– Ладно, – решил он. – Я никому не покажу этот рисунок, хотя мой заместитель его уже видел. Но я что-нибудь придумаю.

– Почему? – Джин подняла заплаканное лицо. – Почему ты защищаешь меня?

– Сам не знаю, – Вадим передернул плечами, словно спасаясь бегством. – Понятия не имею! Никогда такого не делал – наверное, потому. Мне интересно. Это сложно объяснить. Впервые у меня такое случается.

Загудел двигатель. Джип рванулся в ночь.

– Говори, где твой странный дом, – обернулся Вадим к Джин.

Та уже перестала плакать.

– Покровский переулок, дом восемь…

Джин высморкалась в бумажную салфетку. Глаза ее покраснели: это было заметно даже в тусклом мерцающем свете приборной панели. Красноглазое чудовище с зелеными волосами. Это вдруг подняло внутри Вадима волну отвращения почти на физическом уровне. Гадкая идиотка! Что она делает в его машине?! Может, к тому же, еще и заразная. Черт его знает, чем она больна! Какого черта он везет ее куда-то, эту сумасшедшую, которая вот так запросто втянула его в отвратительную историю с убийством? И не просто с убийством, а самым жутким из убийств – убийством ребенка!

– Не гони машину! – хлюпнула носом Джин. – Двести на спидометре. Головой думай!

– Да пошла ты! – огрызнулся Вадим. – Ты мне не жена, чтобы командовать!

– Упаси бог! – снова хлюпнула носом Джин и, нагло открыв окно, выбросила сопливую салфетку.

– От чего это – упаси? – машинально поинтересовался он.

– От того, чтобы стать твоей женой! Уродство какое-то!

Вадим расхохотался. Это абсолютно невозможное чудовище женского пола, сидящее в его машине, – чудовище, на которое ни один нормальный мужчина даже не посмотрит, – называет брак с ним (это с ним-то!) уродством! Да любая из сотен куриц, забивающих свои номера в его телефон и разрывающих все его средства связи дурацким полночным гудением на всех частотах (что мобильная связь, что интернет), начала бы писять кипятком, только заговори он о браке! Да сделали бы ради этого все что угодно, душу дьяволу заложили бы! А эта вот…

– Чего ржешь? – мрачно поинтересовалась Джин.

– Скажи, зачем ты выкрасила волосы в зеленый цвет и обстригла их так коротко? – поинтересовался Вадим и, не удержавшись, добавил: – Разве ты не понимаешь, что это лишает тебя привлекательности в сексуальном плане?

– Это полностью уничтожает мою привлекательность в сексуальном плане, – резко отрезала Джин. – Я сделала все так, чтобы на меня никто не смотрел. Ведь когда на тебя не смотрят и предпочитают тебе других, этому должно быть объяснение. Хотя бы внешнее. Теперь у меня оно есть.

– Ты странная, – Вадим бросил на нее задумчивый взгляд. – Ты – один сплошной мучительный комплекс. Кто так сильно тебя обидел? Кто так жутко тебя обижал?

– Да пошел ты! – разнервничавшись, Джин стиснула кулаки так, что ногти сильно врезались в ладони. – Психолог хренов!

– Ладно, не горячись! – он пожал плечами. – Если я обидел тебя, прости. Я не хотел. Обижать женщин не в моих правилах… А про себя Вадим мысленно добавил: «…даже таких страшных и уродливых, как ты».

Джин молчала, глядя в темное стекло машины, за которым проносился бесконечный лес и был уже виден отдаленный отблеск ярких огней городского шоссе, до которого было подать рукой.

Время от времени внутрь салона падали блики от дорожных фонарей, напоминавшие размытые тусклые штрихи на огромной заляпанной красками картине. Они ложились рваными мазками, создавая причудливые переплетения тени и света – света, который не освещает ничего, только время от времени – воспаленные глаза Джин.

Молчание стало напряженным. Вадим вдруг ощутил его как твердое инородное тело, неожиданно врезавшееся в его ладони. Ему стало физически больно. Эта боль испугала его и заинтересовала так сильно, что Вадим снова удивился. Что происходит? Отчего ему больно, когда она молчит?

Джин, и вправду, молчала, а в салоне машины вдруг сделалось тесно, как бывает в комнате, где расстаются двое людей, вместе переживших самую лучшую ночь в своей жизни. Расстаются по какой-то глупости, под влиянием собственных пороков или обстоятельств, которые никто из них даже не попытался преодолеть.

Это сравнение поразило его, как выстрел в упор, и причинило боль, как пуля в глубинах позвоночника. Вадим вдруг понял, что впадает в какое-то странное состояние – почти шок. Почему рядом с этой девчонкой его преследуют такие странные мысли? Что с ней не так? Что не так с ним? Может, происходит что-то странное с ними обоими и впору об этом задуматься? Может, он тоже остался без крыши – так же, как осталась без крыши она?

Эти мысли, опять-таки, были для него новыми. Думать так было неприятно и странно. И Вадим поспешил разбить молчание молотом своего голоса. Впрочем, молчание не рассыпалось на мелкие кусочки, а лишь треснуло вдоль, как антикварное зеркало в доме, в котором давно никто не живет и не будет жить никогда…

– Как ты сказала твой адрес? Повтори, пожалуйста.

Вадим включил навигатор, и прибор замигал серебристым светом. В салоне джипа стало светлей.

– Покровский переулок, дом восемь, – повторила Джин, не поворачивая головы и по-прежнему глядя в окно.

Его суперсовременный навигатор был подключен к интернету, как и мобильный телефон. Автоматически Вадим ввел карту в поисковую строку Гугла, и вдруг…

Навигатор начал показывать что-то странное. Вадим повторил запрос и снова удивился – что-то явно было не так. Он даже присвистнул вслух – Джин тут же оторвалась от окна.

– Что случилось? – глаза ее мерцали в тусклом салоне, как у разъяренной кошки. Это почему-то осталось в его памяти, как и странная мысль – чем он мог ее обидеть? Он не понимал.

– Ты уверена, что это жилой дом? – он нахмурился. – Ты ничего не перепутала?

– Нет, конечно, – в ее голосе послышалась злость. – Я не настолько сумасшедшая, чтобы не помнить свой домашний адрес, хотя я и поселилась в этом доме недавно.

– Карта показывает, что на этом месте находится нежилой аварийный дом, предназначенный на снос, – сказал Вадим.

– Чушь собачья! – Джин пожала плечами. – Просто карта неточная, вот и все. Старая какая-нибудь…

– А дом-то новый? – спросил он.

– Дом старый, но совершенно не аварийный. В нем живут люди. Полно. Странные люди…

– Почему странные? – поинтересовался Вадим.

– Ребенок орет за стенкой всю ночь, – вдруг выпалила Джин. – Совершенно ненормально так вести себя с ребенком!

– Откуда ты знаешь? У тебя что, есть дети? – Вадиму вдруг захотелось ее подразнить, но он совершено не ожидал того, что произошло через секунду. Джин вдруг вскинула на него абсолютно дикие глаза разъяренной ведьмы и вцепилась в руль. Машину понесло в сторону.

– Сумасшедшая! – завопил Вадим. – Ты что творишь?!

Он был так напуган, что даже позабыл все матерные слова – настолько неожиданным было поведение этой странной девицы, этого чудовища, которое вдруг оказалось в его машине и уже успело вывести его из себя, причем несколько раз подряд.

– Останови машину, урод! Я выйду! – глаза ее сверкали, как заточенные кинжалы, и Вадиму снова стало по-настоящему страшно.

– Да что я не так сделал!? – Вадим резко ударил ее по руке. – Отпусти руль, разобьемся ведь!

– Это не твое дело, урод, понял, есть у меня дети или нет у меня детей! – в ярости Джин забыла все правила грамматики, хотя до того момента говорила абсолютно правильно и даже грамотно.

– Извини, я не хотел тебя обидеть! – при этих словах Вадима она отпустила руль. – Извини за то, что я сделал не так. Хотя я совершенно не понимаю, что…

– Ты все сделал не так, – она вдруг успокоилась так же внезапно, как и вспыхнула. – Я устала отвечать на все эти дурацкие вопросы: «Почему ты не замужем?» «Когда заведешь детей?» «Зачем перекрасила и остригла волосы?» И прочий бред, который всем втюхивают в мозги. Я живу, как хочу. Мое тело – мое дело. И никому нет никакого дела до моего прошлого. Люди не способны это понять, как им не объясняй. Я ненавижу людей!

– Извини, я был не прав, – сказал Вадим, вдруг подумав, что за этой странной, необъяснимой вспышкой ее ярости прячется куда больше человеческого, чем она пыталась спрятать, скрыть от всех в своей то ли скорлупе, то ли броне.

– Проехали, – Джин резко передернула плечами: это было похоже на нервный тик. – Нежилой дом, говоришь?

– Нежилой дом, – подтвердил он. – Да ты сама посмотри!

– Странно. Ели дом числится аварийным и переведен в нежилой фонд, квартира в нем должна стоить намного дешевле, чем они берут, – сказала Джин.

– Ты снимаешь квартиру или купила? – поинтересовался он.

– Снимаю, – ответила Джин, – сняла недавно. Мне комната понравилась.

– Какая комната? – не понял Вадим.

– Красная комната…

Он подумал, что не слыхал ничего более странного в своей жизни, но уточнять ничего не стал, боясь повторения странной вспышки. Что-то ухватило Джину, словно вихрь ее завертел, закрутил в огненных сполохах, в бушующем пламени… Вот что, оказывается, скрывалось за непроницаемой внешностью типичной современной городской сумасшедшей, которой плевать на всех!

Так они въехали в город, и джип помчался по пустынным ночным улицам. По ним в этот час было гораздо легче двигаться.

Свернули в Покровский переулок. Джип остановился возле очень красивого трехэтажного здания в старинном стиле. Вадим был коренным жителем этого города, но никогда не видел такой красоты. Ему вдруг показалось, что там, под башенками в вышине дома, прячутся какие-нибудь мифические гаргульи, как в средневековых романах ужасов. И жуткие чудовища из далекого прошлого наблюдают за людьми своими каменными глазами, обретя вечную мудрость вечности в наблюдении бесконечного множества людских пороков.

– Какой красивый дом! – искренне восхитился Вадим. – Никогда не видел ничего подобного. Да, ты права – на карте ошибка. У кого поднимется рука разрушить такую красоту? Только вот странный этот дом какой-то…

– Почему странный? – Джин снова вскинула на него глаза.

Вадим заметил, что агрессии в ее взгляде больше не было.

– Окна не освещены, – пояснил он. – Ни одного окна не горит.

– Что тут странного? Глубокая ночь. В доме живут пожилые люди. Я видела соседей…

– А твой младенец?

– Семьи с детьми ложатся еще раньше.

– Допустим, – он заглушил двигатель и обернулся к Джин. – А теперь ты скажешь мне правду – ради какой суммы собиралась меня предать. И не финти ушами! Я прекрасно понял, что тебе очень нужны деньги. Заметь: я не спрашиваю зачем. Говори правду. Сколько?

Джин назвала цифру. Он открыл бумажник, отсчитал нужную сумму и подал ей.

– Вот, забирай. И больше так не поступай. Никогда.

– Я не возьму эти деньги.

– Возьмешь. По глазам вижу. Ты возьмешь их в наказание. Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Возьмешь и будешь мучиться. Это кое-чему тебя научит. Бери! Я так сказал!

Джин взяла деньги. Глаза ее сделались тусклыми. Он вдруг почувствовал себя так, будто ее ударил по лицу. В ее потухших глазах было больше горечи, чем в любых слезах.

– Уходи, – перегнувшись через нее, Вадим распахнул дверцу джипа. – Убирайся!

В его горле стоял отвратительный горький комок.

Джин вышла и скрылась в темном парадном. Вадим слышал, как за ней захлопнулась дверь. Дрожащими руками он достал телефон, бегло пробежался по женскому списку. Он испытывал в этот момент чудовищную потребность в женщине, потребность растоптать, грубо трахнуть, унизить. Отомстить. Отомстить за потухшие глаза Джин…

Вадим ткнул пальцем в первый попавшийся номер.

– Привет, это я. Хочешь встретиться? Я сейчас приеду… Да, прямо сейчас!

Он решил, что трахнет эту сучку прямо в машине, а потом бесцеремонно вышвырнет вон. Он даже не удосужился посмотреть в телефоне ее имя. Ему было все равно. Он испытывал жуткую потребность ломать и крушить. Его джип скрылся в городской тьме, нарушая все возможные дорожные правила.