Глава 5

Ксения пристально вглядывалась в зеркало. Слава богу, на лице следов не осталось. Все очевидные доказательства падения тщательно спрятаны под юбкой и длинными рукавами платья: и несколько синяков на бедре, и ссадина на колене, и царапина от запястья до самого локтя. Но именно эта царапина – сейчас она скрывалась под аккуратной повязкой – вызывала у нее самые приятные воспоминания.

Девушка на мгновение закрыла глаза, представив, как ласковые теплые пальцы касаются ее кожи, а голубые глаза, она даже не представляла, что у мужчины могут быть такие яркие голубые глаза, почти ослепляют ее. Но, может, ей все показалось, потому что она впервые видела так близко от себя лицо молодого мужчины? Ксения покачала головой и счастливо улыбнулась. Не-ет, она не могла ошибиться! Несомненно, он смотрел на нее с робостью, но одновременно с изрядным обожанием.

Как он ловко обмыл ей ранку водой из ручейка, а потом столь же быстро и умело наложил повязку из собственного шейного платка. Она до сих пор охватывала ее руку. Ксения ни в какую не согласилась ее поменять, хотя Марфуша всячески убеждала проделать это, опасаясь, как бы княгиня не догадалась, что было на самом деле использовано вместо бинта на поле боя.

Тогда для маскировки и, несмотря на жару, Ксения натянула на себя платье с длинными рукавами. Марфуша вновь ее причесала, и они обсудили, как донести до Наташиных ушей сообщение о происшествии с быком. Оставить случившееся в тайне все равно не получится: коляска представляла собой гору хлама, кучер лежал в людской с ногой в лубке. Сильный вывих ему с трудом вправил деревенский коновал. У Павлика же под глазом высвечивал изрядный синяк. Одна Марфуша не пострадала, потому что в момент появления быка на дороге находилась в стороне от коляски. Павлик оставил шляпу на поляне, где они собирали цветы, и она отправилась на ее поиски.

Бык выскочил из-за поворота дороги неожиданно. Конечно, поначалу они услышали его рев и отчаянные крики сторожей, но все произошло так быстро, что никто ничего не успел сообразить. Ксения просто оглянулась и увидела огромную тушу, которая неслась на коляску с низко опущенной головой и выставленными вперед рогами. Больше она ничего не помнила до того самого момента, когда над ней склонилось то самое мужское лицо с ослепительно голубыми глазами.

Позже Марфуша рассказала, что лошадь при виде разъяренного быка понесла коляску по дороге. Кучер пытался управлять ею, кричал что-то, отчаянно ругался, но она мчалась как оглашенная, и слава богу, что окаянный не вынес их на луг, там, на кочках, коляска развалилась бы в мгновение ока.

Сама Марфуша не видела, чем закончилась эта бешеная скачка, она осталась на лугу за добрую версту от места происшествия и притащилась на усадьбу пешком, когда Ксения и Павлик уже были дома. На заднем дворе Марфуше показали изуродованную коляску, а Ксения, уже в спальне, продемонстрировала изорванное чуть ли не в клочья то самое бальное платье, которое по заказу графини доставили к Пасхе из Парижа. К тому же она посеяла во время скачки свою лучшую шляпку из итальянской соломки с цветами и лентами в тон платью.

И Марфуша тоже не находила себе места от страха. Она подозревала, какие громы небесные обрушатся на ее голову в первую очередь, когда графине доложат о происшествии. Розог точно не миновать! За семнадцать лет жизни Марфуше ни разу не пришлось испытать подобного наказания, но сейчас столь печальной участи ей, увы! – не избежать. Хотя в чем ее вина, если сторожа сплоховали и бык по какой-то причине вырвался у них на волю?

– Наташа еще не приехала? – почему-то шепотом спросила Ксения.

Марфуша испуганно посмотрела на окна.

– Должна, говорят, к вечеру появиться. Но по мне, пускай раньше все закончится. Хуже нет сидеть и дожидаться! – Она с сочувствием посмотрела на свою молодую хозяйку. – Теперь уж точно графиня не позволит за усадьбу выезжать. Это ж надо такому несчастью случиться! – совсем уж по-старушечьи пригорюнилась она и вдруг встрепенулась, а глаза озорно сверкнули. – Всем плохо было б дело, барышня, но ведь удача к вам бочком повернулась! Как вам барин показался, о котором я давеча сказывала?

Ксения покраснела.

– Скажешь тоже, Марфуша, я его, поди, не разглядела.

Марфуша с недоверием покачала головой.

– Так я вам и поверила. Вы что ж, совсем без памяти были, когда он вам руку перевязывал? И в их коляске, почитай, до самой усадьбы доехали!

– Право, Марфуша, не смейся, – еще больше смутилась Ксения. – Я от стыда места себе не находила. Он небось до сих пор смеется, когда вспоминает, какой я перед ним показалась. Платье рваное, один рукав совсем отвалился, без шляпки, волосы разлохматились. Лицо и руки в грязи! Одна надежда, что он в суматохе не рассмотрел меня как следует.

– А уж тут вы зря надеетесь, барышня! – совсем непочтительно рассмеялась горничная. – Такая красота и сквозь грязь пробьется! – И она подсунула ей зеркало. И, заметив, что Ксения сморщилась, посетовала: – Не цените вы себя, барышня! Кабы цену себе знали, то и с барином бы успели познакомиться! Он вам хотя бы назвался?

– Да, – прошептала едва слышно Ксения. – Его Аркадием зовут, а второго барина – Григорием. Того, что быка укротил!

– Ему бы вашу сестрицу подобным образом укротить! Тогда, глядишь, и у вас с Аркадием быстрее б сладилось! – Марфуша потянулась, вздохнула. Лицо ее приняло мечтательное выражение. – А после б всем мирком да за свадебку…

– Марфуша, ты с ума сошла! – всполошилась Ксения. – Что за разговоры ты ведешь? А если Наташа узнает?

– Она так и так узнает, кто вас с Павликом от смерти спас! – отмахнулась от нее Марфуша. – Все равно придется признаться, что сосед вас до усадьбы подвез. Она же не поверит, что вы пешком три версты прошли. Да и пастухи наверняка обо всем расскажут.

– Мне точно не сносить головы, если она узнает, что я встречалась с мужчинами. А если всплывет, что я в бальном платье на прогулку отправилась, да вдобавок еще порвала его… Н-нет, после этого мне одна дорога остается – в монастырь! Наташа не простит мне ослушания.

– Вот заладили вы – монастырь да монастырь! – рассердилась Марфуша. – Сами мне говорите, что барыня только с виду такая сердитая, потому что забот полон рот и радости другой, кроме Павлика, нету. А еще я думаю, она вас из-за того в черном теле держит, что сама счастья не видала. А где его найти, если в округе стоящих женихов ни для вас, ни для нее тем более днем с огнем не сыщешь? – Она заглянула в глаза хозяйке и с любопытством спросила: – А второй барин как вам показался? Егорка говорит, огонь, а не барин!

– Про огонь не знаю, – протянула Ксения задумчиво, – но весьма плечист и статен. И на лошади держится как пришитый. Правда, смотрит мрачновато, но улыбка у него, Марфуша, просто замечательная! А как быка в воду загнал! Аркадий мне рассказал, что князю не привыкать к подобным переделкам. Он много лет прожил в Южной Америке. У него там огромное поместье, где он занимался разведением скота.

– Ну, вот, – всплеснула руками Марфуша и расплылась в довольной улыбке. – А сказали, в суматохе не рассмотрел! Да ведь он и поговорить с вами умудрился, и чуть ли не всю историю князя рассказать. А о нем самом что-нибудь узнали? Какого рода-племени, к примеру?

– Да нет, не успела, – пожала плечами Ксения, – он и про князя-то всего десяток слов успел сказать, прежде чем усадьба показалась… Потом, Павлик все время досаждал Аркадию вопросами про князя, водятся ли в его поместье крокодилы и слоны и приходилось ли ему встречаться с каннибалами.

– Это кто ж такие? – поразилась Марфуша.

– Дикие люди, которые занимаются людоедством.

– О боже! – Марфуша перекрестилась. – Они что ж, и вправду там водятся?

– Аркадий признался, что сам в тех местах не бывал, но если Павлик желает, то князь непременно ему расскажет о своих приключениях.

– И князь согласился?

– А он нашего разговора не слышал. Он в стороне от коляски скакал, чтобы грязью из-под колес не обдало.

– И то слава богу, Павлику нашему в диковинку со взрослыми мужчинами разговоры вести. Только бы маменьке не проболтался про это.

Ксения вздохнула:

– Я просила его не слишком вдаваться в подробности, иначе нас больше не выпустят гулять за пределы усадьбы, но, думаю, это не поможет. Рассказывай не рассказывай, но Наташа все равно все узнает. И если даже не сильно рассердится, то рисковать жизнью сына не осмелится. – И, внезапно спохватившись, с тревогой посмотрела на горничную: – А с платьем что же? Его ведь теперь не починить?

– Платье я в бане сожгла, даже пепла не осталось.

– Теперь одна надежда, что Наташа про него забудет. Балов все равно не предвидится, надевать мне его некуда. – Ксения печально вздохнула. – Одного не пойму, зачем она выписывает и мне, и себе такую пропасть нарядов. Одна забота теперь их от пыли встряхивать да лавандой перекладывать, чтобы моль не завелась. А мне так хочется потанцевать. – Она подхватила юбку за края и закружилась возле зеркала в вальсе, весело подпевая в такт своим движениям.

– Ой, барышня, не к добру вы веселитесь! – Марфуша с опаской посмотрела на дверь. – Барыня первым делом к Павлику наведается и, как только синяк узрит у него под глазом… – Горничная схватилась за голову. – Что будет, господи! Сошлет меня барыня, непременно сошлет или на птичник, или, того хуже, поросят пасти на Макеевском хуторе.

– Ладно, не голоси раньше времени, – прикрикнула на нее Ксения. – Что ты Наташу в самодурку какую-то превращаешь? Разве она не поймет, что такой случай один на тысячу приходится?

– На божницу помолитесь, барышня, чтоб она это поняла, только разве не знаете свою сестрицу? Коли она в гнев войдет, никому не поздоровится. Э-эх! – Марфуша протяжно вздохнула. – Ей бы с князем познакомиться. Самая он ей пара. И усадьбы рядом. Их бы поженить, а потом и о нас с вами подумать можно! Как бы ладно все получилось. Барыню за князя отдать, вас – за его приятеля, а меня – за Евсейку.

– Опять ты за старое, одни женихи на уме, – усмехнулась Ксения, пытаясь скрыть от самой себя, как неистово вдруг забилось сердце, а кровь прилила к щекам при одном предположении, что жизнь ее может измениться подобным образом. Сладостное томление проникло во все жилочки и растеклось по телу. Необъяснимая радость переполняла ее душу, хотелось вновь танцевать, петь, пробежаться босиком по траве наперегонки… Она закрыла на мгновение глаза, представив того, с кем бы ей хотелось сейчас более всего на свете вновь оказаться на лугу и пробежаться наперегонки. На том самом лугу, где ей бережно обмыли и забинтовали рану, а потом подняли на руки и донесли до коляски, потому что она помимо шляпки потеряла еще и туфельку. И Аркадий пошутил, что непременно найдет ее хрустальный башмачок.