденное ею до этого, не похожая. А уж цена! Узнай о ней Игорь – удивился бы, хотя чем-чем, а уж ценами-то его сложно было удивить. Она почему-то постеснялась сказать ему о сумме, которую, не задумываясь, отдала тому, тоже странному, мужичку на вернисаже.

А странным в гравюре было все. Во-первых, непонятно из чего она была сделана. Казалось, что из камня – и по звуку, когда постучишь, и по отблескам тонких дорожек. Камень был, очевидно, слоистый и от угла, под которым смотришь на гравюру, менялся ее цвет. Если смотреть прямо, то поверхность была черной, а насечки серые. Но как обработать камень с такой поразительной тонкостью и чистотой?

А во-вторых, сам сюжет. Вернее, его отсутствие.

Вы когда-нибудь делали коридор из двух зеркал? Наверняка в детстве забавлялись и думали – куда же уходит этот коридор? Есть ли у него конец? И где начало?

Вот такой-то коридор и был изображен на гравюре. На переднем плане виднелась только чья-то рука, словно человек уже ушел, или, наоборот, только подходит к зеркалу. И чья – не понять. Тонкие длинные пальцы и манжет с кружевами, такая рука могла принадлежать и мужчине и женщине – мужичок сказал, что гравюра старинная.

И, наконец, в-третьих. Ни в одном, кроме последнего, из зеркал коридора никаких изображений не было! А вот в последнем отражался другой фрагмент руки – изгиб локтя. Создавалось впечатление, что человек прошел сквозь этот коридор, как сквозь пространственную дыру, так любимую фантастами, и теперь он уже почти весь там, только рука еще здесь. Или наоборот.

Вообще-то, гравюр у мужичка было две, и продать он хотел ей их парой, но не было у нее с собой таких денег! А как хотелось! Потому, что четвертой странностью гравюры была именно ее пара. Это была точно такая же гравюра, но словно зеркально отраженная и сделана она была из того же материала, только, видно, он был выточен в другой плоскости – сама поверхность была светло серой, а прорези – черными.

Они тогда отчаянно торговались с мужичком, но что странно – стоило только кому-нибудь подойти к ним еще, так он называл цену, большую ровно на один ноль. Люди выкатывали глаза, крутили пальцем у виска и отходили. Создавалось впечатление, что она чем-то ему приглянулась, и он хотел всучить гравюры только ей. Наконец, они договорились – сегодня она покупает только одну гравюру, а завтра они встречаются здесь же и она принесет деньги за другую.

А назавтра мужичок не пришел. Может, из-за страшного ливня, который промочил ее до нитки, хоть она и была под зонтиком? Гена потом бухтел всю дорогу о том, что его замечательная кожаная обивка из-за ее прихоти пострадала непоправимо, она же услышала его недовольство только под конец, так была занята своими мыслями – придет завтра мужичок или нет – улыбнулась и отдала деньги за гравюру ему. Гена аж поперхнулся, спросил осторожно – она что, еще пару обивок ему собирается испортить?

А ее уже заклинило. И чем эта гравюра так ей приглянулась? Да и не знаток она вовсе, может, это вообще дешевка какая?

Она потом еще две с лишним недели ездила каждый день на вернисаж, перезнакомилась почти со всеми художниками, выспрашивая у них про мужичка, но тот, видно, пропал насовсем.

Ладно, решила она, пусть будет одна. И еще призадумалась – во что бы ее поместить, чтобы эта чернота хорошо смотрелась в ее розовой спаленке? Купила наимоднющую розово-сиреневую, под общий стиль, рамку. Повесила. Посмотрела. Выругалась. Прямо бабулька в матроске с помпончиком. Перепробовала все – от обвивания ленточкой до обвешивания розовой елочной мишурой. И, в конце концов, оставила так как есть – вообще безо всего. Рядом с пальмой, так, что видно с кровати – и прямо, и если повернешься на другой бок – то отражение в зеркале…

…Наконец, она решительно застегнула молнию на костюме, взяла сумку и сказала своему отражению:

– Ладно, пошла я… Ты тут веди себя хорошо, а то знаю я тебя! Небось, давно уже с моим Сном снюхались! Вы же из одной породы! Только не подумай, что я ревную, мужик он – так себе, нескладный какой-то, словно из одних углов состряпанный. Если бы не глаза – вообще не на что смотреть. Ну все, пока!

…В спортзале, как всегда, быстро развеялась и развеселилась. Поболтала со знакомыми – свой человек, девчонка с нашего двора; довела до слез умиления уборщицу: "Как там ваш радикулит, мазь моя помогает?"; восторженно и с открытым ртом послушала рассказ одной немолодой тетки о внуке: "Он у вас вундеркинд, правда!"; построила глазки тренеру – этот безмозглый комок мускулов тут же принял все слишком буквально и начал уж очень нежно поддерживать ее при показе новых упражнений! Строго подняла левую бровь, глаза стеклянные, губы чуть брезгливые… Дошло, кажется, отпустил…

А вот когда пришла в бассейн – обрадовалась по-настоящему, потому что встретила там Александру.

Познакомились они давно, еще в самом начале ее замужества.

В одном из клубов, по которым они сначала очень часто таскались вечерами с Игорем, она и увидела ее. Удивительная была женщина. Не сказать, что красавица, да и фигура так себе. Но было в ней что-то загадочно-неземное, словно ореол… Или это люди сами создали ей такую славу, потому что была она ЧЬЕЙ-ТО женщиной, но никто толком и не знал – чьей? Только Игорь, сразу же, как только увидел Александру, хотел вообще сначала уйти, потом, вздохнув, передумал: ведь все равно где-нибудь встречаться придется, а значит надо когда-то начинать. Познакомил их, но как только они отошли, зашептал на ухо: