Глава 6

Саша смотрел на меня настороженно, исподтишка. Не знаю, когда я начала называть его Сашей. Про себя, к нему я старалась не обращаться никак вообще. Шёл третий день моего заточения. Когда про меня вспоминали, то выводили в ванную. А ещё, к полудню первого дня меня отвели в кухню. Я стояла посреди комнаты и смотрела на него, вокруг. На столе – гора грязной посуды, полная раковина, на полу сор.

– Как ты понимаешь, прислугу я распустил, – сказал он. – Поэтому готовить будешь ты.

– А если нет? – с вызовом спросила я.

Он ударил меня с размахом, по щеке. Я отшатнулась, врезалась в стоящий за мной шкафчик так, что звякнула посуда. Но я все поняла. Наверное ещё в тот первый день. Саша – трус. Он боится и ситуации, в которую попал, и меня. Поэтому я не боялась. Чувствовала себя сильнее его, хотя он мог скрутить меня в бараний рог одной рукой.

Во рту навязчивый вкус крови. Я подошла к раковине и сплюнула розовую слюну, потрогала  языком разбитую о зубы щеку. Помолчала.

– Хорошо. Но весь этот срач я убирать не буду.

Удивительно, но он загрузил и запустил посудомоечную машину. Я думала, что он не знает с какой стороны к ней подходить, а гляди ты. Пожарила мясо, потушила овощи, нарезала салат. Все это время он был рядом. Небритый, босой, в одних джинсах. Трезвый и мрачный. Ели мы все в таком же молчании. Потом меня заперли в кабинете.

Я смотрела на море. Отсюда оно было видно прекрасно. Окно не открывалось, не разбивалось. Не знаю, какие секреты хранились раньше в этом кабинете, но защищались они надёжно. Впрочем грех жаловаться – здесь гораздо комфортнее, чем в подвале. Так прошло три дня. Саша не приходит ко мне, не посягал на моё тело. Я не представляла, что мой тюремщик будет со мной делать дальше.

К вечеру четвёртого дня меня снова отвели в ванную.  Я решила не мелочиться. Как бы смешно не звучало, но я уже привыкла к размеренному укладу жизни последних дней. Много спала, читала книги, которых в библиотеке было достаточно. Сейчас вот ванну решила принять с пеной. Пока вода набиралась, я рассматривала себя в зеркало. Волосы ещё не отросли, но полоски голой кожи уже не так бросались в глаза. Сами глаза казались огромными на бледном лице. Царапины заживали. На мне, как на собаке…

Ванна была полна, пена белой шапкой сползала на пол. Я опустилась в теплую воду, закрыла глаза. Скрипнула, отрываясь, дверь, но я никак не отреагировала. Наконец, когда ждать стало уже невыносимым, открыла. Саша стоял прямо надо мной. В глазах буквально плещется алкоголь.

– Почему ты меня не боишься?

Я пожала плечами и снова глаза закрыла. Он накрыл моё лицо рукой, надавил. Я стукнулась затылком о дно ванной, забарахталась, пытаясь высвободиться, ухватилась за его руку, пытаясь отодрать её, задержала дыхание. Выпустил он меня через долгую минуту. Я никак не могла отдышаться, а он стоял и смотрел. А затем опустился в воду прямо в джинсах, схватил мою скользкую от пены ногу, притянул меня к себе…

Он удовлетворял свою похоть, я смотрела в его глаза. В конце концов он не выдержал, и я снова оказалась на четвереньках. Когда все закончилось, я вышла из воды.

– Ты спрашиваешь, почему я тебя не боюсь, – сказала я, чуть подумав. – А ты ведь даже не можешь трахнуть меня трезвым.

В меня полетела бутылка с пеной для ванны, но он промазал. Она гулко ударилась о стену, упала на пол, разлилась пахучей липкой лужей. Я перешагнула через неё и пошла в кабинет. Он, голый и злой, за мной следом. Захлопнул дверь моей темницы, не забыв запереть. Я вытерла волосы, которые высыхали теперь очень быстро, и легла на свой диван с книжкой.

На день мне выдавалось три бутылочки с водой. Не перье, но и на этом спасибо. Спаивание меня началось именно в тот день. Наверное, он поменял бутылки прежде, чем пойти ко мне в ванную, пьяным и смелым. Я выпила половину первой бутылочки и вскоре поняла, что строчки сливаются, читать становилось все сложнее. Голова начала кружиться. Клонило в сон. Не знаю, что он добавлял в воду, наверное сильное успокоительное. Не пить совсем не получалось. Я старалась напиваться пока принимала душ, а бутылки, выданные мне, выливать в кадку, в которой медленно умирала диковинная пальма. Но держаться весь день на нескольких глотках воды не выходило, и я все равно пила. В результате не ходила, а плавала. Саша улыбался, ему это нравилось.

– Отпусти меня, Саш, – сказала я на следующий день за завтраком. – Не пойду я к ментам.

– Конечно не пойдёшь, – фыркал он. – Тебя посадят.

И все тянулось дальше. И чем дальше, тем абсурдней. Я ночевала в кабинете уже пять дней. Либо Саша боялся, что сбегу, либо и правда верил, что я убью его во сне. Время тянулось, складывалось в один серый сюрреалистичный день. Иногда я просыпалась ночью, вздрагивая. Мне казалось, что я провалилась в один из тех мучительно долгих дней четыре года назад, и оглядывалась. Выступающий из темноты стол, пальма, которая на Сашиных таблетках начала вторую жизнь… Нет, те дни позади.

На следующий день меня только раз вывели в ванную. Я приняла душ, по привычке напилась. А затем, словно забыли. Мне хотелось стучать в дверь, спрашивать куда делся мой мучитель, что я хочу есть, писать, в конце концов. Но я терпела. Саша, мне кажется, пытался вывести меня хоть на какую-то реакцию.

К вечеру я лениво думала о том, что похоже пальме придётся смириться и с тем, что я в неё пописаю. Но меня это не особо мучило – я не сдержалась и выпила бутылку волшебной воды. Я как раз примеривалась, как бы половчее присесть, когда дверь открылась.

Я прошла мимо него до ближайшие ванной. Спасла свою пальму, к которой за дни заточения уже привыкла, как к единственному собеседнику, умылась. Саша ждал меня прямо у дверей.

– Трезвый? – усмехнулась я.

Я ждала удара, но он не последовал. Саша увлёк меня за собой в одну из комнат. Безликая, наверняка гостевая. Отстраненно подумала – интересно, за какой из дверей его обиталище? Как выглядит? Но это не так меня занимало, чтобы ломать над этим мозг. Так же мало меня занимал и Саша. Гораздо интереснее был выход из этого дерьма, но как найти его я ещё не знала.

– Раздевайся, – велел Саша и сел в кресло.

– А не боишься трезвым?

У Саши желваки заиграли на щеках, я решила не передергивать, у меня ещё прошлые синяки не прошли. В окно светило клонящееся к горизонту солнце, Саша рассматривал меня нарочито незаинтересованно. Господи, как скучно все это. Хочу промотать обратно. Изменить что-нибудь. Нет, мотать на четыре года назад я и мечтать не смею. Хотя бы в тот день. В ресторане поезда. Просто сказать Максиму все, что я думаю. Плеснуть ему в лицо его же виски. Вынудить его меня убить. Вот это было бы правильно. А вместо этого вот это все…

Я стянула через голову футболку. Лифчика под ней не было. Бросила на пол у своих ног. Надеюсь, он не рассчитывает на то, что я буду танцевать? Нет, пусть лучше бьёт. Я согласна смиряться, но изображать энтузиазм не желаю. Саша молчал. Я сняла шорты. Они были простыми, на резинке. И под ними тоже ничего. Мне принесли мою одежду, но про нижнее белье забыли. А может сексуальной рабыне оно не полагается.

– Иди сюда.

Я подошла. Яркие солнечные лучи заливали моё тело, окрашивая в тёплый золотистый свет. Он смотрел на меня. Внимательно. Не упустил ни одного сантиметра. Мне вдруг захотелось сбежать. Я испугалась того, что этот осмотр может не иметь никакого отношения к сексу. А мне лучше перетерпеть его, чем душу выворачивать.

– Подними ногу.

– Нет.

Я шагнула назад. Я поняла, что ему нужно. Это не секс, блядь, не секс! Саша рывком поднялся с кресла. Я сделала ещё один шаг назад. Потом развернулась и побежала. По коридору, потом лестнице, рискуя споткнуться и скатиться кубарем, переломав все кости. До выхода мне не добежать, я слышу Сашины шаги. Я забежала в столовую. И чудо! Дверь на террасу была открыта. Настежь. И там где-то впереди море, там свобода, там не задают ненужных вопросов. Я почти добежала. О, я знала, что такое опоздать. Я ценила каждую секунду. Я помнила, что значит опоздать на одно лишь мгновение. Опоздала я и сейчас. Хотя на кону всего лишь мой покой.

Саша, настигая меня, толкнул в спину, когда я была уже на пороге. Я грохнулась вперёд, не успев даже выставить руки. Ударилась всей правой стороной тела, в голове загудело, несколько секунд я даже не чувствовала руку, не могла поднять её. Саша опустился на карточки передо мной. Он был одет, я голая. На террасе. Зато, наконец, вышла на улицу. Морем пахнет так, что крышу сносит, дышать – не надышаться.

– Что это? – спросил Саша.

– Шрамы, – спокойно ответила я.

Он провёл пальцем по внутренней стороне бедра. Отметины сровняло время, но все они были там. Неровные кружки, в каждом заключён кусочек боли и памяти. Навсегда. Я истлею и они со мной, я даже выводить их не буду. Они моё клеймо.

– Я вижу. Откуда они?

– Сашенька, – взмолилась я. – Чего ты хочешь, а? Анал, орал, порка? Наручники, подвешивание? Хочешь, я даже притворюсь, что тебя люблю. Только в душу не лезь, пожалуйста.

– Откуда? – повторил он.

Я посмотрела на него и поняла, что не отстанет. Что всю душу вынет, вытрясет, но не успокоится.

– Это сигареты, Сашенька. Когда горящую сигарету втыкают в кожу, получается такое вот пятно. А если воткнуть много раз, то мозаика. Если бы ты меньше пил, то заметил бы раньше.

– Кто?

Я приподнялась на руках, села. Посмотрела прямо в его глаза, которые были напротив моих. Светлые, предзакатное солнце отражается в них, словно мёд переливается. Красивые. Чужие. Улыбнулась. Потянулась к нему. Он попятился назад, словно испугался, трусишка, какой же он ещё ребёнок. Наглый, испорченный, избалованный. Ну что же, ребёнка всегда можно отвлечь красивой игрушкой. Саша снова подался назад, опрокинулся на спину, так как до этого сидел на корточках. Я провела рукой  по его руке. Коснулась языком ключицы. Скользнула по ней выше. И выключила мозг.

Тем летом, когда Даньке уже перевалило за два года и он с топотом носился по дому, подобно маленькому тайфуну, меня ждало два открытия. И оба ломали, выворачивали, ставили жизнь с ног на голову.

Первое случилось воскресным утром. Мы планировали спать подольше, Макс был дома, но Данька решил иначе. А его мощь Арина сдержать не могла. В итоге в начале восьмого он залез в нашу постель,  начал срывать с нас одеяло, вынуждая встать. Мы подчинились.  После завтрака Макс играл с сыном, я слышала их смех, доносившийся из гостиной. Аришка гладила Данькины вещи, я убирала со стола. По воскресеньям прислуга к нам не приходила. Телефон мужа лежал на столешнице, забытый и вроде как ненужный. Он стоял на беззвучном режиме, но его экран то и дело загорался. Не знаю, какой чёрт толкнул меня под руку, надоумил. Я взяла телефон, сняла блокировку, я не раз её видела. Раньше у меня и в мыслях не было залазить в его телефон. А тем утром…

То, что у моего мужа были другие женщины, ударило меня словно обухом по голове. Я прочитала несколько СМС, посмотрела фотографии, списки вызовов. Положила телефон на место. Села на стул. Осмыслить бы, да не думается. Ни одной дельной мысли в голове.

Максим подошёл сзади. Присел, обнял. Руки скользнули пол футболку. По животу, накрыли грудь.

– Арина с Даней собралась гулять. Может, доспим?

И улыбнулся в мою шею. А я не знала, как его теперь любить. Обнимать, целовать. Делать вид, что все как раньше.

– Голова болит, – ответила я. – Не сейчас.

Сбросила с себя его руки и ушла гулять вместе с ребёнком. Данька смеялся и норовил пробежаться по лужам, что остались после вчерашнего дождя. Наш пес, карликовый пудель, которого звали Бо, единственное, что умел говорить сын, когда щенка принесли в дом, носился вокруг нас с заливистым лаем. Вот вроде все, как прежде, и одновременно понимается, что изменилось. И я прекрасно осознавала, что, если хочу сохранить свой брак, мне придётся сделать вид, что я ничего не знаю. Но знание при мне, и как его нести дальше, неизвестно.

Той ночью у Даньки поднялась температура, я ушла спать в его комнату, вызвав удивление Арины, которая уверяла меня, что и сама прекрасно справится. А потом я стала поступать так все чаще и чаще. Во мне закипал протест, я не могла жить так, словно ничего не произошло.

Второе открытие тоже было не из приятных. Я влюбилась. Смешно и глупо. Замужняя женщина и молодая мать вдруг поняла, что такое любить. Хотя сейчас, с высоты своего опыта, я понимаю, что это была не любовь. Это была жажда любви. Я томилась в своей темнице, безудержно скупая все, что видела, пытаясь развлечь себя. Заводила одноразовых друзей. Но ничего не помогало.

И тогда появился он. Ввалился в наш дом поздним июльским вечером. Максим смеялся и жал ему руку, суетился, подгоняя меня накрывать стол. Илья, так звали его старого друга, последние годы прожил за границей. А теперь вернулся, имея большие деньги и желание их вкладывать. Он был таким же дельцом, как мой муж. И одновременно другим. Внимательным и чутким. Максим был полностью занят беседой, а Илья всегда одним глазом просматривал, как там я. Вдруг мне надо что-то подать, отодвинуть стул, если я встаю. Задавал мне вопросы, если чувствовал, что я затосковала. Тогда я ушла, не стала мешать мужчинам. Но Илья запомнился.

Он вложил свои деньги в бизнес Максима, став его полноценным партнёром. Они оба бурлили планами и мечтами. Говорили о миллиардах так, словно им любых денег было мало. Я не представляла, что нужно делать, чтобы потратить то, что уже есть, а они… Илья стал частым гостем в нашем доме. Я ловила на себе его задумчивые взгляды, и мне казалось, что он понимает, что такое быть ненужным, запертым неверным мужем в золотой клетке. Он был не таким, как остальные мужчины.

Не прошло и месяца, как я втрескалась по уши. И если я раньше не знала, как жить, то теперь и подавно. Сомнения терзали, разрывая душу надвое. Максим сразу стал далеким, чужим. Однажды, когда я сидела вечером одна и размышляла, что делать, чтобы заполнить пустой вечер, он приехал. Я открыла.

– Привет. А где Максим? Не могу до него дозвониться.

– Работает. Наверное.

Или спит с какой-нибудь более сексуальной и привлекательной девушкой, чем я. Но этого я не сказала. Предложила чаю, он согласился. Мы сидели и молчали, но молчать с ним было комфортно. Молчание не тяготило, не давило невыносимым грузом.

– А где Данька?

– У бабушки.

После того как на свет появился Данька, у меня появилась свекровь. Ранее я её не интересовала. Хотя сейчас тоже. Её интересовал один внук.

– Наверное, тебе не просто, – сказал, подумав Илья. – Я так жил за границей. Все есть. Деньги, возможности. И одновременно понимаешь, что ни одного близкого тебе человека рядом. Даже дома на улицах и те чужие. Что совсем один. Я терпел, сколько мог. И вернулся. Конечно, одиночество мучает и здесь, но в родном городе легче.

Он меня понимал! Это было удивительно и прекрасно. А на прощание задержал мою руку в своей. Я даже с трепетом и страхом думала, что он меня поцелует. Это было и боязно и волнительно. Но к счастью, этого не произошло. Не сегодня…

У нас была шумная вечеринка. Я их не переносила – мой дом наполнялся кучей чужих людей. Сегодня смириться было легче, среди них был Илья. Я носилась, помогая Наде, моей поварихе, накрывать столы в беседке, пахло шашлыками, кто-то завёл моторку на озере, оттуда доносились крики и смех. Я понятия не имела, где Максим. Я ужасно устала, хотя само застолье ещё и не началось. Стояла середина августа, на город опустилась жуткая духота.

– Я в душ, – шепнула я Наде. – На десять минут буквально.

Она кивнула, расставляя по столам тарелки. Я торопливо поднялась на второй этаж. Дома было прохладно, тихо гудели кондиционеры, но всем хотелось пьянку на улице. Зашла в свою ванную. Ополоснулась, стараясь не смыть макияж, надела другое платье. Хотелось просто лечь, вытянуть ноги, и гори оно все синим пламенем, пусть развлекаются сами. Но Максим не поймёт. Я шла по коридору босиком, туфли в руках. Тихо. Но у библиотеки я замерла, словно ведомая каким-то чутьем. Даже дыхание затаила. Из-за запертых дверей доносится тихий смех. И голос моего мужа. Не зная, зачем это делаю, я приникла к дверям.

– Моя жена где-то внизу, – говорил Максим.

– Да брось, это уже норма.

Максим засмеялся. Я не выдержала и чуть приоткрыла дверь. Увидят меня, и хер с ними, я-то у себя дома! Но они были слишком заняты поцелуем. На Максиме трендовая футболка, которую я купила на прошлой неделе, старые любимые джинсы. Девушки не видно. Только тёмные, почти чёрные волосы, краешек синего платья и туфельку, украшенную стразами. Я шагнула назад. Спустилась на первый этаж. На кухне, под удивленным взглядом Нади, налила и опрокинула в себя полную рюмку водки.

– Все хорошо, – сказала я. – Это просто допинг. Давай я возьму вот эти блюда, а ты неси салатницу.

К вечеру я надралась. Максим почти никогда не видел меня такой и смотрел настороженно. Все мои студенческие попойки долгими одинокими вечерами и ночами так и остались для него тайной. Я вдруг подумала, что он ничего про меня не знает. Ему просто не интересно. Горько было, обидно, я буквально ощущала эту горечь на языке. Ещё я целых полчаса выискивала среди приглашённых брюнетку в синем платье. Нашла. Я думала, она любовница одного из друзей Макса, наивная. Красивая. Не такой красотой, как я. Более вызывающей, броской. Уверенная в себе. Под стать Максу. А я… лишняя.

Мне хотелось плакать, хотелось к Даньке, который опять был у бабушки. Сбежать отсюда. Но я молчала. К концу вечеринки, когда все разбились на пьяные группки, я выпила столько, что меня с трудом держали ноги. Я дошла до кухни, упала на стул и расплакалась.

– Что-то случилось?

Илья. Я вытерла слёзы, досадуя на себя. Нельзя никому показывать, что чувствуешь.

– Нет, все в порядке.

Он сел рядом со мной, подал мне салфетку. А потом приобнял одной рукой. А мне так нужна была поддержка, хоть какая-нибудь, что я разревелась ещё сильнее.

– Все наладится, – сказал он, а я вытирала лицо салфеткой.

Потом подняла глаза, на него посмотрела.

– Правда?

– Конечно.

Он был так близко. Вроде бы чужой человек, но, боже, как хотелось довериться хоть кому-нибудь. Я коснулась его щеки, он перехватил мою руку, легонько сжал в своей. А потом поцеловал меня. Я не скажу, что во мне взрывались фейерверки, тот же Макс целовал меня куда ярче. Но он где-то там и не меня целует.

– Прости, – сказал Илья. – Это ошибка.

А через неделю приехал, когда Макса дома не было и быть не могло, когда не было и Даньки – на два часа он ходил в подобие садика для новых русских. И тогда мы ошиблись снова. Ошибались снова и снова, оторваться не могли друг от друга. Лежали голые, уставшие и разговаривали. Я даже не помню, когда последний раз разговаривала с мужем. А с Ильей было так легко, так просто…

Ещё через неделю мы уже встречались постоянно. Я ушла в гостевую комнату, Максим бесился и кричал, а мне было все равно. Я мечтала о следующей встрече. Вот именно тем летом и была точка отсчёта. Тем летом начался путь, который в итоге привёл меня к этому дому на берегу моря, к Александру, с таким упоением терзающему моё тело