Глава 3

Осмотр места преступления. Лист школьной тетрадки. Разделяй и властвуй. Вскрытие

Рассвет был близок, и последние километры разбитой грунтовки уже осветили свинцовые лучи, падающие из-за грозовых облаков. Может, для кого-то и была настоящая поэзия в этом мрачном, словно сжатом со всех сторон рассвете. Но Петренко разглядел только темные очертания красноармейцев вдалеке, у заграждения, разделявшего в стороны подъездные пути. Красноармейцы стояли там, где заканчивались железнодорожные рельсы.

– Мы вагон отогнали в тупик, – заместитель начальника словно ответил на его незаданный вопрос. – Труп, конечно, увезли. Но все остальное в таком виде… Сам поймешь.

– Заедем в морг? – спросил Петренко.

– Сам поедешь. Мне второй раз на это смотреть неохота.

– Как вагон в Одессу гнали, с трупом?

– Протокол составили, фотографии. Много фотографий. А сам труп – в вагоне-ресторане, на льду.

– Сколько с момента смерти прошло?

– В ночь с 3-го на 4-е его нашли. Сейчас уже 6-е… Значит, двое суток.

Автомобиль затормозил у обочины разбитой грунтовки. Следом за начальством Петренко вылез на морозный воздух. Свинцовые тучи больше не пропускали даже лучика солнечного света. Было понятно, что сейчас пойдет снег.

К ним поспешил молоденький красноармеец. Начальство ушло с ним. Шофер закурил, отвернувшись в сторону. Вагон отчетливо был виден на железнодорожных запасных путях, вплотную примыкавших к депо.

Поскольку никто не препятствовал, Петренко подошел к вагону вплотную. Это был самый обыкновенный вагон – новый, из партии последних, недавно выпущенных. На нем еще отчетливо была видна свежая краска, не тронутая гарью поездных труб. Только несколько окон – те, которые находились прямо под трубой, были закопчены. Да, в общем, эта копоть была заметна не так, как на поездных мастодонтах, настоящих мамонтах ушедшей железнодорожной эпохи, кое-где все еще остававшихся на путях.

Петренко внимательно рассматривал крепления вагона, когда к нему подошел заместитель начальника угрозыска в сопровождении красноармейца с винтовкой.

– Все в порядке, – сказал он, – с их командиром согласовал.

– Долго они будут стоять? – полюбопытствовал Петренко, глядя на живое ограждение из солдат на запасных путях.

– Пока мы все экспертизы не проведем и не дадим добро на то, чтобы вымыть вагон. С недельку еще, наверное.

– Это последний вагон в поезде был, так? – спросил Владимир, явно пытаясь показывать, что не терял времени даром.

– В точку! Наблюдательный, – хмыкнуло начальство.

– Поэтому так и удалось легко его открепить. Заметил по креплениям, – сказал Петренко.

Следом за коллегой он залез в вагон. Красноармеец остался снаружи.

– Последнее купе… Недолго шли, – начальник распахнул дверь.

Было уже светло, но он все равно достал два фонаря и один протянул Петренко. И сразу им бросился в глаза столик у окна между двумя нижними полками, густо залитый уже загустевшей, ставшей совсем черной кровью. Кровь была везде – и на полу, и на нижних полках. И как странно: на одной нижней полке оставалось не смятое, расстеленное постельное белье…

– Он что – не спал? – спросил, вернее утвердительно сказал Петренко.

– Не успел, – кивнул замначальника.

– Ну и кого убили?

– Черненко Антон Евсеевич, 1893 года рождения, уроженец Херсонской губернии, села Жовтое, из малороссийских крестьян.

– Ох нет!.. – Петренко изменился в лице. Если б мог, он бы просто рухнул на полку: – Ну это же… Нет! Вы документы проверили?

– Сомнений нет. Документы были при трупе, в дорожной сумке. Это он.

Черненко Антон Евсеевич, уроженец села в Херсонской губернии, был тем самым человеком, которого никто в жизни никогда не называл по имени и отчеству – за исключением судьи, судебного следователя и работников уголовного розыска. Это был главарь одесской банды по кличке Червь, и это его подчиненного по кличке Сидор Блондин Петренко осматривал в селе Фонтанка в «бетонных ботах».

Убийство Червя, бандитского главаря, было событием, выходящим из ряда вон… Петренко понимал это прекрасно, точно так же, как и его начальство.

– Тридцать семь лет? – посчитал Петренко.

– Тридцать шесть, – уточнил его коллега, – тридцать семь Червю должно было исполнится 5 апреля. До своего дня рождения он не дожил.

– Как его убили? – нахмурился Владимир.

– Вот это самое интересное! Фото с места события, так сказать. Возьми, – и заместитель начальника угрозыска протянул Петренко несколько фотографий, на которые тот уставился с серьезным профессиональным интересом.

Труп лежал на спине на столике в абсолютно неестественной позе – было видно, что тело так специально уложили. Руки его были подняты чуть выше головы, ладонями вверх, они были прибиты к столику. В них были вбиты по два огромных гвоздя, настоящие штыри – это и удерживало тело в таком положении.

Рот покойного был раскрыт. Во рту – кровавая бездна. Горло перерезано – от уха до уха. Вместо глаз зияли кровавые раны, из которых, как картинка из жуткого сна, тоже торчали большие гвозди. Они были меньше тех, что были вбиты в ладони, но все равно их размер выглядел достаточно впечатляющим.

– Ему отрезали язык, вбили гвозди в глазницы, в ладони и в уши. Отрезанный язык вставили в рану на горле, – сухо сообщил замначальника.

– Я так понимаю, все это сделали при его жизни, – произнес Петренко, стараясь сдержаться.

– Верно. Убийца сначала отрезал ему язык – чтобы не кричал. Затем прибил ладони к столику, чтобы зафиксировать тело. Видишь, гвозди по размеру отличаются от всех остальных.

– Это просто крепления, – кивнул Петренко, – в них смысла нет. Смысл есть в том, как лежат руки. Он словно сдается: поднял их вверх.

– Да, – продолжил его коллега, – после рук он вбил гвозди в глаза и в уши. А уже после этого ножом перерезал горло. И в рану вставил язык.

– Чтоб не болтать… – задумался Петренко, – он болтал. Имеющий очи да не увидит, имеющий уши – да не услышит…

– Верно, – замначальника бросил на него испытующий взгляд, – именно это и было написано в записке! Но как ты догадался?

– А ну покажите записку! – оживился, но тут же смутился Петренко. – Да просто избитая фраза… Часто говорят. Кажется, даже цитата из Библии, но я не уверен точно. Библию никогда не читал. Но фразу слышал. И догадался… Судя по вагону, Червь жутко боялся преследования, он от кого-то бежал. Знал, что его ищут. И принимал меры предосторожности.

– Из чего это следует? – не понял коллега.

– Из вагона! – воскликнул Петренко. – Сами посудите: из последнего вагона легче сбежать. Червь боялся, что его могут убить, поэтому и выбрал последнее купе последнего вагона. Бандиты часто так делают. Так сказать, опасный опыт – на своей шкуре.

– Верно, – снова согласился коллега. – А записка – вот она.

Он протянул Петренко листок бумаги в клеточку, судя по всему, вырванный из обычной школьной тетрадки. На нем черными чернилами явно перьевой ручкой большими буквами было написано: «ИМЕЮЩИЙ УШИ – ДА НЕ УСЛЫШИТ, ИМЕЮЩИЙ ОЧИ – ДА НЕ УВИДИТ».

Записка была написана грамотно, без единой ошибки. И, судя по почерку, ее писал человек, привыкший к письму.

– Записка на груди были прикреплена маленьким гвоздиком? – спросил Петренко.

– Да… – Замначальника взглянул на Петренко, словно его боялся, – гвоздем прикрепил… К рубашке.

– Это показательная казнь, – пояснил Владимир. – Этой запиской убийца показывал, что убивал не просто так, а исполнял приговор. Да и не убийца это, а палач. Палач, который шел по следу Червя, чтобы привести приговор в исполнение. А вот приговорили Червя свои же – за то, что он совершил очень серьезное преступление против воровского схода… Узнать бы только какое.

– То есть его Туча приговорил?

– Нет, – покачал головой Петренко. – Туча один не правомочен принимать такие решения. Червь был авторитетным, серьезным вором. Если на него была предъява, сход должен был разобрать его вину, всем скопом. И тогда уже надо было решать, какому наказанию подвергнуть. Судя по всему, вина была очень серьезной.

– Значит, в городе сейчас где-то произошел сход воров, на котором приговорили Червя, а мы ничего об этом не знаем? – Заместитель начальника сжал кулаки. – Так это понимать надо?

– Да, так и понимать! А что вы хотели? – С несвойственной ему наглостью Петренко уставился коллеге прямо в глаза. – У меня сколько людей в подчинении? Правильно, четверо! И я пятый. Вы хотели, чтобы впятером мы переловили всех одесских воров, заранее знали об их сходах? Это даже не смешно! Не смешите мои тапочки, как говорят в Одессе! Когда я вас просил дать мне людей для облавы в Канаве, что вы сказали? Вот то-то же! А теперь… Но и так, своими скромными силами, мы узнали о многом. Например, о большинстве авторитетных воров. А это не так просто, учитывая количество шушеры, которая наползла в город после Японца. Изменились времена!

– Да знаю я все, знаю! – начальство только рукой махнуло. – Да не в укор я тебе говорю, а так… Вслух просто размышляю. Вот скажи, Петренко, мы создали новое государство рабочих и крестьян, мы побороли бедность, разруху, страшную войну. Так почему мы не можем побороть этих тварей, которые живут по каким-то своим волчьим законам?

– Поборем, обязательно, поборем, – ответил Петренко. – Только здесь не только доблесть, но и хитрость нужна. Мы должны изменить методы. И для начала стать такими же, как они.

– Продажными шкурами, что за копейку мать удавят? – усмехнулся коллега. – Что их толкает грабить и воровать, если не элементарная жадность?

– Э, не скажите, – покачал головой Петренко. – Вы ж не с Одессы. Они живут по своим собственным законам. И не все из них продажные твари. Мы должны понимать эти законы, и тогда мы сможем разделить их, ясно вам?

– Не совсем, – сказал заместитель. – Что ты имеешь в виду?

Петренко помолчал, а потом начал:

– Если нам удастся разделить их – тех, кто просто ворует у кого попало и без всяких законов, и тех, кто соблюдает воровские правила и законы, мы получим тех, кто сможет всей этой воровской массой управлять. Да, они будут враждебны и к нам, к советскому государству. Но они смогут управлять всей этой уголовной толпой. А раз так, то, зная верхушку, мы, когда нужно, сможем надавить на нее. И таким образом мы все равно будем управлять ими, только негласно.

– Интересная мысль… – усмехнулся замначальника. – Интересная… И что для этого надо сделать, как ты думаешь?

– Разделить воров. Отделить одних от других. Создать привилегированную верхушку, некий класс, который будет соблюдать воровские правила и управлять всеми остальными. А те, кто управляем и подчиняется правилам, всегда легче и охотней соблюдают закон… Наш закон, понимаете? Будут так называемые воры в законе.

– Вор в законе? Что это за глупое понятие?

– Наше понятие, понимаете? Наше! Не их. Придуманное нами. Мы их будем называть так. А как они там себя сами будут называть – это уже их дело. Конечно, понятие глупое! Как могут быть совместимы вор и закон? Никак. Но это будет искусственное название, придуманное государством.

– А знаешь, Петренко, ты не первый человек, от которого я слышу эту мысль, – замначальника даже улыбнулся. – Ты не поверишь, но я слышал ее на самом высоком и серьезном уровне. Есть такое мнение, в самых верхах, что воров надо разделить… И кое-что уже делается…

– Разделяй и властвуй, – усмехнулся и Петренко, – это понятие придумали еще древние римляне.

– Да, я тоже слышал. Но никогда не думал, что оно будет применимо к ворам, – ответил коллега.

– А знаете, что я вам скажу? – Петренко чуть понизил голос. – Кто-то воплощает эту мысль в жизнь прямо сейчас. И смерти, которые мы имеем в последние два дня, – тому подтверждение.

– Не понимаю. Объясни.

– Смотрите сами… Червя и его ближайшего помощника показательно казнили. Причем сделали это так наглядно, как могли. Чтобы объяснить нам – ни кому-то другому, а именно нам, что убили их люди из их же уголовного мира, за преступление такое серьезное, что свои не пощадили своих! Это значит, что воры уже всерьез задумались о своих законах, и просто вдалбливание этих правил всем остальным идет полным ходом. Причем с наглядной демонстрацией. Смотрите, мол, все: кто нарушит наши правила, того ждет точно такая же участь. А значит, то, о чем мы сейчас с вами говорим, не пустые слова. Все это уже воплощается в жизнь и стало реальностью.

– Да, возможно, – заместитель нахмурился, обдумывая что-то свое.

– Давайте-ка вернемся к убийству! – напомнил Петренко. – Как я понимаю, Червь был один?

– Да, он выкупил все купе, – ответил коллега.

– И убийца тоже был один… – задумался Владимир. – Двое непременно привлекли бы внимание Червя. Это был не тот человек, который пропустил бы появление в вагоне двух мужчин, которые держатся вместе… Сбежал бы сразу – так, что только б пятки сверкали. Значит, один. Кстати, как по мне, весьма любопытный тип! Очень хотелось бы присмотреться к этому палачу и поскорее с ним познакомиться.

– Чем любопытный? – удивленно уставился на Петренко коллега.

– Ну посудите сами! Он сумел, не привлекая внимания, пройти через все вагоны поезда. И его появление не вызвало у Червя вообще никаких подозрений! Потом он смог зайти в купе, справиться со здоровым, тридцатисемилетним крестьянским мужиком… Да еще и совершить всю казнь… А ведь процесс был долгим, так, что никто из пассажиров вагона не заподозрил ничего подозрительного! И при этом палач, выходец из криминальной среды, исполняющий приговор воров, написал записку абсолютно грамотно, без единой ошибки, и красивым почерком!

– Ты хочешь сказать, что он из образованных?

– Именно! Видимо, в прошлом высокого ранга. Возможно, белый офицер. Не пасующий при виде крови, умеющий убивать, обученный грамоте уровнем выше, чем в церковно-приходской школе… – Петренко рассуждал вслух.

– А это с чего ты взял?

– А вы заставьте любого вора, умеющего писать, что-нибудь изобразить! Попробуйте! Нет, этот человек грамотный и образованный. Да, скорей всего белый офицер, который так сильно ненавидит советскую власть, что пошел служить бандитам.

– А вот это уже совсем серьезно! Белый офицер… – нахмурился заместитель.

– Тут все серьезно! Это убийство уже показывает, что в среде воров происходит раскол.

– Это с чего взял?! – По лицу замначальника угрозыска было видно, что он уже устал и не успевает следить за умозаключениями Петренко.

– Потому, что такого убийства раньше НЕ БЫЛО! – с ударением произнес Петренко. – Я, конечно, завтра же проверю по архиву. Но я запомнил бы, это точно. А значит, повторяю, такого убийства раньше не было. Оно произошло в первый раз, и в первый раз воры решились на подобные меры. Это раскол. А раз так, будут еще трупы.

А вот с этим утверждением Петренко его замначальника был полностью согласен.

– Я осмотрю здесь пока все, – сказал Владимир и принялся внимательно исследовать купе, стараясь не упустить ничего.

Коллега почти не следил за его действиями, явно погруженный в свои собственные мысли.

Дольше всего Петренко задержался у двери, осматривая ее очень тщательно.

– Интересно… – закончил он наконец осмотр. – На двери свежие зарубки. Что бы это значило?

– А как ты думаешь? – явно без интереса спросил начальник.

– Это не ремонт – замок работает отлично, – бормотал Владимир, рассуждая вслух. – Это просто зарубки, фикция… Сделанные непонятно чем… А, понял! Ну конечно же! – Он хлопнул себя по коленям. – Убийца производил манипуляции с замком двери, чтобы втереться в доверие к Червю, не вызвать у него никаких подозрений! Точно! Он выдал себя за сотрудника поезда – к примеру, проводника! Поэтому Червь и не запаниковал!

– Интересно, – в глазах коллеги появилось какое-то очень странное выражение, но Петренко был слишком занят собственными умозаключениями, чтобы обратить на это внимание.

– Значит, у него еще и отличный актерский талант впридачу… Да, его действительно нужно найти. Знаете что?

– Что? – даже перепугался замначальника.

– Мне нужны адреса людей, которые ехали в этом вагоне. Все. Хочу побеседовать со свидетелями.

– Их уже опрашивали, – отмахнулся тот. – Все показали, что в вагоне не происходило ничего подозрительного. Никаких посторонних не было.

– И все-таки я хотел бы поговорить сам, – настаивал Петренко.

– Ну, хорошо, организуем, – пожал плечами коллега.

После осмотра вагона Владимир поехал в морг. Старый анатомический театр всегда производил на него самое гнетущее впечатление.

Патологоанатом, дежурившим в тот день, был хороший его знакомый. Поэтому он и дал прочитать протокол вскрытия и даже показал тело Червя. Осматривая его, Петренко не обнаружил ничего нового. А протокол вскрытия полностью подтверждал то, что рассказал замначальника в вагоне поезда – время смерти было 3 января с 5 до 7 вечера.

– Ну, мне повезло, что именно вы проводили вскрытие, – улыбнувшись, сказал Петренко. – А какую-то странную деталь можете припомнить? Вы же меня знаете. Ну, из серии того, о чем не спрашивают?

– Сложно сказать, – задумался врач. – Ну разве что он бросал курить, долго не курил. Не ужинал – содержимое желудка было пустым. Да, и еще – у него долгое время не было полового контакта с женщиной! – оживился он.

– А с мужчиной? – усмехнулся Петренко.

– Вообще не было полового контакта, долго. Наблюдался застой семени. – Патологоанатом не улыбался.

– Вот это уже интересно! Обычно все бандиты таскаются по дешевым бабам. Недостатка в бабах они не испытывают. Да и деньги у Червя были… И в лагере он давно не сидел, в смысле в тюрьме… Это значит, что он жил в сильном нервном напряжении. Так нервничал, что было ему не до баб… Или боялся, что из-за нервов с бабой ничего не получится, такое тоже может быть. А это уже ценная информация! Спасибо, доктор, – искренне поблагодарил Петренко. – Интересно, почему так психовал этот бандит? – Это он тоже произнес вслух.