Глава 5

«Усыпальница». Свидание с незнакомцем. Простой трюк. Таня теряет голову

С тех пор Таня отправлялась на вылазку примерно раз в неделю, меняя рестораны. Может, Ида и удивлялась, откуда у подруги появилось столько денег, но никак это не комментировала.

А Таня просто ожила! К ней вернулось отличное расположение духа. «Усыпальницы» (так еще до революции назывались те, кто, усыпив, грабил клиентов) всегда были высшей кастой криминального мира, и Таня с удивительной для себя легкостью вернулась в их круг. Когда-то ей казалось, что она больше ни за что не будет заниматься подобным! Но людям свойственно менять свои решения. И она поражалась тому, с какой легкостью вернулась в прошлую жизнь.

Дело было совсем не в деньгах, а в опасности, в том пьянящем чувстве удачи, чего ей так не хватало в жизни. Существовать без этого она не могла.

А потом Туча через одного из своих людей позвал Таню в «Канитель» для серьезного разговора. И она поняла, что насыпала соли на хвост кому-то из новых королей криминального мира, который контролировал район всех этих ресторанов. Но чувство опасности только подхлеснуло ее азарт.

– Ты шо творишь, малахольная? – не здороваясь, сердито зашипел на нее Туча. – Ты под какой шухер меня подставляешь? Хипиш по району пошел – аж за зубами не скворчало! Ты под шо меня, а?

– Он кто? – с улыбкой спросила Таня, попивая шампанское, любезно поданное к столу Тучи.

– Чигирь, – Туча вздохнул, – так, фраер. Под меня, как и все в городе, за то дышит. Так, швицер, хлипяк. Но за мою голову другой гембель, аж уши отворачиваются! Ты шо творишь? Шо за фасон вылез через твои дубовые гланды? Шо за шухер ты устраиваешь? Или как?

– Туча, успокойся, – Таня примирительно похлопала его по руке, – я развлекалась. Я знаю, что ты мой самый лучший друг!

– Я-то друг, – тяжело вздохнул Туча, – а Чигирь за как?

– Я отдам процент – все, как положено, – Таня знала законы того мира, в который вернулась, – донесешь до Чигиря, что Алмазная снова в деле.

– В каком деле? Мелочь по карманов фраеров тырит? А ведь у тебя дочь! – Туча с укором смотрел на нее.

– Я знаю, – Таня печально опустила глаза, – но ничего не могу с собой поделать. Мне скучно жить. Я оказалась плохой матерью. Я не могу так больше. Ну, ты понимаешь.

– Дурная кровь, – мрачно сказал Туча, – дурная кровь собьет шо ноги, шо голову. Как завелась под шкурой, так хоть не держись! Утопит и под раздачу пошлет! Жалко тебя, дуру. Но я поговорю с Чигирем. Ладно.

То, что Туча делал для нее, было большим одолжением в криминальном мире, но Таня в который раз убедилась, что он понимает ее так, как никто другой.

Засмеявшись, незнакомец откинул рукой волосы, и озорные искристые чертики заплясали, горя, в его черных глазах. Не отрываясь, как кролик перед удавом, Таня смотрела в них и не могла отвести взгляда. В тот день в ресторане все пошло не так.

Вернее, это был уже вечер. Закутавшись в блестящую шаль, Таня сидела в «Канители», наблюдая за дамским оркестром. Было весело и шумно. Грудастые дамы в пестрых платьях, пританцовывая, вовсю наяривали популярные мелодии, чередуя их с одесскими блатными куплетами, ведь в зале сидело довольно много воров. В тонком бокале у Тани было шампанское. Теперь она могла позволить себе любимый напиток. Поглядывая, как, ударяясь о тонкие стенки, лопаются пузырьки, Таня сидя пританцовывала, и шаль, упав с плеча, обнажила ее бархатистую, нежную кожу.

Деньги всегда делали Таню красивой – впрочем, это, видимо, происходит со всеми. Она любила дорогие вещи и главное – умела их носить. И только в роскоши, наслаждаясь всем тем, что превращало ее в благородную даму, она блистала. В нищете же моментально теряла и красоту, и манеры – потому, что теряла уверенность. Таня же давала себе отчет, что очень любит деньги – это был ее инструмент, позволяющий чувствовать себя собой.

И теперь, сидя в модном ресторанчике, под напевы шальных мелодий она наслаждалась тем, что ловит на себе мужские взгляды – со всех сторон. Таня и вправду была красива. Платье ее было модным и дорогим. И в такие моменты она забывала, что одинока. Что на самом деле у нее нет ничего, даже этой роскоши. И кроме крошечной беззащитной дочки – никого на целой земле.

Незнакомец появился из ниоткуда – Таня так и поняла, как он вошел. Просто вскинула глаза, когда он уселся за ее столик и просто так сказал:

– А знаете, я искал вас.

– Что это значит? – Таня взглянула на него удивленно, пытаясь охватить по чертам весь его облик, а затем отложить в памяти. – Мы знакомы?

– Я не знаю, – незнакомец пожал плечами. – Разве это так важно?

– Нет, – Таня тоже пожала плечами в ответ, – я думаю, нет.

Он был в строгом черном костюме – дорогая ткань, модный крой, самый современный фасон. Красная гвоздика в петлице напомнила ей Японца. Но кроме этого цветка в облике незнакомца больше не было ничего общего с ее покойным другом. Лакированные башмаки Мишки Япончика всегда были вульгарны до невозможности. Элегантные кожаные ботинки незнакомца – нет.

У него был дорогой вид. В этом он напоминал Володю Сосновского. Тане вдруг подумалось, что если благородство в крови, то оно наделит элегантностью и стилем любую одежду. А если к тому же и одежда дорогая и модная – то подарит особенный шик. Если бандита с Молдаванки вырядить в такой костюм, он все равно останется бандитом с Молдаванки – неуклюжим, косым, неповоротливым, вульгарным. Незнакомец же не только умел носить дорогие вещи – это было сразу видно, – в нем был свой неповторимый стиль.

Заговорив с Таней, он снял шляпу и положил ее на свободный стул. У него были длинные черные волосы, связанные сзади в хвостик. Но это не портило его, не умаляло мужества – наоборот.

Блестящие его глаза словно кинжалами пронзали Таню насквозь, и под этим взглядом она чувствовала себя кроликом пред властным удавом. Казалось, они заглядывали прямиком в ее душу, что до того момента не удавалось никому.

Разглядывая незнакомца, Таня внезапно почувствовала тоску. Она была молода, красива, полна жизни и сил. Вся жизнь, как хрустальный шарик, переливалась сверкающими гранями на ее ладони! Ей так хотелось жить! Но ей так не хватало любви мужчины. Чтобы кто-то смотрел на нее – вот так, с замирающим сердцем перехватывая ее взгляд. Ей хотелось целоваться под дождем, хотелось, чтобы кто-то сжал ее в объятиях с такой силой, чтобы захрустели кости! Чтобы целовал до остановки сердца, до сладких мук. И не важно кто. Сам этот факт был бы тем подарком, который влил бы жизнь в ее уставшую душу. Таня вдруг поняла, как не хватало ей этого всплеска жизни, способного подарить ощущение дрожи в крови.

Незнакомец был молод, красив. Судя по внешнему виду, у него водились деньги. У него блестели глаза, а яркий электрический свет, падая на его волосы, золотил их тонкой блестящей пеленой.

– Я вас долго искал, – повторил он, не отрываясь от глаз Тани. И все внутри ее замерло – ей даже не хотелось спросить, что он имел в виду.

– Закажите еще шампанское, – сказала она.

– Легко, – незнакомец улыбнулся одними глазами, и Тане вдруг подумалось, что никто из ее знакомых не умел улыбаться вот так.

А между тем у незнакомца, похоже, водились серьезные деньги. Он заказал достаточно много, а в кармане пиджака отчетливо просматривался плотный бумажник. Тугой, набитый червонцами, выпирающий из-под пиджака.

Это и отвлекло внимание Тани, заставив мысли ее переключиться в другое русло – в русло профессионального интереса к туго набитому бумажнику, который вдруг перевесил все остальное.

Незнакомец поведал Тане, что при нэпе разбогател. У него было несколько мастерских по городу, в которых ремонтировались металлические изделия. В том числе – и автомобили. Он занимался частным предпринимательством и довольно преуспел.

По словам незнакомца, его жена уехала за границу вместе с родителями во время последней эвакуации. А он предпочел остаться в Одессе.

– Я сам из купцов, – говорил он Тане, – а в моей жене бурлила дворянская кровь. Дворянка она была захолустная, из какого-то там сельского уезда. Но этого было достаточно, чтобы задирать передо мной нос. Родители ее были страшно недовольны таким мезальянсом – браком со мной. И не упускали случая поведать об этом всему миру – во весь голос. Ну, в конце концов мне это надоело. Я стал гулять. А в последние месяцы наши отношения ничем уже не напоминали супружеские. Поэтому когда она уехала с родителями и бросила меня, я не сильно и горевал.

– И гуляете до сих пор? – улыбнулась Таня.

– Нет, – взгляд незнакомца стал серьезным, – я давно уже не гуляю. Вы не поверите, но я искал вас.

– Зачем? – кровь отхлынула от ее лица.

– Я обязательно расскажу. Потом.

А Тане вдруг подумалось, сколько семей распалось из-за этой страшной войны, перегородившей кровавыми трещинами спокойный, размеренный уклад прежней жизни. Сколько горя принесло это отвратительное изменение мира – переворот в душах, ценой которого стала каждая человеческая жизнь.

Потом они танцевали, и Тане больше не хотелось слышать ни одного слова. Она пила каждый миг с ним, как дорогое вино, прекрасно зная, что вот оно закончится, а потом, к утру – больше не повторится уже никогда. А потому ей хотелось приложить эти крошечные осколки времени прямо к своему сердцу. И там оставить, чтобы доставать их из прошлого – пусть даже не часто, иногда.

Но время ускользало, и Таня знала, что будет дальше. И от того, что этот человек станет очередным трофеем, ее охватывала ей самой непонятная боль.

– Я не хочу расставаться, – сказала Таня, профессиональным взглядом глядя в глаза незнакомца, когда было выпито все шампанское и съедены все блюда.

– И не надо, – он покачал головой.

Это означало, что сказка закончилась. Когда он пропустил Таню вперед в стеклянных дверях гостиницы, ей стало ясно, что все осталось в прошлом. С ним уже покончено – навсегда.

…Шаль соскользнула со стула на пол. Таня кокетливо облокотилась о стол.

– А где шампанское? – она наклонила голову. – Надо же как-то скрасить убогость этой гостиницы!

– Сейчас будет, – незнакомец позвал коридорного, дал деньги. Шампанское появилось просто с удивительной скоростью.

Таня даже не спросила, как его имя. А зачем? В этом не было вообще никакого смысла. Она не собиралась завтра встречаться с ним, продолжать отношения. Он был просто моментом в ее пестрой жизни, яркой искрой, вспышкой, осветившей лишь несколько секунд. И не больше.

Кокетливо наклонив голову, Таня наблюдала, как искрящееся вино, которое он наливал, стучит о бокал. На какое-то мгновение сожаление сжало ее сердце крепкой мохнатой лапой. Но Таня быстро откинула его в сторону. Выбор был сделан. Другого ей не дано.

Он лежал на спине, раскинув в стороны руки, и голова его свесилась набок. На какое-то мгновение Таня испытала угрызения совести. Ей было жаль не его – себя. Словно отобрала у себя что-то важное, что могло случиться в ее жизни. Но, отбросив в сторону сантименты, Таня быстро сняла со спинки стула его пиджак.

Карман был пуст. Она застыла с пиджаком в руке, не понимая, что произошло, чувствуя себя последней идиоткой на свете. Все карманы пиджака были пусты! Лихорадочно Таня принялась ощупывать подкладку.

Она же своими глазами видела тугой бумажник в его руках! Видела, как он положил его внутрь пиджака, во внутренний карман за отворотом! И вот теперь бумажника не было! Таня не понимала, что происходит.

Думая, что незнакомец его выронил, она стала шарить по полу. Гостиничный номер был небольшой. Мебели – не много. На полу ничего не было, да и быть не могло. Тугой бумажник просто не мог выпасть незаметно для Тани.

Застыв посреди номера с пиджаком в руках, впервые Таня испытала нечто вроде растерянности.

Громкий смех, раздавшийся резко, неожиданно, словно из пустоты, вывел ее из этого странного состояния. Ударил по нервам, испугал так сильно, что сердце, подпрыгнув с болью, резко упало куда-то вниз. Таня задохнулась от испуга, чувствуя нечто похожее на первобытный ужас – неприятное чувство, от которого останавливается дыхание и леденеет в жилах кровь.

Это смеялся незнакомец. Он сидел на кровати, задорно помахивая бумажником, и хохотал, глядя на растерянное лицо Тани. Сонного дурмана не было ни в одном глазу.

– Это ищешь, Алмазная? – весело спросил он, и смех его звучал с такой заразительной силой, что против воли Таня улыбнулась в ответ. Страх стал спадать. Она двинулась было к двери, но тут же остановилась.

Ее остановило присущее ей чувство авантюризма – Тане вдруг захотелось выяснить все до конца. К тому же не в ее характере было уклоняться от схватки. И, набрав побольше воздуха, она развернулась к незнакомцу, чтобы ринуться в бой.

Но боя, похоже, не предвиделось. В облике его не было ничего угрожающего. Наоборот, незнакомец смотрел на нее задорно и даже с каким-то восторгом. И никакой угрозы не было в его глазах.

– Как ты это сделал? – Таня подошла ближе.

– Простой трюк! Вот, смотри, – он отогнул полу рубашки и показал небольшую губку, привязанную к шее веревочкой телесного цвета, – часть шампанского подержал во рту и выплюнул, часть вылил туда. Ты и не заметила. На самом деле все просто. Слышала хорошую пословицу? Кто предупрежден, тот вооружен!

– Значит, ты знал, кто я такая, – не спросила, а утвердительно произнесла Таня.

– Конечно, знал. Я же сказал, что ищу тебя!

– Кто ты такой? Тебя послал Чигирь?

– Может, и так, – перестав улыбаться, незнакомец испытующе смотрел на нее, – а может, я и сам хотел тебя найти. Был наслышан о подвигах Алмазной. Я правда слышал о тебе. И хотел тебя увидеть.

– Это ложь, – усмехнулась Таня.

– Может, и ложь. Какая тебе разница?

– Кто ты такой? Тебя послал Чигирь? – снова спросила Таня, не спуская с него глаз.

– А если и так? Ты орудуешь на его территории!

– «Канитель» – территория Тучи!

– Территория Тучи теперь вся Одесса, – парировал незнакомец, – а район «Канители» под Чигирем, и ты прекрасно знаешь об этом.

– Чигирь решил меня убить? Боится, что я у него власть отберу? Для этого послал тебя? – Голос Тани прозвучал глухо.

– Зачем спрашивать, если ты и так все знаешь! – снова хохотнул незнакомец.

– Значит, убить, – вздохнула она.

– Чигирь мне не указ! Нет надо мной власти, – незнакомец стал вдруг очень серьезным. – Нет и никогда не будет. Запомни мои слова!

– Кто ты такой? – Тане вдруг стало интересно – так интересно, что она решилась подойти поближе, настолько близко, что едва не присела на краешек кровати, пренебрегая собственной безопасностью. Но странное дело – несмотря на всю нелепость ситуации, она не чувствовала в незнакомце угрозы! А вот тянуло ее к нему с новой силой.

– Меня зовут Михаил, – и, не спуская с Тани глаз, он внятно произнес: – Михаил Няга.

– Мишка Няга! – Таня едва не подпрыгнула. – Я о тебе слышала! Ты правая рука Котовского! И сход поставил тебя заместо Цыгана!

– Ну, не совсем так. Заместо Цыгана я сам встал. А Гришка Котовский – мой давний приятель. Мы воевали вместе.

– Раз так, то ты не на побегушках у Чигиря, – усмехнулась Таня, и вдруг действительно опустилась на кровать, совсем рядом с Мишкой.

– Я тебе уже об этом сказал, – он не спускал с нее глаз, и Таня почувствовала, что вся тает, буквально растекается под этим мужским взглядом.

У него были горящие глаза. В них плясал огонь жизни. Они жадно, не отрываясь, впивались в лицо Тани, словно хотели поглотить ее, вобрать в себя. И от этого застывшая кровь вдруг стала полыхать в ее жилах, согревая невиданным теплом, и Таня теряла голову, не понимая, не чувствуя саму себя.

– Зачем же ты искал меня? – Голос ее прозвучал глухо, потому что так неистово, так мучительно сладко забилось ее сердце, мешая думать, понимать, дышать.

– Хотел посмотреть на тебя. Слышал многое, – Михаил смотрел на нее прямо, не отрываясь, – а теперь…

– Что теперь? – Таня не могла дышать.

– А теперь… так совсем.

Дальше все произошло так быстро, что Таня даже не разобрала, кто сделал первый шаг. Потянувшись к нему, она вдруг оказалась в его объятиях, так, словно это было так привычно и естественно, что и не могло быть иначе. Не понимая, что делает, как могло это произойти, Таня впивалась в его губы как в живительный источник, растворяясь в этом новом, ослепительно опасном огне.

Они любили друг друга до самого утра с какой-то первобытной, иссушающей яростью, и оба были ненасытны настолько, что время просто перестало существовать. Если бы Таня остановилась и задумалась хоть на секунду, она бы поняла, что в этой иссушающей страсти может крыться ловушка, которую необходимо понять. Но думать Таня не могла. Она не могла отличить страсть от чувств, как все женщины мира. Да ей и не хотелось. Все, что ей хотелось, это гореть в этом невероятном пламени, которое создавало иллюзию чувства точно так же, как электрическая лампочка иногда напоминает солнечный свет…

Мишка Няга стал ее постоянным любовником. Официально он был в военном штабе, считался большевиком. В его красном окружении не знали о двойной жизни преданного большевизму комиссара. А потому в связи вдовы чекиста с большевиком никто, при всем желании, не мог найти ничего предосудительного.

Другое дело был Туча. Услышав о любви Тани, он всплеснул руками:

– Да за огнем играешь, глупая шая! Он опасный за ядовитый черт!

– Может, и опасный, – Таня пожала плечами, – а я белая и пушистая, Туча? Вот ты мне скажи!

– Не о том хипишишь! – Туча смотрел на нее строго – точь-в-точь классная дама в гимназии, – он шкура Котовского. За Котовского ты знаешь. Это как в банке навоз. А ты сделала гембель за самую голову! Другого не могла до себя подобрать? Он дохлый! Задохлый, как швицер, аж шкура трескается! Ты до того дойдешь!

– Ты не волнуйся за меня, Туча, – Таня ласково потрепала по руке старого друга, – пусть оно идет как идет. Если жареным запахнет – проскочу, вот увидишь.

– Не проскочишь. Все пятки зашмалишь, – мрачно сказал Туча, – глупая ты фифа, хоть и Алмазная. До всегда за тебя делов.

Тане было приятно, что хоть кто-то в этом мире беспокоится о ней. С каждым годом ее дружба с Тучей становилась все крепче.

Мишка Няга очень нравился Тане. Он был веселый и страстный. С ним никогда не было скучно, и он умел ее рассмешить. Мишка жил на Французском бульваре, занимая крыло той самой виллы, которую занимал Котовский, когда лечился от ранения в Одессе. Однажды Таня приехала к нему. Мишка не ждал ее. В комнате был настоящий бардак. Таня разглядела белый кристаллический порошок на тумбочке возле кровати, у основания лампы. Он отчетливо выделялся на темном дереве и был похож на крупную соль.

Таня потянулась пальцем, чтобы лизнуть и попробовать на вкус. Но Мишка вдруг с силой стукнул ее по руке так, что Таня отдернула пальцы.

– Не смей это делать! – громко вскрикнул он. – Это лекарство. Оно горькое. Еще отравишься, – а затем быстро смахнул порошок в карман. Лицо его при этом было таким хмурым, что Таня не решилась приставать к нему с расспросами. Так она поняла, что у ее любовника есть тайны. И тайны эти опасны.