Глава 2

По пути в десятую палату Наташа заглянула в процедурную. Одна из сестер что-то записывала, другая готовила набор шприцев для обхода палат с тяжелобольными.

Наташа вынесла ведро с мусором. Зашла в ординаторскую, очистила от окурков пепельницу, полила цветы на подоконнике. Потом ее окликнули из пятой палаты, и она помчалась со всех ног выносить судно в туалет.

В десятой палате Наташа появилась только через час, по непонятной причине все оттягивая и оттягивая этот визит.

…Сегодня Наташа заступила на дежурство часа на три раньше, чем обычно, – подменила свою коллегу тетю Катю, у которой тяжело болела внучка. Помогая подавальщице из столовой развозить полдник лежачим больным, она уступила дорогу каталке, на которой из операционной везли молодого мужчину. Дюжие санитары из матросов срочной службы быстро вкатили ее в десятую палату. Операционная сестра, придерживая над больным капельницу, едва поспевала за ними. Наташа не успела разглядеть лица больного, но то, что на каталке этот человек умещался с трудом, заметила. Простыни хватило, только чтобы прикрыть его по грудь. Обнаженные широкие плечи и мощная шея говорили о том, что под белой тканью скрывается сильное, хорошо тренированное тело.

Наташе хотелось помочь, но она понимала, что в тесной палате люди, хлопочущие сейчас вокруг больного, только рассердятся, если она вздумает путаться под ногами…

Постепенно сумятица повседневных дел и обязанностей закрутила Наташу, затем Нина Ивановна пришла пить чай, но санитарка все время ловила себя на мысли, что ей очень хочется заглянуть в десятую. Однако какая-то странная боязнь мешала ей переступить порог этой палаты. За месяц работы Наташа уже успела наглядеться и на раненых офицеров, и на матросов. Привыкла спокойно обмывать тяжелобольных, помогала им справляться с уткой и судном, без смущения взирала на мужское тело. Но сейчас почти с содроганием думала о том, что подобные процедуры предстоит проделывать с тем лейтенантом…

Наконец она переступила порог этой палаты. В полутьме горел лишь синий ночник над кроватью новенького. Тишину нарушал негромкий храп мичмана Гаврюшина, сутки назад прооперированного по поводу аппендицита. Еще две кровати пустовали – по телевизору показывали футбол, и все ходячие больные собрались в столовой перед экраном. В палате Наташа недосчиталась двух стульев. «Вот прохиндеи! – выругалась она про себя. – Сколько раз надо говорить, что нельзя ничего выносить из палаты!»

Девушка вздохнула. Она знала, что утром ей самой придется расставлять стулья по местам. Унести их в столовую больные могут, а назад, видите ли, нет – они хворые, еле живые, и стул для них непомерная тяжесть.

Ну ничего! Кончится футбол, она специально встанет на выходе из столовой, и нарушителям достанется от нее по полной программе.

Наташа на цыпочках подошла к кровати у окна. В синем свете ночника лицо офицера казалось смертельно бледным, губы запеклись, под глазами залегли черные тени. Несмотря на заросший густой темной щетиной подбородок, он выглядел не старше тридцати. Страдания обострили его черты, казалось, состарив на несколько лет.

Она подошла ближе, поправила одеяло, свесившееся почти до пола. Потрогала ладонью лоб. Жара она не почувствовала, но лоб был влажным от пота. Наташа внимательнее вгляделась в бледное лицо, и сердце ее вдруг замерло, а потом затрепетало где-то в животе.

Лейтенант оказался очень симпатичным. Его не портили даже впалые щеки и темные круги под глазами. И хотя он оброс щетиной, а короткие волосы на голове слиплись от пота, все же он был из тех, на кого женщины обращают внимание с первого взгляда. Густые черные брови, четкая линия губ, твердые очертания подбородка и крепкий, почти правильной формы нос… Наташа судорожно сглотнула, бросила быстрый взгляд по сторонам и снова стала вглядываться в лицо так взволновавшего ее человека. Нет, она не ошиблась, перед ней в забытьи лежал герой ее ночных сновидений, предел девичьих мечтаний, настоящий принц из сказки. По крайней мере, именно таким она его себе представляла. И вот он здесь, в палате номер десять, в плену наркотического сна, и никто не в состоянии помочь ему, кроме нее самой.

Наташа протянула руку, кончиками пальцев коснулась легонько колючей щеки и тут же испуганно отдернула руку – странное и непривычное чувство заставило ее вздрогнуть, а сердце забиться еще сильнее.

На своей кровати заворочался Гаврюшин, приподнял голову:

– Это ты, Наташа? Парень давеча пить просил, но я побоялся дать, вдруг что случится!

– Правильно, пить ему пока нельзя, – подтвердила Наташа и добавила: – Разве только губы смочить…

– А то смотри! Мне сегодня супруга морсу принесла, нужно будет, возьми в холодильнике, – предложил Гаврюшин.

– Спасибо, но морс ему тоже пока нельзя, – ответила Наташа.

Она обмакнула ватку в стакан с водой, обвела покрывшиеся корочкой губы больного, и он тут же облегченно вздохнул. Наташе даже показалось, что сведенный болью рот приоткрылся в легкой улыбке. Тогда она намочила край полотенца и протерла его лицо влажной тканью, а потом не удержалась и осторожно ладошкой погладила колючую щеку.

Глаза раненого открылись. Некоторое время он продирался сквозь обволакивающую мозг паутину беспамятства, пытаясь понять, где он и что с ним случилось. Затем мутный еще взгляд остановился на женском лице.

Офицер с трудом выпростал руку из-под одеяла, медленно поднял и прижал ее к Наташиной ладони, все еще касавшейся его щеки.

– Так лучше! – прошептал он еле слышно и опять закрыл глаза.

Наташа склонилась ниже: кажется, моряк приходил в себя после наркоза. Дыхание стало спокойнее, но лицо оставалось бледным, почти белым в свете синей лампочки. Наташа свободной рукой вновь смочила ватку, провела ею по сухим губам лейтенанта, отжала несколько капель ему в рот и услышала слабое «Спасибо!». Девушка нагнулась к его лицу и с трудом разобрала: «Не убирайте руку!»

Наташа беспомощно посмотрела на Гаврюшина:

– Как-то нужно предупредить сестру о том, что он пришел в себя, – и вновь склонилась к больному. Он лежал спокойно, с закрытыми глазами. Наташа попробовала отнять ладонь, но офицер тут же открыл глаза, и легкая улыбка тронула запекшиеся губы.

– Не уходите, пожалуйста!

Наташа растерянно пожала плечами. Гаврюшин наблюдал за ними сквозь железные прутья спинки кровати. Заметив ее нерешительность, улыбнулся:

– Ты только посмотри, какой шустряк объявился! Еще очухаться как следует не успел, а уже девчонку подцепил!

Наташа смутилась, и мичман тут же извинился:

– Прости, Наташенька, я ведь шучу. Ты посиди пока с ним, может, действительно быстрее в себя придет. А я уж как-нибудь доберусь до поста, вызову сестру.

Он, кряхтя, спустил ноги с кровати и, придерживая левой рукой прооперированный живот, собрался встать.

– Что вы, что вы, – испугалась девушка, – никуда не надо ходить. Нажмите только кнопку экстренного вызова над своей кроватью.

Через минуту прибежала дежурная медсестра Лидия Яковлевна. Завидев санитарку, как ей показалось, без дела сидевшую у постели больного, рассердилась:

– Ты что ж, Наталья, не можешь на ноги встать и меня позвать? Кнопки и я нажимать умею! – Медсестра склонилась над молодым человеком и ласково произнесла: – Ну вот и хорошо, Игорь! Молодчина! – Тут она увидела, что больной сжимает Наташину руку, строго на нее посмотрела и вновь обратилась к пациенту: – А девчонку отпусти. У нее своей работы невпроворот! – Отвела его руку, положила поверх одеяла. – Сейчас Семен Семеныч, хирург, тебя посмотрит, потом я сделаю укол, и будешь баиньки до самого утра. Ты еще здесь? – обернулась она к Наташе. – А ну-ка, скачи в ординаторскую, зови Герасимова. Скажи, Карташов в себя после наркоза пришел.

Наташа пулей вылетела из палаты.

Через час, покончив со всеми делами, она осторожно приблизилась к дежурной сестре, готовившейся к вечерней раздаче лекарств:

– Лидия Яковлевна, можно я вам помогу?

– Помоги. – Та искоса посмотрела на нее и усмехнулась: – Успела разглядеть, какого здоровяка к нам положили?

– Да, парень, сразу видно, крепкий, – согласилась Наташа и робко поинтересовалась: – А что с ним случилось?

Не поднимая глаз, она раскладывала таблетки в маленькие пластмассовые стаканчики, то и дело сверяясь с листком предписаний для каждого больного.

Лидия Яковлевна поджала губы:

– Думаешь, нам много объясняют, когда таких орлов с пулевыми ранениями привозят? Видимо, опять на границе контрабандистов или шпионов ловили. Кто их знает? Но парню бок час зашивали, если не больше. К счастью, Герасимов говорит, пуля дальше не пошла, застряла в ребрах. – Медсестра язвительно улыбнулась, глядя на санитарку. – Он ведь Семен Семеныча просил, чтобы ты к нему вернулась…

Не дослушав, Наташа метнулась к палате, моментально забыв и про таблетки, и про обещание медсестре разнести их по палатам. Лидия Яковлевна засмеялась:

– Остановись, ракета! Сейчас твой Карташов спит сном младенца, а вот утром надо будет его умыть и переодеть в чистую рубаху. Герасимов сказал, что сам контр-адмирал звонил, спрашивал о его самочувствии. Выходит, не простой он лейтенант, как ты считаешь?

– Наверно, не простой, – согласилась с ней Наташа, вздохнув: исчез повод немедленно увидеть этого непростого лейтенанта.

Тут из столовой потянулись больные, и девушка бросилась им наперерез, приказав вернуть стулья в палаты. Затем Наташа вновь принялась помогать Лидии Яковлевне.

Наконец медсестра, проверив все предписания, разрешила Наташе раздавать лекарства, сама же подошла к трезвонившему телефону. И тут Наташа с изумлением отметила, как в долю секунды вытянулось и побагровело ее лицо. Лидия Яковлевна как-то вся вытянулась и, особо бережно прижимая трубку к уху, отвечала кому-то необыкновенно звонким для вечернего времени голосом. Девушка поняла: звонит кто-то из начальства. И в подтверждение ее догадки дежурная медсестра, положив трубку, перевела дух и на рысях кинулась в ординаторскую. Через минуту она вернулась с дежурным хирургом, тем самым Семеном Семеновичем Герасимовым. Рыжеватый санитар из операционной вывез каталку для тяжелобольных, и вся компания поспешила в десятую палату. Через секунду оттуда выглянула Лидия Яковлевна и скомандовала Наташе:

– Живо открой первую палату и приготовь там постель.

– Кого-то переводят? – попыталась узнать девушка, но та махнула рукой и вернулась назад.

Первую палату на Наташиной памяти ни разу не открывали – она предназначалась для персон из высшего командования. Девушка приготовила постель, на всякий случай вымыла пол, открыла форточку и включила небольшой вентилятор: в комнате было душновато.

Вскоре по коридору загрохотала каталка, и в палату ввезли Игоря Карташова. Он не проснулся и не знал, какой удостоился чести – лежать в отдельной палате со всеми удобствами в виде туалета и ванной комнаты.