Познание сопряжено со страхом. Его будто сотрясала дрожь при попытке осмыслить собственное новое состояние. Он трусил. Наверное, впервые за всю свою жизнь он испытывал чувство, вызывавшее в нем неприязнь. Ему приходилось открывать новые грани собственной сути, причем не самые достойные. Все это указывало на то, что он перестал быть прежним. В один момент стал другим. И это было вполне закономерно, но не желанно.
Остановившись, он счел вполне допустимым потратить время на отдых. Усталости в привычном понимании этого слова не возникало, но он помнил, как это происходило ранее. Когда он не предполагал, что жизнь простенька для восприятия лишь для тех, кто желал обманываться. Заглядывать за ширму видимого мира не возникало веских оснований. Те, кто верили в существование сокрытого от посторонних глаз, не нуждались в доказательствах, те, кто это отрицали, не задумывались об обратном. Он не относился ни к тем, ни к другим. Не верил, не отрицал.
Ныне попросту не понимал, что происходит. Вокруг и внутри него.
Каждый год старости мог стать последним. И этот факт не выступал признаком хандры. Это был итог трезвого осмысления неизбежности. И он не пытался от неё уклониться, что было бы попросту смешно до противоестественности. Он любил и умел шутить, но тонко и уместно. С жизнью шутки не обладали таковыми качествами.
Расположившись максимально удобно в постели, он устроил поднос и распахнул ноутбук. Операционная система довольно шустро загрузилась, вызвав у старика восхищение. Раскрыв электронную таблицу, Аристарх принялся изучать перечень литературы, судьба которой обладала важностью, и он боялся представить, что сделают с его книгами, когда он покинет и свой дом, и собственно жизнь.
Внушительный список книг был закрыт, а на лбу пожилого профессора обозначились глубокие морщины. На протяжении двух месяцев он искал выход из положения, видевшегося не столько тупиковым, сколько неясным. Он до последнего не желал расставаться с книгами: они были его детищами. Теми самыми, которые одними рождаются, другими создаются.
Он знал место, в котором его особенным созданиям будут рады.
День, проходивший под лозунгом безделья, если бы мог разговаривать, точно не смолчал бы при виде недовольства на миловидном женском лице.
Она предпочитала заполнять временные пустоты незначительными занятиями, лишь бы не бездействовать: опасалась остановиться и стать беззащитной перед потоком мыслей. С детства эти непонятные элементы сознания задавали ей повод для волнений и даже явных страданий. Ничто не могло их унять, кроме работы. Когда-то ею был получен грамотный совет от знатока человеческой души, и она приняла его к сведению. Работа библиотекарем не сильно-то и вытесняла мысли из головы, но, по крайней мере, сокращала их объем. Выходные дни отдавались в их безграничное пользование. Изредка она с ними сражалась.
Извлекши из тумбочки фотоаппарат, подходивший больше профессиональному фотографу, нежели любителю, Вероника покинула свою крошечную, но уютную квартирку и направилась в парк, претендовавший восприниматься фрагментом леса по причине безразличия коммунального хозяйства. А она любила деревья, за которыми ухаживала природа, а не рука человека. Не все удавалось людям совершать на высочайшем уровне мастерства.
Солнечный день позволил делать один кадр за другим. Стараясь грамотно сфокусироваться, она внимательно смотрела в окошечко фотоаппарата, спеша нажать на кнопку спуска до того, как в кадр попадет человек, силуэт которого выхватила боковым зрением. Довольная быстротой собственной реакции, она огляделась по сторонам, но случайный прохожий будто испарился, что лишь порадовало Веронику, несклонную к установлению непринужденных контактов с людьми.
И эта черта характера озадачивала не меньше, чем мысли. Обособленность от общества предотвращала получение в чрезмерном объеме разочарования. В то же время в персональном пространстве Вероники недоставало человеческих силуэтов. Их дефицит восполняли воспоминания.
– Вам не кажется, что это не лучшая затея? – в женском голосе даже не скрывалось возмущение, оно заглушало её же слова.
– Не нахожу ни единой причины для такого поведения с вашей стороны, – мужской голос сохранял спокойствие и содержал в себе едва заметные нотки иронии.
– В вашем состоянии совершать поездки тяжело.
– Конечно.
– Значит, остаетесь дома?
– Ни в коем случае.
– Я вас не могу понять, – сиделка нервно хлопнула ладонью по своему бедру.
– И не нужно, в ваши обязанности это не входит, – Аристарх Эммануилович усмехнулся, осознавая, что попросту играет с нервной системой человека, призванного заботиться о его комфорте.
– Куда вы направляетесь?
– В библиотеку.
– Зачем, у вас же полно книг?
– Из-за них самых и еду в библиотеку.
Профессор застегнул последнюю пуговицу пиджака, рассматривая в зеркале, как на нем сидит костюм, и ощутив собственное одобрение, направился к входной двери.
Обнаружение посредственности угнетало. Её очертания угадывались в каждом кадре, что был сделан Вероникой в парке. Она и не ждала внезапного проявления таланта, просто не расставалась с надеждой. Без иллюзий полностью не обойтись, и она оставляла для чуда не большое, но свободное место в своей жизни.
Дверь кабинета распахнулась без предваряющего стука, и напоминать об этом сотруднице Вероника не захотела. Не тактичность помешала осечь особу, пренебрегавшую элементарными правилами этикета, а банальная усталость. Люди стремительно менялись, отбрасывая устаревавшие церемонии, как ящерицы свои хвосты.
– Тут пришел, какой-то старик, – молодая особа не поленилась скривить губы в презрительной насмешке.
– Не сметь.
По кабинету разносился звук, создаваемый хлопком ладони об столешницу. Вероника встала из-за стола и направилась к выходу, одним только взглядом дав понять нахалке убраться с её пути.
– Приятно видеть столь изысканную даму, – пожилой мужчина, без сомнений слышавший разговор, произошедший в кабинете директрисы библиотеки, счел нужным обратить внимание лишь на, что заслуживало оного.
– Здравствуйте, прошу вас, проходите, – Вероника приблизилась к посетителю и жестом указала ему на двери своего кабинета.
Подчиненная с недоумением на лице отправилась прочь, прикидывая, что так взбесило Веронику, о чудачестве которой её неоднократно предупреждали коллеги.
Две незнакомые персоны, предпочитавшие сложности в виде соблюдения правил поведения, предвкушали начало интересной беседы.
– Прошу меня извинить за внезапное появление, – пожилой мужчина едва не расшаркался, оставшись наедине с молодой женщиной, воплощавшей идеал благородства не только наряда, но и речи.
– Что вы, просить прощения надлежит мне за недостойное поведение сотрудницы.
– Полно вам, молодежь, что с неё взять-то, но смею заметить, что вам удается не идти в ногу со временем.
– Вы правы, и я не представляю, как сопротивляться сложившейся тенденции.
– Вам и не нужно, ибо каждый человек ответственен за собственное развитие. Полагаю, пришло
О проекте
О подписке