Мои пациенты

Я думаю, у каждого врача, независимо от его специализации, есть пациенты, которых он по каким-то причинам помнит. Есть такие и у меня. Причем речь идет не о степени тяжести случаев – это наш крест, и другим лучше не знать, что приводит людей к психиатру, а об эмоциональной составляющей, которая не дает их забыть. Попробую в хронологическом порядке рассказать о некоторых.

Первый пациент. С ним я столкнулся в Германии, когда работал там в закрытом отделении для больных с различными видами зависимости. В этом отделении они находятся, как правило, принудительно, потому что результат их зависимости вызывает поведение, не совместимое с моралью общества.

Внешне он выглядел, ну, скажем так, как молодой Янковский. Отрешенный задумчивый взгляд, у персонала не было с ним никаких проблем. Он находился у нас, потому что его персональный куратор, назначенный судьей, подыскивал ему специальное жилье, где обученный персонал оказывал бы всю необходимую помощь и поддержку в повседневной жизни. Ах, да, он был бездомным, ночевал в церкви. Его там акцептировали до тех пор, пока он не начал, как бы поделикатней выразиться, справлять в храме малую нужду. Он говорил потом, что это был пролитый лимонад, но все знали, что это было на самом деле.

Все началось с внезапного звонка, который я сначала оторопело принял за розыгрыш, ошибку. Женщина на другом конце провода начала говорить, что она – графиня, что обеспокоена судьбой этого молодого человека и нашла ему место в одном из монастырей в Австрии. И просит отпустить его на выходные, чтобы она могла слетать с ним туда и дать ему возможность познакомиться с новым местом жительства. А также решить все практические вопросы, связанные с оформлением проживания в монастыре.

Я побежал к шефу, потом связался с куратором пациента. Они оба подтвердили: да, действительно графиня! Да, из альтруистических побуждений полна решимости помочь человеку! По техническим причинам мы не могли отпустить его на выходные – из закрытого отделения нельзя выходить. Поэтому выписали нашего подопечного на попечение графини, о чем ее известили. Выписали и забыли быстро, благо каждый день приходилось решать большое количество других проблем.

Через несколько дней – графиня на телефоне. Тон из восторженно-утверждающего стал просительный и жалобно-страдающий. А произошло следующее. Они с сопровождающим и пациентом благополучно прилетел в Вену и поехали на машине в монастырь. Перед воротами пациент встал и лаконично, без объяснения причин, сказал, что он внутрь не пойдет! Тогда она полетела с ним обратно в Германию и, будучи все еще одержима ему помочь, поселила в своем замке в гостевой комнате.

По-видимому, у нее все-таки не до конца произошел разрыв с реальностью, и она его в свое отсутствие на всякий случай заперла. Молодому человеку пришлось это не по душе, и он раскрошил всю мебель на кусочки! Теперь графиня просит принять его обратно. Немного поломавшись для приличия, мы согласились.

* * *

Второй пациент. С ним я встретился, работая в той же клинике. Он поступил в открытое отделение добровольно для стабилизации. У него была семья, дети, IQ – чуть ниже среднего. Он обладал следующей особенностью: в состоянии стресса выпивал две бутылки пива, искал ближайший мост и прыгал. Стрессом для него были, например, ссора с женой или полученные одновременно несколько административных писем, которые требовали какой-то активности. В общем, это с ним довольно регулярно происходило.

Раньше он жил в Кельне и там часто прыгал в воду. Из-за этого они переехали в провинцию, потому что там мосты пониже. Он не собирался покончить жизнь самоубийством, просто после прыжка успокаивался. Высота не имела значения, какой это мост – тоже. Один раз он спрыгнул с железнодорожного моста на рельсы, переломал себе все, что можно, но остался жив.

После этого он был на принудительном лечении восемь месяцев и с гордостью рассказывал мне, чему за это время научился: перед тем как идти искать мост, звонить в соответствующие спасательные службы и предупреждать их о своих намерениях.

Один раз спасатели приехали на перехват чуть позже, и пациент уже был на мосту. Операция по предотвращению прыжка стоила шестнадцать тысяч евро! Он побыл у нас недели две, потом я его спросил: «Ну, что, успокоился? Не будешь больше с моста прыгать?» Получив ответ, что не будет, я выписал его домой.

* * *

Третий пациент. Этого молодого парня к нам привезли полицейские. Без документов и в беспомощном состоянии он был подобран ночью на одной из железнодорожных станций в Польше. Так как говорил он на чистом классическом немецком, то его привезли к нам.

Он не называл своего имени и в истории болезни был вписан как Alias – некто, неизвестный. Видно было, что еще недавно он жил в хороших условиях, был ухожен и упитан. Все время испуганно молчал, а однажды в моем кабинете вдруг начал рассказывать о пытках в концлагерях. Называл себя доктором Менгелем и с такими подробностями все описывал, что у меня мурашки по телу пошли.

Мы объявили его в центральный розыск по всей стране. Через месяц выяснилось, что он сбежал из психиатрического отделения, как-то за несколько дней пересек всю Германию и добрался до Польши. Мы связались с его семьей, и отец уже выехал за ним. Уже зная имя юноши, мы ничего ему не говорили, потому что неизвестно было, как он на это отреагирует.

Разрешилось все очень неожиданно. У нас в отделении был еще один пациент. Он отличался тем, что когда нарастало его напряжение, притаивался в углу, как в засаде, и бросался на проходящих пациентов. Задача персонала – вовремя заметить это и предупредить инцидент дополнительной инъекцией. На какое-то время больной успокаивался.

А в этот раз его «прозевали». Услышав из своей комнаты крики о помощи, я выскочил в коридор и увидел, как он напал на нашего «инопланетянина» и фигурально его душит! С трудом разняв их, я завел испуганного парня в кабинет, и тот начал просить нас защитить его от страшного пациента. Потом сразу назвал свое имя и откуда он. Но мы это уже и без него знали. На следующий день приехал отец и забрал его домой.

* * *

С этим пациентом я встретился в Голландии. Простой парень, он ничего в жизни не умел, кроме как ловить рыбу. Был он рыбак в третьем поколении. Несколько один за другим случившихся психозов, связанных с чрезмерным употреблением алкоголя и марихуаны, перешли в шизофрению. Когда он сам понимал, что с ним что-то не так, он начинал принимать медикаменты. Через два-три месяца, когда симптомы переходили в ремиссию, прекращал лечение. И так по кругу.

Работать и общаться с ним было одно удовольствие, но речь пойдет не об этом, а о его удивительном увлечении. Он разводил креветок! В его квартире с двумя спальнями на первом этаже стояло двадцать баков с водой, в которых и жили креветки. Их у него было, по его подсчетам, шестнадцать тысяч, и я ему верил. Он выращивал их, последовательно пересаживая подрастающих особей в другие баки.

Он мог долго и увлеченно рассказывать, как он будет продавать их в рестораны, как все будут ему за это благодарны, и сколько он на этом заработает. Иногда он их ел, готовя по каким-то своим особым рецептам. Но у него даже компьютера не было и, естественно, никакого бизнес-плана – тоже. Отсутствие компьютера он объяснял тем, что конкуренты могут его взломать и выведать все его секреты, поэтому всю информацию он держит в голове. Наша задача была – регулярно навещать его и держать руку на пульсе.

А закончилось все очень неожиданно. В конце года он, к своему удивлению, получил счет за воду и электричество – где-то в районе пяти тысяч евро! Проблему он решил радикально: однажды ночью выпустил всех креветок в ближайший пруд, оставив себе штук двести самых любимых. Платить по счету он не собирался, да ему и нечем было. Он был просто уверен, что ему удастся убедить судью и все сопутствующие инстанции, что счетчики воды и электричества что-то напутали, так как его креветки физически не могли столько израсходовать. Доказательство тому – два маленьких аквариума, сиротливо стоящих в углу. А нам что? Лишь бы пациент был спокоен и доволен. Продолжаем мониторить.

Голландия для внутреннего пользования

Синдром пустого гнезда

Оно все-таки ушло, лето. Да что там ушло, оно в этом году и не приходило вовсе. На улице моросит скучный серенький дождик, третий день дует ветер. В такие дни я жалею, что не курю. Стояла бы у раскрытого окна, бормотала про «непогоду, осень, куришь»¹, глядишь, манерность ситуации компенсировала бы плохое настроение и горечь утраты.

Детская комната пуста, сын свалил в Испанию искать смысл жизни. Вернется, скорее всего, не скоро, если вообще вернется. Оно и правильно, взрослые дети должны жить отдельно. Я тоже так хочу, смысл жизни искать, и желательно где-нибудь там, где лето. Только я уже давно поняла, что это – занятие бессмысленное, хотя и интересное. Поэтому я здесь, в Голландии, просто стою и смотрю на экс-детскую комнату с желанием переделать ее в гостевую.

Ремонт, что ли, сделать? И будет все хорошо. Arbeit macht gesund. Так говорил мой немецкий домашний врач, когда я приходила к нему за больничным. Мне всегда хотелось добавить: «…und frei». Первая фраза переводится «работа делает здоровым», надпись «Arbeit macht frei» висела на воротах немецких концлагерей.

Прошествовавший по коридору младший сын бросил в мою сторону что-то насмешливо сочувствующее по поводу empty nest syndrome². Ни фига подобного, нет у меня никакого синдрома! Просто цвет у комнаты какой-то поносный… Противный и нерадостный. И вообще, чего-то новенького хочется.

Вспоминаю, как лет десять назад, когда мне захотелось чего-то новенького, мы чуть не уехали в Австралию. Поэтому сейчас, когда я захотела переделать комнату, потому что мне опять чего-то новенького захотелось, муж вздрогнул и быстренько сказал: «Хочешь переделать, валяй, если тебя это развлечет. Забавляйся, пожалуйста, я не возражаю». И даже не мешал мне выбирать обои.

Стены в комнате должны быть серые, как дождь. И пустить желтый декор… Вазу поставить желтую, или еще что-нибудь. А для яркости картину нарисовать, абстрактную, только я рисовать не умею. «Шура, скажите мне, как художник художнику…»

Измерила стены, прикинула, что рулонов нужно приблизительно семь и один запасной, на всякий случай. Маловато что-то… Разрезала рулоны на куски, из каждого получилось по три полоски и много остатков. У меня большой опыт по части обоев. Как это ни парадоксально звучит, это потому, что я была единственным и избалованным ребенком в семье. Когда моя бабушка строила дом, я дико хотела во всем участвовать, но меня к процессу и близко не подпускали. Даже рамы на окнах покрасить не давали! Поэтому, когда мы купили свой дом в Голландии, я дорвалась до него, как дурак до фантиков.

Сначала ободрала все обои на втором этаже, потому что они были колючими. Как мелкая терка для морковки, коснешься рукой нечаянно – до крови свезешь! В Голландии очень популярно клеить такие обои, вероятно для того, чтобы их не лапали лишний раз, и чтобы пятен не было. Содрала я их к чертовой матери и наклеила новые. А потом опять содрала, потому что клеила в первый раз и получилось плохо.

А в этот раз смешно вышло. Поклеила всю комнату, а остатки обоев еще неделю в углу валялись. Сразу лень было вынести, а потом забывала. Наконец, выбросила, зашла в комнату и увидела, что часть стены над дверным проемом со старыми обоями осталась. Теперь у меня в комнате все стены светло-серого цвета, а над дверью – светло-коричневого, который нерадостным мне казался. Доклеивать нечем, я в магазине последнее забрала. Так и оставила пока. Получилось даже символично, как будто одной ногой старший сын еще здесь. Переклею через год, когда уйдет младший.

Осень

В Голландии осени нет. И зимы нет, и весны тоже. Лето есть иногда. Оно или как осень, или жарко и душно, как в тропиках в сезон дождей. Понятно, что как календарное время года осень здесь присутствует. Я просто никак не привыкну к тому, что листва очень долго зеленая. Она просто не успевает пожелтеть при такой влажности. Вот как это бывает у нас: сначала лист зеленый до середины октября, потом сразу сохнет до коричневого и, минуя желтую фазу, падает в канал. Но не тонет, а копится мокрыми комочками на зеленой глади ряски.

Зато облака осенью – самые голландские. Есть даже такое понятие как dutch sky. Это какие-то особые формации облаков, какие, говорят, бывают только в Голландии. То есть, если вы увидите такие надутые тучки в Германии или Бельгии, то это не dutch sky, а если границу перейдете, то такие же в точности будут dutch. К нам даже японские фотоохотники за облаками приезжают, и почему-то именно осенью. Гоняются за ними стаями по всей стране… Чудаки, что за ними гоняться. Страна такая маленькая, что одно настоящее облако со всех концов видно.

Бывает, что осенью дует очень сильный ветер. Тогда падают не только листья с деревьев, но и велосипеды. Они кружатся, кружатся по улицам и площадям, а хозяева их ищут.

К октябрю созревает кислый голландский виноград. Правда, большинство людей не знает, что он кислый. Для этого его надо попробовать, а голландцы не приучены тащить в рот то, что растет на деревьях.

А вот солнечная осень мне здесь очень нравится. Если спрятаться за стеклянную перегородку пляжного ресторана, то легко можно перепутать осень с летом. Да бог с ним, с солнцем, пусть будет просто дождь и яркие зонтики. И сидеть под навесом уличного кафе, укутав колени пледом, и чтобы газовая лампа грела плечи.

Перелом ниже пояса

Наш сын сломал ногу. Ничего страшного, дело еще осенью было, все давно зажило. Говорю об этом прискорбном случае, потому что собираюсь рассказывать о голландской медицине, а делать это лучше, опираясь на собственный опыт. В общем, готовьтесь, начинаю вещать об ужасах местной медицины, которая тем не менее считается одной из лучших в Европе.

Сначала я хотела пройтись по всем пунктам: домашние врачи, страховка, профилактика… Впрочем, что говорить о том, чего нет. Это я о профилактике. Здесь к врачу можно попасть только если серьезно заболеешь, но никак не с целью проверить, все ли у тебя в порядке. Регулярные гинекологические осмотры, к примеру, в Голландии проходят только проститутки, и я не преувеличиваю. Тема это большая и больная, поэтому буду излагать постепенно и начну со скорой помощь. Не только о той, что с мигалкой домой приезжает, но и о пунктах скорой помощи.

Их в Роттердаме всего два, и это во втором по величине городе Голландии! А нечего! Потому что самая первая инстанция на пути к гипсовому кабинету – это домашний врач, то есть терапевт. Если несчастье приключилось ночью или в выходной, то дежурный терапевт. Ему надо предварительно позвонить, а только потом приехать. Там уже врачи посмотрят и решат, что с тобой делать дальше. Конечно, я не говорю про тяжелые аварии с жертвами на дорогах или инфаркт прямо на улице. Тогда вопросов нет. Скорая приезжает, вертолет прилетает и довольно быстро пациент оказывается на операционном столе или в реанимации. Я про дежурные ситуации типа «упал, очнулся, гипс». Но обо всем по порядку.

Это был первый перелом ниже пояса. Фраза принадлежит пострадавшему, но не потерявшему чувства юмора сыну. До этого момента он ломал себе руки и палец, очень уж активный был в детстве. Вот и в этот раз бегал ночью по набережной и навернулся, не заметив в темноте бордюра. Сын, его зовут Мишка, не с нами живет, в студенческом кампусе, неподалеку от нашего дома.

Позвонил он часов в двенадцать ночи и попросил за ним приехать. Сказал, что упал, мол, нога болит очень. На адреналине поднялся по лестнице до своей комнаты, собрал вещи и ждал нас на улице. Мы привезли сына домой, уложили спать, а утром муж поехал за костылями. В больницу Мишка даже не собирался, ходит же? Вернее, вчера ходил. А сегодня в душ поскакал, на ногу ступил и от болевого шока в обморок свалился. Понятно, что дело серьезное, в больницу надо.

Как я уже говорила, система попадания в больницу здесь сложная, врача на дом можно вызвать разве что в предсмертном состоянии. В нашем случае надо было как-то дошкандыбать до терапевта, он с умным видом должен посмотреть на опухшую ногу, покачать головой и сказать: «На рентген надо!»

Щас, не дождетесь! Мы к гуманному отношению к своему телу привыкли. Звоню мужу. Он и сам врач, только по другой части, по душевной, поэтому у него хватает терпения с коллегами разбираться. К счастью, он еще не доехал до работы и смог быстро вернуться домой.

Смотрю по интернету адрес ближайшей клиники, едем. Помогаем Мишке выйти из машины, он прыгает к центральному входу. Хорошо, я сестричку по дороге заловила и спросила ее, куда нам дальше. А она: «Извините, пункт скорой помощи уж три месяца как не работает, поезжайте в другую больницу». Да не проблема, только что, нельзя об этом на сайте написать?

А еще с костылями неувязочка вышла, они разной длины оказались. Мужик, что их в аренду сдавал за восемьдесят центов в день, сказал, что длина легко регулируется, если знаешь как. Мы не знаем, поэтому поехали обратно в костыльную. Боря нервничает, ему на работу надо. Нас оставляет в машине, сам с костылями подмышкой бодро рысит в магазин. Дождался, пока работник освободится и просит: «Отрегулируй быстро по-хорошему!» Мужик спрашивает:

– Для себя берете?

– А как вы думаете? Я же бегаю!

– Ну мало ли… Вдруг на будущее?

И видно, что не шутит, что и правда так думает! И говорит, что не может наобум длину выставить, ему для этого тело нужно. То, что муж такого же роста, как сын, доходит до него крайне медленно. Еще минут пять подобного диалога увенчались успехом, муж с одинаковой длинны костылями возвращается и везет нас в следующую клинику.

Поехали в ту, что за городом. Там точно меньше народу, чем в университетской в центре. Больничка не маленькая, при ней даже отель для родственников есть. Подразумевается, что пациенты издалека приехать могут, потому что примерно треть стационаров по всей Голландии закрыли и на амбулаторный прием перевели. Экономия.

Мы отметились в регистратуре, сели в комнате ожидания, которая и не комната вовсе, а закуток при главном входе. Здесь не скучно. Через стеклянную дверь видно бригаду скорой помощи, на экране на стене ролик крутят, где подробно разъясняют, что надо делать при несчастном случае. Напротив женщина плачет. Она с велосипеда упала, ее та бригада, что за стеклом мелькает, с травмой головы недавно привезла и на стульчике оставила. Мучается, бедняга, но по телефону кого-то убеждает, что она после перевязки сама до дома на метро доберется: «Ты, главное, дорогой, велосипед мой забери, он в порядке еще».