– Ну, почему до пенсии? Вспомни тетю Раису из Новосибирска. Она вышла замуж в тридцать один год, и её муж Василий Сергеевич не считал, что она стара. А как они живут? Не жизнь, а вечный медовый месяц!

– Ну и что? Это исключение, которое только подтверждает правило. А вспомни, сколько проблем у них было с рождением детей? Мне пора рожать, а не мечтать об африканских страстях.

Мама грустно смотрела на взрослую дочь, во многом с ней соглашаясь. Существует же мнение, что браки, основанные на любви, недолговечны, в отличие от тех, в основе которых дружба и взаимное уважение.

По правде говоря, Альбина Петровна просто не представляла свою Веронику влюбленной без памяти. Мать недоумевала: у дочки вообще ни одно чувство не проявлялось ярко – ни радость, ни ненависть, ни презрение, ни грусть. Отец, в отличие от матери, всегда гордился уравновешенным характером дочери.

– Эта сгоряча ничего не сделает, – говорил Андрей Викторович. – Она вначале разум включает, а только потом чувства.

Вот это Альбину Петровну и удручало. Кто не был близко знаком с Верой и не имел возможности увидеть, как отзывчива, добра и искренна девочка, запросто мог принять её за ледышку. Наверное, это их, родителей, вина. Да что говорить, это её, матери, вина: мало дочери времени уделяла, вечно была занята на работе. Не было между ними ни откровенных «женских» разговоров, ни обсуждения девчачьих проблем. Родителей устраивало, что училась девочка без проблем, учителя её хвалили, и даже поклонника она выбрала по уму: Костя Кирпичов, хоть и не блистал красотой и талантами, но был надежным, честным, работящим пареньком. Их многолетнюю дружбу Изверовы поощряли, особенно Андрей Викторович.

– Красивый муж – чужой муж, – изрекал отец, – а этот за Верочку горой встанет, на руках носить будет, если дело до свадьбы дойдет. А то, что рыжий, не беда. Мужики лысеют рано, – хохотнул он, – потом никто и не вспомнит, какого цвета шевелюра была у Верочкиного ухажера.

…Вероника Изверова с Костей Кирпичовым была знакома со школьных лет. Кажется, в седьмом классе к ним пришел новый ученик с неординарной внешностью: крепкий, коренастый, с хорошо развитой для его возраста мускулатурой, но ловкий и подвижный. Он был бы симпатичным, если бы не огненно-рыжие волосы и сплошь усеянное крупными веснушками лицо, которое в минуты злости или недовольства становилось кирпично-красным. За ним тут же закрепилась кличка «Костя-кирпич».

Но кличка ему досталась не только за цвет волос и лица, но и за привычку сокрушительным ударом конопатого кулака решать споры со сверстниками. Поддразнивать его решались немногие. Девчонки не обращали на него внимания, а он не писал им записочек, не приглашал в кино. Учился Костя средне, школьные мероприятия – вечера, концерты, культпоходы – игнорировал, учителям, правда, неприятностей не доставлял. Друзей не заводил, и дома у него никто из одноклассников не был, свободное время проводил в гараже у отца или гонял на велосипеде. У него же первого появился мопед. А к концу выпускного класса они с отцом из старья собрали мотоцикл, на котором Костя катал малышню на пустыре за ипподромом.

Парень старался со всеми поддерживать одинаково ровные отношения и только одну девочку из класса выделял среди других – Веронику Изверову, Верочку. Верочка была тоненькая, как тростинка, с толстой русой косой ниже пояса. Большие серо-голубые глаза удивленно смотрели на мир, а когда она улыбалась, уголки глаз приподнимались, и она становилась похожей на лисичку.

Верочка была единственной дочерью Альбины Петровны, врача-ветеринара на ипподроме, и Андрея Викторовича, начальника гаража крупного автотранспортного хозяйства. Родители были трудоголиками по натуре, дочери уделяли редкие свободные часы, тем более, что Верочка не вызывала у них беспокойства. Учеба ей давалась легко, хотя она и не стремилась стать круглой отличницей, с пятого класса занималась в драматическом кружке при доме культуры, но почему-то всегда отказывалась читать стихи на школьных вечерах.

Дочь Изверовых в излишней опеке не нуждалась. Могла приготовить нехитрую еду, вроде яичницы с колбасой, гречневую кашу. Без всяких приказов со стороны родителей она выполняла домашнюю работу, бегала за хлебом и молоком, не боялась оставаться вечерами одна. В дни летних каникул любила сидеть с книжкой в маленьком саду за домом, читать о знаменитых людях, путешествиях и животных. Иногда Вера оставляла книжку, ложилась навзничь и сквозь листву яблонь следила за проплывающими облаками, выискивала похожие на человеческие лица или звериные морды. Часто целые картины составлялись на небе. Однажды она увидела облако в виде злого звездочета, от которого в разные стороны убегали зайцы, куропатки, слоники.

Еще она любила мечтать. В мечтах жизнь её была всегда необыкновенной, в ней было «место подвигу», встречам с известными людьми, появлению принца на белом коне, свадьбе при огромном стечении людей, рождению гениальных детей. Её знают все, уважают, любят, родители ею гордятся, а муж обожает.

Уже тогда девочка была уверена: единственный способ, чтобы необыкновенные мечты осуществились, нужно выбрать необыкновенную профессию. Не то, что у её родителей. Вот, например, мама – ветеринар. Сказать неудобно. Всю жизнь возится с лошадьми, от неё и пахнет лошадьми, соломой. Конечно, лошади – животные красивые, благородные, но провести жизнь в конюшне – благодарю покорно!

А папа и вовсе автомеханик. Весь день в гараже, руки по локоть в масле, бензином пропах, хоть и считается начальником. Она однажды была у него на работе: грохот, крики, ругань, машины ревут…Ад кромешный.

Вероника хотела такую профессию, чтобы быть своей среди красиво одетых, культурных людей, ведущих умные разговоры. Вон девчонки из их класса давно решили стать, кто парикмахером, кто учительницей, кто бухгалтером. Часто на переменах или после уроков обсуждали преимущества каждой из профессий. Она о своих планах никому не рассказывала. Во-первых, чтобы не вызвать насмешек, во-вторых, имела убеждение: хочешь, чтобы сбылось, никому не говори заранее. И она молчала и будет молчать до конца. Вот если бы у неё была близкая, задушевная подруга, той бы она сказала. Но близких подруг у Вероники не было. Зато с седьмого класса при ней неотлучно находился Костя Кирпичов, который был и подружкой, и верным рыцарем, но даже он до поры до времени был в неизвестности относительно Верочкиных планов на будущее.

Только Вероника знала, что у Костика не было матери. Он жил с отцом и старшим братом. После уроков, как и Верочка, был предоставлен самому себе, питался оставшейся от ужина картошкой или поглощал бутерброды с колбасой, запивая их лимонадом. Хотя в классе были девочки красивее Верочки, но он потянулся к этой девочке, чем-то неуловимо похожей на его мать с фотографии. На фото мать Кости хотя и была снята еще до болезни, но уже тогда её худоба и покорное выражение лица делали женщину похожей на подростка.

Еще одно привлекало Костика в Верочке: она обладала глубоким сильным голосом, слушать который он мог часами. Он даже записывал на магнитофон брата стихи, которые специально для него читала Верочка. Часто, провожая подругу домой по вечерним улицам, Костя просил её почитать стихи. Верочка тихо, только для него, читала Есенина, Лермонтова, Ахматову. Счастливый Костя шел рядом, и в эти мгновения готов был достать для неё луну. Однажды на уроке литературы её вызвали к доске читать стихотворение Тютчева, и Костя, не совладав с собой, зааплодировал ей, как в театре. После этого случая он постоянно говорил ей том, что из неё получится артистка.

Это еще больше укрепило их дружбу. Кирпичов восхищался не только её голосом, но и легкой, как у балерины, походкой, балдел, когда девочка изредка распускала волосы, и они закрывали её почти до колен.

Так до выпускного вечера они дружили, хотя слышали за спиной смешки в свой адрес. За Верочкой пытались ухаживать и другие парни, но Костя ни на шаг не отходил от своей «артистки», выполнял её поручения, катал на мопеде, потом на мотоцикле, без всякого стеснения бывал у неё дома. Если возникала необходимость починить розетку, утюг или дверной звонок, парень вытаскивал из нагрудного кармана отвертку и принимался за дело. Нареканий на его работу не было.

Альбина Петровна частенько шутила по поводу их дружбы, предрекала, что в случае их брака, дети у них будут конопатыми, с длинными рыжими волосами.

Андрей Викторович относился к Костику дружески, здоровался за руку, как с равным себе, брал на зимнюю рыбалку.

– Хорошая дружба у них, мать, – говорил он жене. – Может, и свадьбой закончится. Нашей Веруне такой деловой малый вполне бы подошел. Не смотри, что рыжий. Мне кажется, они и не ссорятся никогда, а, мать?

Сами же Альбина и Андрей в пору знакомства ссорились по нескольку раз в день. Правда, тут же мирились, загадывали на будущее «давай никогда не ссориться», но ссорились за милую душу. После свадьбы причин для мимолетных ссор стало меньше, может, потому что каждый с головой ушел в свою работу, и времени выдумывать причины для ссор не оставалось.

Часто, глядя на Верочку и Костю, они гадали, что это: альянс бесконфликтных или близких по духу и взглядам людей? Самим же подросткам было трудно поверить, что есть нечто, из-за чего возникнет между ними спор, вспыхнет ссора.

Первая их крупная ссора произошла накануне выпускного вечера. День был жаркий, душный.

– Махнем на пляж! – предложил кто-то из одноклассников, и все его поддержали.

Костя и Вера приехали на пляж на мотоцикле. Большой компанией выпускники расположились под кустами ракиты, быстро разделись и, взявшись за руки, помчались к воде, распугивая своими криками оказавшихся в это время на берегу отдыхающих. Накупавшись до посинения, выбрались из воды и расположились на прогретом песочке.

– Последние денечки догуливаем, – сказал Степка Арепьев. – А потом кто куда: умные в институт, а мы с Мишкой и Сашкой в армию.

– И ты попробуй в институт, – подала голос Лена Маслова, бессменная староста класса. – В наш политех.

– А чё я там не видал? Вот в армии выучусь на водителя, вернусь, пойду на большегруз. Дальнобойщики, знаешь, сколько зарабатывают? А после политеха инженером за копейки вкалывать? Ищите дурака.

– Или рыжего! – захохотал Мишка Сыч. – Кирпич как раз туда собирается!

– Ну и что? – заступилась Вероника. – Не всем же дальнобойщиками быть.

– А ты, Верочка, наверное, вслед за Кирпичом?

Девушка ответила не сразу. Она вначале посмотрела на переливающуюся реку, потом на виднеющиеся трубы цементного завода на противоположном берегу, потом подняла глаза к проплывающим над головой облакам.

– Я в Москву еду, поступать в театральный.

– Хык! – Степка, а вслед за ним и остальные уставились на Верочку. – Ну, ты даешь, Изверова! Вот вам и тихоня! Кирпич, – обратился он к Косте, – а ты в курсе?

Костя во все глаза смотрел на Верочку. Он и помыслить не мог, что у Верочки есть желания, о которых ему не известно. Ни разу за все время она даже не намекнула, что хочет стать артисткой. Не может же она считать, что её участие в драматическом кружке нечто большее, чем просто детское увлечение?

Значит, им придется расстаться на целых пять лет? А он так привык за эти годы, что Верочка рядом с ним, что у них похожие мысли, похожее отношение к жизни. Он давно уже решил, что пойдет в политех, станет инженером автоматизированных систем управления, а Верочке определил поступление в этот же институт, но только на экономический факультет. А что? С профессией экономиста куда хочешь устроишься.

– Вера пошутила, – ответил Костя. – Правда, Верочка?

Вера ничего не ответила. Она поднялась, вытрясла песок из одежды и босоножек и медленно пошла в сторону дороги. Костя тоже схватил одежду, кинулся в кусты, где у него отдыхал мотоцикл, и, натужно сопя, покатил его по глубокому песку. У самой дороги он нагнал Веру.

– Вер, ты куда? Постой, я подвезу тебя, – он хлопнул рукой по черному сиденью мотоцикла. – Ну что ты, не слышишь?

Верочка повернулась.

– Костя, я давно хотела тебе сказать, но боялась, что ты расстроишься, – она подошла к нему близко-близко, заглянула в глаза. – Ты, конечно, хотел, чтобы мы вместе поступали в институт…

– Ну, да! Представляешь, будем вместе учиться, вместе на практику ездить, на картошку…

– Костя! Я хочу стать артисткой, а не экономистом, как ты спланировал. А ты поступай, как задумал, в политех.

– Но я хочу с тобой… – Костя был растерян, убит.

– Тогда поступай со мной в театральный, – улыбнулась она.

Парень и девушка стояли у дороги и не знали, что делать. Оба понимали: сейчас многое решается в их жизни. У Кости сердце сжалось, когда он представил, что его Верочка уедет. Это означало, что они не будут каждый день встречаться, и он не сможет оберегать её, заботиться о ней. Он вспомнил вдруг, что когда-то давно первый сказал ей, что у неё талант, что она может стать артисткой.

– Ты решила в театральный потому что я тогда сказал…

– Глупый, – Верочка провела по рыжему чубу Костика. – Если хочешь знать, я с первого класса мечтала стать артисткой, только никому не говорила об этом. Мама с папой узнали только вчера…

– И что сказали?

– Папа за сердце схватился, – она тяжело вздохнула, – сказал, что у меня таланта только для драматического кружка…

– Ну, вот, а я что говорю!

Верочка вдруг разозлилась. Что они все понимают? Её решение выношенное и окончательное. Девушка вздернула подбородок, перебросила косу на спину и решительно шагнула на дорогу.

– Не тебе и не папе судить об этом. Для меня театр – жизнь! – Она чуть замедлила шаг, но не обернулась, а только крикнула. – А ты катись!

– Тоже мне артистка! – тоже разозлился Костя. Он рывком вытянул мотоцикл из вязкого песка, завел и, окутав Веру едким дымом, оглушив страшным треском, помчался в ту же сторону, куда направилась девушка.

– Вот дурак, – вслед проговорила она, помахав перед собой ладошкой.

На выпускном вечере Верочка перетанцевала со всеми мальчиками из своего и параллельного класса. Только Костя ни разу не пригласил её, а все больше крутился вокруг Сони Голдмайер, которая пришла не в светлом платье, как принято на выпускных, а в темно-малиновом, которое удивительно шло к её кудрявым иссиня-черным волосам. Соня кружилась с Костиком в вальсе, томно улыбалась и победительно глядела на Верочку. Сказать, что Веру это задело, нельзя. Она лишь не могла простить Костику его сомнений в её артистических способностях. Назло ему в середине вечера, когда заиграл рок-н-ролл, она выдала такой танцевальный шедевр с Сашей Козиным, который занимался бальными танцами в том же доме культуры, куда она ходила заниматься в драматический кружок, что все присутствующие в зале: и выпускники, и учителя, и родители – взорвались аплодисментами. Саша галантно проводил её на место, а взрослые еще долго шептались, поглядывая на неё с улыбкой.

Но это была только ссора. В конце лета они снова встретились – первокурсник политеха и первокурсница Щукинского училища. Верочка взахлеб рассказывала о замечательных преподавателях «Щуки», вспоминала забавные моменты с экзаменов.

– Я когда читала басню, у меня коленка вот так затряслась, – Вера снова переживала недавний свой экзамен. – А потом подумала, что передо мной не преподаватели, а наш класс, и нечего бояться, и как начала рассказывать…Если бы Ольга Васильевна только слышала.

Ольга Васильевна была любимая учительница Вероники, которая вела литературу в их классе последние четыре года.

– А я тоже на физике… – начал было Костя, но замолк: Вера была в плену своих воспоминаний, и такой прозаический предмет, как физика, её мало интересовал.

– Я рада за тебя, Костик, – учтиво ответила она. – И еще обещаю пригласить тебя на первый же спектакль, в котором я буду играть. Ты сможешь приехать в Москву?

– Ради тебя, хоть в Крым, хоть в крематорий, – засмеялся Костя.

Словно и не было двух месяцев разлуки, не было того разговора у реки. Костя смирился с тем, что Верочка уедет, но про себя твердо решил, что по окончании учебы он сделает ей предложение. Работать артисткой можно и в их драматическом театре. А о той жизни, что ведут артисты, об их свободных отношениях он не думал, был уверен в своей Верочке, которая перед самым отъездом в Москву сказала ему, что если из неё не выйдет хорошей артистки, она станет хорошей домашней хозяйкой, выйдя за него замуж.

Но это были только слова. Вера была уверенна, что ей предопределен трудный, но яркий путь в большом искусстве. Она видела себя на афишах Малого театра, видела толпы поклонников и внимательные взгляды известных артистов. Она готова была играть «самые большие роли за самую маленькую зарплату», и даже придумала себе сценическое имя – Ника Изверова. Имя Вероника, по её мнению, слишком претенциозное, а Вера – простое. Ника будет в самый раз. Поэтому все студенческие годы она отзывалась исключительно на это имя. И в письмах домой подписывалась: «ваша Ника».

…Вероника Андреевна прошла уже большую часть пути, когда заметила, что совсем стемнело. Прохожих становилось все меньше, фонарей тоже. Она зябко ежилась в своей легкой ветровке, проклиная себя за то, что поддалась злости и отчаянию при виде пары любовников. И как результат – забыла автомобиль у подъезда. Где только была её голова! Иди вот теперь ночью одна и трясись от страха. Может, автобуса подождать? Ага, здрасть! А при себе ни копейки – все в машине осталось: и документы, и сумочка, и ключи. Ну, что ты будешь делать! Из-за какой-то секретарши голову потерять, остаться без колес. Значит, завтра до театра придется добираться на автобусе. Хоть бы с машиной ничего не случилось.

Вероника подняла повыше воротник ветровки, застегнула до конца молнию, засунула руки глубоко в карманы.

Ладно, доберусь пешком. Лишь бы Константин раньше меня не приехал, а то родителей и Юльку напугает. Будут бегать по улицам, искать её.

Садиться в машину частника Вероника не решалась. Много было случаев, когда пассажиров грабили и убивали. У неё, конечно, сейчас взять нечего, так покалечить могут или вовсе…

Стараясь держаться светлых мест, Вероника двинулась дальше на окраину, в район, называемый Еремейкой. До дома оставалось не более часа ходьбы.

Благодаря хорошо развитому чувству самосохранения, Изверова не была ни излишне смелой, ни слишком пугливой. Это чувство не раз выручало её в прошлом, а опыт жизни в Москве научил её нескольким практическим приемам, позволяющим обезопасить себя. Сегодня был как раз тот случай, когда ими следовало воспользоваться. Женщина огляделась – никто из редких прохожих не обращал на неё внимания. Она немного согнулась в пояснице, выставила в сторону выпрямленную в колене ногу и, размахивая одной рукой, пошагала, изображая женщину-инвалидку. Такая походка, однозначно, не привлечет внимания сексуально озабоченных мужчин, да и грабители по своему опыту знают, что с инвалида взять нечего.

Не сказать, что ходьба в таком «изломанном» виде доставляла Веронике удовольствие, зато гарантировала безопасность, давала возможность снова погрузиться в воспоминания.

Легкость, с которой девушка прошла творческий конкурс на экзаменах, обернулась трудностями, с которыми столкнулись преподаватели училища уже на занятиях. Ника их озадачила. С одной стороны, она обладала феноменальной памятью и моментально запоминала огромные куски текстов, причем не только своих, но и однокурсников. Она обладала редким по тембру и глубине голосом, у неё замечательно получались миниатюры, которые без конца разыгрывались на занятиях группы. Но у неё обнаружилась странная несовместимость со сценой. Уже на первом курсе преподаватели пришли к единодушному мнению, что Нике Изверовой прямой путь не на сцену, а, например, на радио.

Девушка сильно переживала, снова и снова репетировала, но результат оставался прежним: где-нибудь в темном закутке коридора она с подружкой разыгрывала сцену, и все получалось замечательно, но стоило ей выйти на сцену – полный крах. Подружки жалели её, советовали не отчаиваться, потому что считали, что со временем странность эта пройдет.