– Чего стоишь, как чурка? Дверь-то открой! – вдруг проквакала жаба Лене. Лена помедлила, но взяла себя в руки и быстро подошла и открыла дверь секционной. Жаба поднаперла, Рябинкин подтолкнул, и каталка с телом вкатилась внутрь. Лена стояла сбоку. И вдруг в глаза ей бросилась рука лежащего на каталке человека. Голубые вытатуированные буквы на пальцах. Лена слегка наклонилась, чтоб рассмотреть. Ногти были обгрызены чуть не до «мяса». Лена в ужасе выпрямилась. Петр Сергеевич отряхнул руки и подтолкнул ее в направлении секционной.
– Клавдия Степановна! – громко сказал он и строго посмотрел на жабу. – Подойдите-ка сюда!
Жаба оставила каталку и неохотно повернулась.
– Некогда мне с вами разговаривать. Скоро эксперты на вскрытие придут.
– Прошу вас посмотреть и запомнить, Клавдия Степановна. Елена Николаевна – наш новый ассистент. Обращаться к ней нужно вежливо, на «вы» и по имени-отчеству. Вы меня поняли?
Клавдия, в том же самом байковом халате, в котором с утра ее видела Лена, встала в ногах каталки, выпятила живот и уперла обе короткие толстые ручищи в мощные бока.
– Ох и чурку с глазами ты себе нашел в ассистентки, Петечка! Еще е… ее пару раз было бы можно, а вот вскрывать она у тебя не сумеет. Эт-то точно! – И с довольным видом Клавка повернулась и стала перепихивать тело мужчины с каталки на секционный стол.
– Е-ле-на Ни-ко-ла-ев-на, – металлическим голосом повторил жабе Рябинкин и вывел Лену из секционной. В молчании они миновали остаток коридора и начали подниматься по лестнице. Лена так была сражена и видом этого умершего мужчины, и привычным, видимо, хамством санитарки, что поднималась молча, еле переставляя ноги на своих довольно высоких каблуках. Рябинкин, видимо, почувствовал себя очень двусмысленно.
– Вы не очень переживайте, Елена… – неуверенно начал он. – Мне самому очень неудобно за эту Клавку, но, видите ли, она – алкоголичка… Что-то доказывать ей бесполезно. Ее здесь уже много лет держит заведующий танатологическим отделением, и поэтому я считаю неудобным вмешиваться. Но сегодня я ему, конечно же, скажу…
Лена остановилась на лестнице и обернулась к Рябинкину.
– Я не буду возражать, Петр Сергеевич, если вы скажете ему все, что считаете нужным.
– Очень хорошо, Елена Николаевна. – И Петр Сергеевич вовсе не стал больше перед ней извиняться, как Лена этого ожидала, а совершенно спокойно ее обогнал и первым вошел в двери кафедры.
Витя Извеков в комнате экспертов с красными от бессонницы глазами насыпал себе в кружку растворимый кофе. Электрический чайник, закипая, шипел, а возле самой двери на полу около кулера блестела лужица пролитой воды.
– Что, руки после ночи трясутся? – заметил Извекову господин в сером пиджаке, случайно ступив в лужу ногой в дорогом черном ботинке.
– Лучше руки, Игорь, чем голова, – флегматично ответил Извеков, даже не повернувшись. Соболевский только слегка повел бровью и возле своего стола аккуратно вытер ботинок специальной тряпочкой, извлеченной из специальной коробки, в которой хранилась еще и специальная губка с кремом для обуви.
Следующим в комнату вошел Саша Попов. Он тоже наступил в лужу.
– Какого черта здесь в дверях воду разлили? – Саша быстро выпрыгнул из нее и по очереди побрыкал ступнями, обутыми в замшевые кроссовки. После этого он сразу прошел к телефону. – Чертовы химики трубку до сих пор не берут. Алло? Это Попов. Ну что вы мне, наконец, ответите по поводу наркотиков? – Он помолчал, прислушиваясь. – Да знаю я, что у вас не только мои наркотики. Ну так нашли или не нашли?
Трубка пробурчала что-то сердито-неразборчивое, и Саша шмякнул ее назад на телефонный аппарат.
– Не повезло. Нет и наркотиков, – вздохнул он. Извеков невозмутимо размешивал в кружке сахар деревянной сувенирной ложкой.
– Что и требовалось доказать.
– Ты бы хоть ложку другую взял, – думая о своем, рассеянно заметил ему Саша. – Деревянная от кофе быстро чернеет.
– Зато ей удобно по башке бить. – Извеков положил ложку на блюдце и стал с шумом прихлебывать горячий кофе. Игорь Соболевский, тот самый эксперт в сером пиджаке, посмотрев на обоих, только приподнял другую бровь, достал из элегантного черного портфельчика «Независимую газету» и погрузился в чтение.
Стол Вячеслава Дмитрича оставался незанятым, и Саша с сожалением смотрел на его зачехленный монитор и на скульптурную чугунную группу каслинского литья с часами. Хозяйка Медной горы вот уже целый месяц в отсутствие хозяина с игривым видом манила за собой куда-то Данилу-мастера, а зеленые, фосфором намазанные стрелки и римские цифры на старом циферблате смущали своим токсическим мерцанием по ночам дежурных экспертов. К тому же эти не починенные еще часы всегда показывали какое-то несуразное время.
Последним в комнату экспертов вошел Хачмамедов, громко с кем-то разговаривая по мобильному телефону. И он тоже, как и все, наступил возле кулера в лужу. Не обращая внимания на свои мокрые подошвы, он спокойно встал посредине комнаты, закончил разговор по телефону и грозно оглядел всех присутствующих.
– Кто разлил?
Вначале все молчали, а потом Извеков, прихлебнув свой кофе, сказал:
– Ну я разлил.
– И что? – Хачмамедов выкатил на него свои уже опять наливающиеся кровью глаза. – Нельзя было убрать?
Извеков поставил кружку на стол.
– Сейчас допью кофе и позову кого-нибудь вытереть.
Хачмамедов сделал крупный шаг в направлении Витькиного стола.
– А самому западло было наклониться?
Извеков снова прихлебнул из кружки, сделал глоток, посмотрел на Хачека гордо.
– Я не уборщица, чтобы тряпкой махать.
Соболевский отодвинул край газеты, чтобы лучше разглядеть участников разговора, и иронически улыбнулся. Саша тоже не без интереса ждал, что будет дальше.
Хачек постоял на одном месте, еще больше наливаясь кровью, как клещ, и вдруг развернулся, подошел к двери и заорал в коридор, раздувая усы:
– Клавдия! Где ты там, твою мать! Быстро дуй сюда вместе с тряпкой! Не видишь, что ли, что в комнате для экспертов делается?
– Сейчас, сейчас! Сию минуту, Владимир Александрович! – И жаба-санитарка с потрясающей для ее комплекции быстротой возникла в комнате экспертов со шваброй, тряпкой и ведром. Соболевский не успел сложить свою газету, как она досуха затерла лужу.
– Задание на сегодня. – Хачмамедов извлек из-под мышки черную кожаную папку. – Виктор Михайлович вскрывает ночной огнестрел из Заречной Рощи, что вполне предсказуемо, – он посмотрел на Извекова, – сам привез, пускай сам и вскрывает. – Хачек постоял, подождал, пока оценят его шутку, но никто не засмеялся.
– Попов – дежурит. А господин Соболевский – на выход. Сейчас приедет следователь и повезет вас на эксгумацию. Прокурор вынес постановление. Хоть и неохота вас посылать, но придется.
– А по какому случаю эксгумация? – поднял брови Игорь Владимирович.
– По тому самому. По которому жалобами уже завалили по самый… – Хачек показал на шею под подбородком. Стоящий Извеков скосил на Хачека голову, будто примериваясь к расстоянию от низа его живота до подбородка, и состроил скептическое выражение лица. Хачек, к счастью, не видел его примерок и поэтому продолжал.
– Случай падения с большой высоты. Родственники остались не удовлетворены проведенной экспертизой.
– Но зачем им тело? – еще больше удивился Соболевский. – Они могут жалобы писать и без него. Кроме того, у гистологов остался тканевой архив. В конце концов, была же уже проведена и повторная экспертиза. Все мои выводы оказались подтверждены.
– Зачем, зачем? – угрожающе распушил в его направлении усы Хачмамедов. – У нас в стране демократия. Слышали о такой? Вот и люди услышали, что можно проводить эксгумацию. Почему бы не попробовать? Идут к прокурору. А прокурору охота сопротивляться, что ли? Что-то им объяснять? Он тоже слышал, что у нас в стране – демократия. Хотите эксгумацию – получите, мать твою растак! Ему наплевать, не он же по кладбищу будет ползать.
– А родственники при эксгумации хотят присутствовать? – поднял теперь обе брови Соболевский.
– Иначе бы и не начинали.
– Боюсь, они будут сильно разочарованы, – скептически поджал уголки рта Игорь Владимирович.
– Да хрен с ними. Какое твое дело? Хотят сильных впечатлений – пусть получат.
– Ну как хотите, – аккуратно уложил газету в ящик стола Соболевский. – Мне, в конце концов, не жалко лишний раз на кладбище съездить. Только это все без толку. Ничего эта эксгумация не даст. И, кстати, пусть потом коллеги не жалуются, – он кивнул в сторону Извекова, – что у нас в секционной вонища, хоть покойников выноси.
– По-моему, говорят, «святых», – вспомнил Саша.
Соболевский посмотрел на него снисходительно.
– Да, Саша, святых. Вы правы. Я пошутил. Но я понимаю, что после описания двадцати трех колото-резаных ран вам лично не до шуток.
– Это эксгумация по тому случаю, что вы еще в мае вскрывали? – спросил Саша. – Но что можно увидеть после трех летних месяцев пребывания тела сами знаете где в самую жару?
– Да я, мой дорогой, вообще не хочу видеть это тело. Но этого хочет Владимир Александрович… – Тон у Соболевского был мягкий, усталый, снисходительный.
– Ну хватит! Хочу – не хочу, вижу – не вижу! – Хачмамедов, слушая экспертов, неожиданно успокоился, и его лицо приняло свой обычный цвет. – Надо же учитывать обстоятельства! Восемнадцатилетняя обколотая девчонка выбросилась с балкона девятого этажа. Естественно, родственники не могут смириться с тем, что она сама выбрала себе такой путь. Так что проведете эксгумацию, привезете тело сюда, вскроете снова, как полагается, и напишете про трупные изменения. И хрен с этими родственниками. Пусть дальше пишут жалобы, если хотят. – Хачмамедов захлопнул папку. – Пока на сегодня все, но, как вы понимаете, еще не вечер. – Он посмотрел на Сашу.
– Ну что у тебя? Химики ничего не обнаружили?
Саша отрицательно покачал головой.
– Я так и знал… твою мать! – размял себе шею Хачек. – Не такой это был случай, чтобы все было так просто. Дознаватель из полиции не приезжал еще?
– Нет.
– Ну жди. Приедет.
Саша коротко сказал:
– Жду.
Хачмамедов посмотрел на Извекова.
– А тебе привезли постановление на экспертизу огнестрела?
– Привезли. Премного благодарен.
– Рана-то там одна?
Витька Извеков пожал плечами.
– Насколько было видно ночью в лесу при свете ручного электрического фонарика – одна. Сейчас в секционной получше посмотрю.
– Ты что, охренел? Сколько ран – надо на месте считать. Огнестрел, это ж тебе не вон его – колото-резаные. Надо же сразу – пули, патроны, гильзы, пыжи, дробь и все прочее искать на месте происшествия.
– Ага, – сказал Извеков. – Конечно. И пыжи, и пули, и дробинки, и даже кто где стоял. Все сразу надо узнать. В лесу, ночью, на карачках. Может, свечку еще зажечь, чтоб лучше было видно?
– Ты не остри! – распушил опять усы Хачек. – Здесь только я острить могу. Но вообще, – он покачал задумчиво своей крепкой башкой, – как-то удивительно, что ночью труп обнаружили. И ведь не на улице – в лесу. Не могли до утра подождать?
– Парочка какая-то на машину наткнулась. Видно, сами себе место искали, где бы им пристроиться, а тут такой афронт – на дороге рядом с машиной труп лежит.
– Может, после такого приключения у них еще лучше все получилось? – заметил, опять поднимая бровь, Соболевский. Они у него так попеременно и поднимались – то правая, то левая.
– Тебе виднее, – пробурчал Извеков, а Хачек победно сделал круг по комнате и шлепнул папкой по чугунной голове Хозяйки Медной горы. Часы тут же ответили – дзынь!
– Вот, правильно. Все, орлы, давайте по коням!
– Рожденный ползать летать не может. – Извеков встал и пошел к раковине мыть свою кружку. Хачек посмотрел на него грозно, но больше ничего не сказал, ушел. А Игорь Владимирович аккуратно снял с себя черные туфли и пиджак, на подкладке которого обнаружился лейбл модного дома, и нарядился в двойной медицинский пижамный комплект, а на ноги надел видавшие виды желтые полуботинки на толстой подошве.
– Ну, друзья, – сказал он коллегам, когда за ним в комнату зашел «его» следователь, – к тому времени, когда я привезу сюда свою эксгумированную красавицу, постарайтесь уже завершить все свои дела в секционной.
– Ну вот и наша кафедра. – Рябинкин повел Лену по широкому грязному, заляпанному краской коридору. – Две учебные комнаты, одна лаборатория с лаборантской, одна ассистентская и смежный с ней мой кабинет и хозяйственная комната для санитарки.
– Но как же?.. – Лена ходила по комнатам и коридорам в состоянии шока. – Занятия начинаются через два дня, а здесь…
– Конь не валялся, – докончил за нее мысль Рябинкин. – Это правда, Лена. Конь не валялся, зато валялись рабочие, которые здесь летом делали ремонт. – Он показал на неприглядные следы пребывания в учебной комнате строителей. Невынесенный мусор, чья-то рваная брошенная спецовка, грязные стаканы из-под чая – все это создавало впечатление не учебного помещения, а строительного вагончика.
– Зато, как вы видите, – Рябинкин широко развел руками, – потолки побелили и стены покрасили. Осталось только все помыть и расставить по местам мебель.
– Но это же ужасно! – не выдержала Лена. – Обе учебные комнаты и коридор… В таких условиях нельзя начинать учебный процесс.
– Вы, Лена, где таких слов нахватались – «учебный процесс»? – посмотрел на нее насмешливо Рябинкин. – Скажите просто – занятия.
– Как тут ни скажи, а суть от этого не меняется.
– Спорить не буду. Но мы с Людмилой Васильевной ровно позавчера вернулись из отпуска. Вчера она мыла лабораторию и свою комнату, а я уезжал по делам. Сегодня у нас по плану – учебные комнаты. А в коридор я подыскал парочку наемных рабочих из солнечного Узбекистана. Если честно – мне их дали из нашего студенческого общежития. Я с комендантом договорился. Коридор и окна они вымоют за один день.
– Вы хотите сказать, что я сегодня буду убирать учебную комнату? – поразилась Лена.
– Больше некому. Да вы не расстраивайтесь, я тоже буду убирать, – поправил на носу модную оправу Рябинкин.
– А что, на кафедре нет уборщицы? – недоумевала Лена.
– Конечно, нет. В институт на работу никто не идет – невыгодно, платят мало. Поэтому с началом учебного года мы подыщем на должность уборщицы какую-нибудь студентку с нашего курса. За этим, я думаю, дело не станет. Девушки любят, когда у них есть поддержка на экзамене.
– Не все и не всегда, – заметила Лена.
– Не все, но многие, – ухмыльнулся Рябинкин.
Лена решила не развивать больше эту тему.
– Допустим, – сказала она. – Но я же не знала, что сегодня на кафедре будет субботник… – она посмотрела на свое платье.
– Вот с этим не будет никаких проблем, – успокоил ее Петр Сергеевич. – Униформу Людмила Васильевна вам выдаст. Халаты и пижамы у нас, к счастью, есть.
– Но только самые маленькие – пятьдесят второго размера, – просунула в дверь комплект медицинского белья Людмила Васильевна. – Я же для себя брала. И для мужиков.
Лена выразительно посмотрела на Рябинкина. Он почесал в затылке.
– Ну вы попробуйте. В случае чего Людмила Васильевна вас сзади булавками заколет.
– Мне прямо здесь раздеваться? – спросила Лена.
– Нет, можете пройти в ассистентскую. – Рябинкин открыл перед Леной дверь.
– Но это же проходная комната! – В просторной ассистентской не было никакого намека на ширму, зато было целых два окна. И ни штор, ни занавесок, ни жалюзи.
– Можете ко мне зайти, – опять всунулась Людмила Васильевна.
– Или давайте шкафом уголок отгородим, – предложил Рябинкин.
Лена посмотрела по сторонам.
– Потом отгородим. Я еще не выбрала себе место.
– А выбирать особенно не из чего, – снова влезла лаборантка. – Вот это – стол Соболевского, а это – Извекова. Их пока нет, они начинают с первого сентября.
– Это наши совместители из Бюро, – уточнил Рябинкин. – Так что вам остается только вот этот стол, – и он показал на самое невыгодное, с точки зрения Лены, место.
– Вообще-то он мне не нравится, – сказала Лена. – Но пока этот вопрос можно оставить открытым. Хорошо, я пойду переоденусь у Людмилы Васильевны.
– Пойдемте, – пожала плечами лаборантка с таким видом, что Лена ей совершенно не нужна, но деваться некуда. Рябинкин прошел в свой кабинет и крикнул оттуда:
– Вот вам коробка с булавками. Ловите! – Картонная коробка полетела Лене прямо в лицо. Почему-то ей вспомнилась детская игра в вышибалы. Она машинально поймала коробку, как «свечу». Открыла, посмотрела.
– Но здесь же простые, не английские!
Рябинкин крикнул:
– Извините, других нет. И эти-то случайно нашел.
– Мы такими булавками листки с информацией к настенному стенду прикрепляли. Удобнее, чем клеем, – пояснила Людмила Васильевна, заглядывая в коробочку через Ленино плечо. – Ой, какие красивенькие – разноцветные, будто ягодки!
Лена захлопнула коробку, размашисто швырнула ее обратно. Рябинкин поймал.
– Вы, наверное, в теннис играете? – высунулся он из двери.
– В бадминтон. И еще я стрелять умею. И вышивать на машинке. – Лена, разгневанная, провернулась на каблуках и пошла за уже исчезнувшей в коридоре Людмилой Васильевной.
Саша Попов в комнате для экспертов в это время читал привезенное ему постановление на судебно-медицинскую экспертизу трупа Сергеева А. Л.
– Поставленные вопросы. Та-ак, – он перевернул страницу и вздохнул: – Ничего особенного. Дознаватель, наверное, даже не задумывался, когда писал. Шлепал с «рыбы» на компе и шлепал. Набор вопросов стандартный. А вот прокуратура всерьез заинтересовалась. И кто же все-таки такой этот Сергеев, за что его так искололи?
Воспользовавшись тем, что в комнате никого не было (Извеков уже вскрывал в секционной, а Соболевский еще не вернулся с кладбища), Саша стал читать вопросы вслух.
– Ну, первый вопрос, как водится, почти всегда очень простой. «Является ли смерть Сергеева А. Л. насильственной или ненасильственной?» – Саша скривился. Он представил себя вызванным в суд в качестве свидетеля, а именно в таком качестве вызывают экспертов. Чтобы засвидетельствовали, чего они там нашли, чего раскопали. Саша представил себе судью, адвоката и прокурора. Но не в нашем суде, а, скажем, в английском. Судья в атласном балахоне и в парике, как у серого барана, адвокат – вертлявый и тощий, с кучей разных папок и прокурор – с физиономией мясистой и глупой. Не все же им там, в Англии, наших олигархов судить? Саша представил, как он выходит к барьеру.
– Да, ваша честь. Почти всегда этот вопрос очень простой. Но вот в моем конкретном случае – он очень сложный. И отвечать на него логичней всего методом от противного. – Саша набрал в грудь побольше воздуха. – Поскольку при вскрытии у гражданина Сергеева не было обнаружено каких-либо заболеваний, несовместимых с жизнью, то смерть Сергеева не является ненасильственной.
Адвокат тут же вскочит: «Значит, вы не можете утверждать, что смерть Сергеева была и насильственной?» Но добротный английский судья тут же сердито постучит молотком в сторону адвоката. А прокурор спросит у него, у Саши: «Имеются ли на трупе Сергеева телесные повреждения и каков их характер?»
В этом случае Саша посмотрит на судью и, увидев, что он тоже одобряет этот вопрос, недрогнувшим голосом ответит:
– Повреждения имеются. Они носят характер ран, причиненных острыми предметами. А именно – десять ран колотых и тринадцать ран колото-резаных.
В этом месте все посетители в зале суда громко ахнут, а парочка чувствительных дам даже упадет в обморок. Тогда судья снова наведет порядок в зале и громовым голосом спросит Сашу: «В таком случае что же явилось причиной смерти Сергеева А. Л.?» И вот тут как раз Саша и сядет в лужу. И он представил, как тоненьким голоском пропищит судье:
– Понятия не имею, ваша честь!
Саша сам захохотал над этой картиной. Ну что за идиотские мысли лезут в голову?
О проекте
О подписке