– Формалист ты и бюрократ, Степаныч, – рассердился Полуянов и виновато посмотрел на Алину. – Он у нас пожарным раньше служил, а теперь в вахтеры подался. Денно и нощно стоит на страже рубежей. Муха не пролетит без пропуска.

– А ты, милок, не обзывайся, не оскорбляй старика! Вам разгильдяйство, а мне эта работа не лишняя. Ты небось о пенсии еще не думаешь, а знал бы, каково на две тыщи жить? – Старик покраснел от негодования и вдруг махнул рукой: – А, проходите, бог с вами.

– Я подожду, – тихо сказала Алина, – зачем вам неприятности из-за меня?

– Я кому сказал, проходи! – неожиданно гаркнул старик. – Тут сквозняки, а ты, гляжу, уже от холода посинела совсем. Звезда!

– Пойдем, пойдем, – потянул ее за руку Артем, – а то передумает!

– Спасибо, – улыбнулась Алина старику.

– Погоди, пропуск выпишу, – пробурчал Степаныч, – отметишься в приемной, а потом на выходе мне вернешь.

– Вернем, вернем, – радостно отозвался Артем. – А твоя доброта тебе отзовется, ты меня знаешь, Степаныч, только в день получки…

– Иди уже, шалопут, – махнул рукой Степаныч, – знаю я про вашу доброту и получку. На штаны не заработаете…

Они миновали уже знакомый длинный коридор и сцену, на которой кипела работа: рабочие монтировали декорации к вечернему спектаклю, – и стали подниматься по лестнице на второй этаж.

– Ну что, удалось вчера съездить в село? – спросила Алина.

– Удалось, – улыбнулся Артем. – В такой дыре побывали. У людей даже радио нет, не то что телевизоров. Уголь и дрова по домам собирали, чтобы печь в клубе протопить. Зато зал был битком набит, и принимали нас, как в день премьеры не принимают. В основном деды да бабки, молодежь вся разъехалась… И клуб ведь старенький, после войны всем миром строили, и зал маленький, но атмосфера, скажу тебе… Пока туда добирались, устали до чертиков, замерзли, а увидели их глаза, и второе дыхание открылось! А после спектакля они столы накрыли. И закуски, и вино – все свое, домашнее! А песни какие пели! – Артем шмыгнул носом. – Леса кругом глухие, зимой, говорят, волки по улицам бегают. Школа не работает, некого учить, медпункт давно закрыт, не едут в эту глушь медики. А люди живут, держатся. И силы духа не потеряли! Летом нас приехать приглашали. Старики овацию устроили, салом накормили… А я, чего скрывать, там бы не выжил. Хаем дары цивилизации, а сами присели на нее, как нарк на иглу!

– Я тебе завидую, – вздохнула Алина, – послушала тебя, и так тоже захотелось куда-нибудь в глушь, подальше от забот и проблем. Только разве от них спрячешься? Настигнут и задавят!

– Трудно тебе будет, – мрачно сказал Артем. – Все в театре уже знают, что ты на работу приходила устраиваться. Новость намбер ван. По всем переулкам-закоулкам судачат. Косточки перемывают.

– Ты думаешь, мне это в диковинку? – Алина весело посмотрела на Артема. – Хуже, когда не замечают.

– Не скажи, наши примы о-очень возбудились. Джип на стоянке возле театра видела?

– Серебристый?

– Серебристый… Самый толстый кошелек Староковровска пожаловал. Серпухов. Пивной король. Карнаухова ломать приехал.

– Понятно. – Алина постаралась сделать вид, что это известие ее не задело. – Главный поклонник Мельпомены?

– Вернее, ее служанок, – скривился Полуянов, – хотя они себя служительницами называют. Только от перемены названия содержание не меняется.

– Понятно, – протянула Алина. – Ты намекаешь, что роли Джульетты мне не видать, как собственных ушей?

– Далась тебе эта роль! Свет на ней клином не сошелся. Сережа Марков, наш режиссер, сейчас за Грибоедова взялся, на «Маскарад» Лермонтова замахнулся. Талантливый, скажу тебе, парень. Работал пять лет в Перми. Карнаухов пригласил его в прошлом году «Мнимого больного» поставить, а он и вовсе к нам перебрался. Мы вчера о тебе говорили, так он, единственный, наверно, искренне обрадовался. Алина, говорит, Заблоцкая? С ней мы теперь горы свернем! Видишь? А ты говоришь, Джульетта! Пусть Верка Белова этой ролью подавится! А Серпухов, может, и впрямь денег на спектакль отвалит…

– Карнаухов большие ставки на «Джульетту» делает? – спросила Алина. – А труппа оправдает его ожидания?

– Посмотрим, – пожал плечами Полуянов. – От прежней труппы мало кто остался. Кто запил, кто вовремя уехал по другим театрам счастья искать. Энтузиазмом, сама понимаешь, сыт не будешь. В «Джульетте» актерам и актрисам несколько ролей приходится играть, а стражников, горожан, родню у нас студенты колледжа изображают. Есть среди них с пяток по-настоящему талантливых ребят. Карнаухов иногда берет их на роли второго плана. – Артем внезапно остановился и взял ее за руку. – Постой!

Алина остановилась.

– Что случилось?

Полуянов вытер бескозыркой лицо.

– Главное, не принимай решений с кондачка! Как бы ни повернулся твой разговор с Карнауховым, не отказывайся от работы в театре. Ты нам нужна! Твой опыт, слава! Это теперь не только твое… Ты многое можешь… – Артем говорил сбивчиво, глотая окончания слов, и все сильнее сжимал ее ладонь. – Дай слово, что останешься в театре на любых условиях…

Алина освободила ладонь и покачала головой:

– Артем, я все понимаю… И я бы согласилась на любые предложения при одном условии: будь я одинокой. Но у меня трое детей, Артем! И я хочу, чтобы они жили достойно. Не шиковали, нет, но чтобы не заглядывались на мандарины в витрине, каждый день пили молоко, и чтобы у меня не болела голова, чем их накормить и во что одеть. Оказывается, невозможно заниматься творчеством, если знаешь, что твоему ребенку хочется кушать. Поэтому ни на какие условия, которые унизят меня, прежде всего, как человека, а потом уже как актрису, я не соглашусь. Даже ради возрождения театра, ради самых возвышенных идей… Повторяю, будь я свободна, будь я одна, как перст, я бы не думала ни секунды… Увы! – Алина развела руками и улыбнулась. – Прости меня, Артем! Речь не идет о баснословных гонорарах…

– Какие тут гонорары? – усмехнулся Полуянов. – Мы даже не областной, а уездный театрик…

– Ты забыл, что этот уездный театр хорошо знают в Москве, а когда-то на его спектакли слетались стаями театралы Курска, Липецка, Орла… А какие актеры у нас начинали?

– Па-а-аберегись! – неожиданно гаркнули басом над ее ухом.

И Алина отпрянула в сторону, уступая дорогу рабочим сцены, которые пронесли мимо них статую горниста из папье-маше.

Она проводила рабочих и статую взглядом. Рабочие были кто в чем, а ступни горниста изрядно объели мыши.

– Карнаухов пригласил художника из Волгограда специально для «Джульетты», ты, наверное, знаешь Протасова, его работу номинировали на «Золотую маску». Он делал декорации к «Королю Лиру»… – Артем вздохнул. – Так вот, Карнаухов заплатил Протасову за спектакль тысячу долларов. Вернее, Серпухов заплатил, поэтому Беловой отдали роль Джульетты. Чуешь, где здесь подводные камни?

– Чую. – Сердце Алины скатилось куда-то вниз, в область коленок. Конечно, она уже поняла, что Карнаухов давно не хозяин своему слову, и все-таки на что-то надеялась… Но лучше прояснить ситуацию заранее, чем получить удар по самолюбию в присутствии людей, которые с болезненным интересом будут наблюдать за ее реакцией и надеяться – ох, как они будут надеяться! – что тем самым выведут ее из равновесия.

«Ни за что! И никогда!» – Алина стиснула кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони, но она сумела абсолютно безмятежно улыбнуться Артему.

– Спасибо, но я о чем-то подобном и сама догадывалась. Ты только подтвердил мои подозрения.

– У нас все на этом построено, – Артем нахмурился. – Только не думай, что я любитель сплетен. Просто я не хочу, чтобы всякое дерьмо помыкало тобой и диктовало тебе свои условия.

– Артем, ты меня плохо знаешь, – тихо сказала Алина. – Спасибо, конечно, за заботу и внимание, но я справлюсь. И никому не позволю помыкать собой! – Она пожала ему руку и, улыбнувшись, посмотрела ему в глаза: – Будет и на нашей улице праздник! Я тебе обещаю!

– Удачи тебе! – Он сжал ее ладонь и оглянулся. – Побегу, а то на репетицию опоздаю. «Максимку» для детей решили поставить. Между прочим, Белова и здесь в главной роли.

– С чем вас и поздравляю, – засмеялась Алина и помахала ему рукой. – Пока, артист, ни пуха тебе, ни пера! А я тоже побежала. Думаю, Карнаухов и Серпухов уже договорились!

– К черту! – отозвался Артем. – Как раз к раздаче пряников поспеешь!

Она и вправду успела. Вошла в приемную именно в тот момент, когда радостно оживленный директор пожимал руку пивному королю. Появление Алины вмиг разрушило эту идиллию. Лицо Карнаухова вытянулось, а глаза забегали.

– А-Алина Вадимовна? – произнес он растерянно. – А мы вас не ждали…

– Почему же вы меня не ждали? – произнесла она весело, направляясь к продолжавшим пожимать друг другу руки мужчинам. – Мы ведь, Геннадий Петрович, как раз вчера договорились о встрече. Или что-то изменилось за время нашей разлуки? Вот и Роза Артуровна, – Алина кивнула в сторону монументальной фигуры секретарши, застывшей возле окна с детской пластмассовой лейкой в руках, – в курсе, что вы пригласили меня для серьезного разговора.

Лицо Карнаухова пошло красными пятнами. Он перевел взгляд с Алины на Серпухова и жалобно улыбнулся:

– Вот, Юрий Борисович… Позвольте вас познакомить… Алина Заблоцкая… Алина Вадимовна… Звезда сцены… Звезда московской сцены… так сказать…

– А почему же «так сказать»? – Алина забросила на плечо свисавший прежде край палантина и перевела взгляд на Серпухова. «Длинноносый, глазки маленькие и… три подбородка. Брр! Мерзкий тип!» – все это пронеслось у нее в голове, но вслух она произнесла другое, включив свою самую очаровательную улыбку: – Юрий Борисович, видно, не в курсе, что я намерена работать в вашем театре, Геннадий Петрович?

Брови Серпухова поползли вверх. Он выдернул свою руку из ладоней Карнаухова и брезгливо вытер пальцы белоснежным платочком, затем небрежно затолкал его в карман пиджака и весьма любезно улыбнулся Алине.

– Наслышан, наслышан. – И, ловко подхватив ее под локоток, провел в кабинет директора. – Про работу в нашем театре, каюсь, не знал, но исправлюсь, сей же миг исправлюсь. – И посмотрел на Карнаухова, оставшегося за дверью. – Изволь, Геннадий Петрович, заказать в ресторане что-нибудь приличное. Коньяк, фрукты… Короче, сам знаешь! За мой счет, естественно! Мы обязательно должны выпить за столь приятное знакомство.

Он склонил голову, коснулся губами руки Алины и, вывернув шею, снизу вверх посмотрел на нее.

– На улице безобразие! Дождь, ветер, слякоть, словом, полное дерьмо с самого утра, а тут вдруг на пороге этого гадючника такая прелесть! И на душе словно солнышко взошло.

– А вы лирик! – Алина мило улыбнулась и с некоторым усилием, но освободила свою ладонь из цепких пальцев пивного короля. – Я бы попросила вас не беспокоиться. У меня вопрос к Геннадию Петровичу. – Она перевела взгляд на Карнаухова, который, схватив в охапку кожаный плащ, при этих словах Алины застыл на пороге. – Геннадий Петрович, – произнесла она строго, – никаких заказов. Я столь рано не пью и совсем недавно завтракала. Поэтому возвращайтесь в свой кабинет. А с Юрием Борисовичем мы любезно попрощаемся. Скорее всего, его ждут не дождутся в офисе.

– С чего вы взяли, что я спешу? – неподдельно удивился Серпухов. – Работа не волк, в лес не убежит.

– Вы хотите сказать, что будете присутствовать при нашем разговоре? – Алина окинула его надменным взглядом. – Но я хочу поговорить с Геннадием Петровичем один на один. Это мое право.

– Что вы, что вы! Я ни в коей мере не посягаю на ваше право, но хочу попросить вас об одолжении. – Серпухов прижал руку к сердцу. – Я – давний друг театра и знаю этого хитреца, как облупленного, – он посмотрел на Карнаухова, который терпеливо дожидался конца разговора. – Только бдительность потеряешь, тотчас всех актеров и актрис на голодный паек посадит.

– Актер должен быть злым и голодным, – огрызнулся Карнаухов. – Сытый актер почивает на лаврах и быстро превращается в наглого, самодовольного кота или кошку.

Алина хмыкнула про себя. В чем-то Карнаухов был, несомненно, прав. Сколько она знала подобных «котов» и «кошек»! Солидный достаток, признание зрителей, восторги в прессе – все это успокаивает и притупляет энтузиазм. Талант впадает в дрему, и хорошо, если не в летаргический сон…

– Только своим актерам такого не говори, – добродушно рассмеялся Серпухов, – порвут тебя, как Тузик грелку!

– Говори, не говори, – вздохнул Карнаухов, – от разговоров в кассе денег не прибавится! – Он посмотрел на Серпухова. – Так заказывать или нет?

Серпухов расплылся в улыбке.

– Желание дамы для нас закон. – И перевел взгляд на Алину. – Надеюсь, Алина Вадимовна не откажет верному рабу Мельпомены. Я приглашаю вас на ужин сегодня. Думаю, нам стоит обсудить кое-какие театральные проблемы. Вы не возражаете?

– Я пока не в курсе местных театральных проблем, – Алина посмотрела на Карнаухова, – но боюсь, что они скоро появятся лично у меня.

– На что вы намекаете? – поразился Карнаухов. – Мы же обо всем договорились?

– Но я знаю, что возникло недовольство по поводу вашего решения, – сказала Алина. – Я не хочу стать яблоком раздора с первых дней работы в вашем театре.

Карнаухов покраснел и развел руками.

– Сами понимаете, так все было неожиданно, – он покосился на Серпухова, – давайте поговорим об этом позже.

– А вы так и не ответили мне, Алина Вадимовна, – прервал их диалог Серпухов, – насчет того, чтобы вместе поужинать сегодня вечером.

– Как я понимаю, в этих стенах не принято вам отказывать. И я не отказываюсь, но давайте в другой раз, – вежливо улыбнулась Алина и села в кресло возле окна.

– Ох, а вы, оказывается, упрямая женщина. Знаете себе цену?

– Знаю, но не завышаю ее. – Алина вновь перевела взгляд на Карнаухова. – Я не претендую на роль Джульетты по той причине, что не хочу осложнять себе жизнь.

– Но почему же? – снова вклинился Серпухов, который явно не привык видеть себя в роли пассивного наблюдателя. – Я слышал, что роль Джульетты вас прославила? Поделитесь вашей славой и с нашим городом.

Алина холодно посмотрела на него.

– Я польщена, что вы в курсе театральных новостей, но повторяю, я не собираюсь осложнять свою жизнь конфликтами с актерами театра, в котором собираюсь работать.

– О боже! – воздел руки к небу Серпухов. – Какие мелочи! – И обратил свой взор на Карнаухова, который, так и не вернув плащ в шкаф, присел на краешек стула. – Геннадий Петрович? В чем проблемы?

– Будто вы не знаете, Юрий Борисович, Вероника…

– Что Вероника? – На пороге возникла хрупкая, небольшого роста женщина в тельняшке и широких холщовых штанах. В руках она держала курчавый парик, а по остаткам темного грима на лице Алина поняла, что это и есть актриса Белова, которая только что вышла из образа негритенка Максимки.

Актриса решительно прошла в кабинет, опустилась в кресло рядом с Алиной, но не удостоила ее взглядом.

«Все, начинается!» – подумала та и внутренне подобралась.

– Что здесь происходит? – требовательно произнесла Белова и обвела подозрительным взглядом растерянного Карнаухова и спокойно на нее взиравшего Серпухова. – Что вы здесь решаете?

– Вероника, ты только не волнуйся, – Карнаухов отбросил плащ на соседний стул и потянулся за пачкой сигарет, – сама понимаешь, театр выживает как может…

– Только не за мой счет! – Белова резко поднялась с кресла. – Роль Джульетты я не отдам, сколько сил и нервов на нее потрачено… Вы что, не понимаете? Это же позор! В последний момент актрису отстранили от роли! Это подло! Бесчеловечно! И чем, скажите, я хуже этой драной кошки? – Она с ненавистью посмотрела на Алину. – Только потому, что она играла в Москве? А вы видели ее игру? Я спрашиваю, вы видели? Вы что, не понимаете, там пресса была на ее стороне, телевидение… Муженек заплатил кучу баксов, и она вмиг стала звездой!

– Вероника, – угрожающе сказал Серпухов, – прекрати истерику! Алина Вадимовна только что отказалась от этой роли!