Илья Бикерман (домашнее имя – Люша) родился в Кишиневе в 1897 г. Согласно части сохранившихся документов днем его рождения было 1 июня по старому стилю. Так, например, следует из свидетельства о рождении, выданного 30 января 1906 г. в Кишиневе, которое находится в его университетском деле:
«Свидетельство № 119
Дано от Кишиневского Городового Раввина за надлежащей подписью и печатью в том, что в метрической книге о родившихся евреях г. Кишинева за 1897 год значится под № 414 мужской графы акт следующего содержания: “тысяча восемьсот девяносто седьмого года июня первого дня родился сын Илья. Отец окнянский38 мещанин Иос Мнашков Бикерман, мать Сура”39.
Во всех сохранившихся дореволюционных российских и берлинских документах Бикермана, включая его автобиографию, предваряющую защищенную в Берлине диссертацию, а также в свидетельстве о браке, заключенном в Париже, и в американском документе 1951 г. (Social Security application) стоит та же дата. Однако на других американских документах и также в кратких биографических справках, печатавшихся в Who is Who in America, начиная с 1958/1959 гг.40, и в более расширенном варианте, написанном для «Международного биографического словаря центрально-европейских эмигрантов»41, датой рождения названо 1 июля 1897 г.
И между тем Баумгартен без колебаний называет датой его рождения 2 февраля по старому стилю42. Он опирается на свидетельства родственников Бикермана о том, когда он праздновал свой день рождения. Впрочем, и здесь не все однозначно. Дина Бикерман Шунмейкер, племянница Бикермана, датирует его рождение 2 февраля по новому стилю. Баумгартен считает, однако, что племянница ошибается и что днем рождения действительно было 2 февраля, но только по старому стилю, чему, как он полагает, соответствовало 15 февраля по новому. Баумгартен основывает свое предположение на ответе Бикермана на письмо Ганса Леви, который датируется 15 февраля 1943 г. В нем Бикерман упоминает о том, что ему было приятно получить письмо Леви в день рождения. Учитывая, что Бикерман обычно отвечал на письма в день получения, Баумгартен рассудил, что именно 15 февраля и было его днем рождения. При своем пересчете Баумгартен, однако, не учел год рождения Бикермана. До 1900 г. разница между юлианским и григорианским календарями составляла не 13, а 12 дней, из чего следует, что 2 февраля 1897 г. по юлианскому календарю соответствует не 15, а 14 февраля по григорианскому. Забыв об этой разнице, Баумгартен делает вполне распространенную ошибку, которую Бикерман, автор книги «Хронология древнего мира»43, лучше других знающий о всех особенностях пересчета дат по различным летоисчислениям, сделать не мог44. При этом февраль как месяц его рождения сомнения не вызывает: то, что Бикерман родился в феврале, подтверждает и свидетельство его бывшей жены Аниты Сюзанны Бикерман, которая 31 января 1970 г. послала ему открытку из Рима, в которой поздравляет его с приближающимся днем рождения, и спутницы более поздних лет Марии Альтман, которая выразила в письме Хаиму Тадмору удовольствие тем, что первая лекция памяти Бикермана состоится в феврале, «поскольку (не по паспорту) это месяц его рождения»45.
Причину изменения даты рождения Баумгартен объясняет тем, что Бикерман был зачат до брака и, дабы избежать кривотолков, его день рождения был сдвинут на четыре месяца. Обосновывает он свое предположение тем, что, согласно воспоминаниям Иосифа Бикермана, ему, рожденному 15 февраля 1867 г., было во время совершения брака 29 лет, а невесте, родившейся 15 июля 1861 г. «без малого 35»46. Мне не вполне понятно, откуда Баумгартен взял возраст жениха. В своих воспоминаниях Иосиф Бикерман пишет только, что «Сарре, когда мы сошлись с нею, было уже без малого 35 лет и что она была старше меня на шесть лет», из чего отнюдь не следует, что брак был совершен обязательно после 15 февраля, когда жениху уже исполнилось 29 лет, или что брак должен был быть заключен позднее мая 1896 г.: «без малого» достаточно неопределенное наречие и вполне может быть употреблено по отношению к женщине, которой осталось два-три месяца до тридцати-пятилетия47.
В гипотезе Баумгартена есть еще одно слабое звено: если, как он полагает, брак был заключен в июне или июле, то изменение даты в свидетельстве о рождении на четыре с половиной месяца, представляется излишним – гораздо правдоподобнее было бы изменить ее на месяц или два: чем меньше разница между реальным возрастом младенца и датой в свидетельстве, тем менее заметна подтасовка: выдать четырехмесячного младенца за новорожденного крайне сложно.
Впрочем, Баумгартен не исключает того, что его подозрения ошибочны. Он приводит письмо Лариссы Бонфант, в котором та сообщает ему, что Бикерман был рожден преждевременно и что его с большим трудом выходила мать48. Впрочем, это опять-таки не объясняет причину переноса дня рождения на четыре месяца.
Я не могу предложить объяснения, почему дата в свидетельстве о рождении была изменена, но то, что она была изменена, сомнения не вызывает. Это косвенно подтверждается одним любопытным документом.
16 июня 1917 г. был заполнен опросный лист на юнкера 1 роты 3-й Петергофской школы прапорщиков Илью Иосифовича Бикермана. В графе «Время рождения» было указано: «не помнит дня рождения (справиться по бумагам) 1897 г.»49. По-видимому, дата, стоявшая в официальном свидетельстве, имела столь малое для Бикермана значение, что он не мог ее вспомнить, не заглянув в бумаги.
Именно этим, мне кажется, следует объяснить и смену даты рождения с 1 июня на 1 июля в официальных американских документах вместо пафосного и достаточно сложного объяснения, предложенного Баумгартеном: Бикерман «покинул ад нацистской Европы 14 июля… Если перевести эту дату в юлианский календарь, то получается 1 июля, и я полагаю, что Бикерман выбрал 1 июля 1887 г. как свой новый день рождения, чтобы отметить таким образом начало новой эры в своей жизни, которая началась в тот день, когда он ускользнул он нацистов»50. Думается, что изменение даты в американских документах с 1 июня на 1 июля объясняется проще: как и за 25 лет до своего прибытия в США, Бикерман не смог вспомнить официальную дату своего рождения и, заполняя очередную американскую бумагу, просто перепутал июнь с июлем.
Отец играл важную роль в жизни Ильи. Судьба отца чрезвычайно примечательна, и детали биографии достаточно хорошо известны благодаря написанным им по-русски воспоминаниям51, которые были впоследствии переведены младшим братом Ильи, Яковом, и составили первую часть книги «Два Бикермана»52. Я позволю себе приводить обширные цитаты из этого весьма любопытного сочинения.
Иосиф Бикерман родился 15 февраля 1867 г. в бедной еврейской семье в местечке Окны. «В нашей семье с гордостью рассказывали, – вспоминал Иосиф Бикерман, – что крестьяне прозвали моего прадеда Эос (Иосиф) Справедливый. Уровень образования этого Справедливого не превосходил, вероятно, образованности деревенского еврея этих мест вообще, но из детей его некоторые уже сделали шаг вперед. Мой дед, Бер, был уже хорошим талмудистом; ему даже было предложено место раввина, от которого он однако отказался. В более старые годы он был Меламедом, а жена его вела коммерческое дело, именно отдавала на прокат мешки. По-видимому, был некоторый достаток, хотя, разумеется, очень скромный. Рано умерший брат деда оставил репутацию еще большего талмудиста. Два других брата, кажется, старших, были приписаны прадедом к еврейским колонистам, чтобы этим путем освободить их от обязанности военной службы, которая была, главным образом, тем страшна евреям, что на службе невозможно соблюдение еврейского закона: приходится есть трефное, нарушать святость субботы. Они и их дети остались неучами. Из трех сыновей моего деда два младших тоже блистали образованностью в еврейском образовании, а старший, мой отец, хотя он обладал не меньшими способностями, почему-то не пошел далеко в талмудической учености.
Через бабушку, мать моего отца, мы приобщились к более знатному по еврейским представлениям роду: она была внучкой или правнучкой Рав-Иейви, знаменитого раввина ХVIII столетия, сидевшего на острожской кафедре, которая долгое время блистала своими раввинами и на которой в свое время сидел гениальный Магаршу. Наш род находился также в некоторых отношениях свойства с савраньскими цадиками, а с другой стороны, по роду моей матери, с “Пиковер Магид”, принадлежавшим, кажется к ученикам Бешта, основателя хасидизма…
Мое появление на свет было не вполне обычным. Отец мой, женившийся, как было тогда принято, очень рано, жил с женой в добром согласии. Но когда она и после восемнадцатилетней жизни с мужем все еще оставалась бездетной, он с ней развелся. Дети нужны были отцу не для того, чтобы оставить им родовое имущество, а потому что он хотел иметь кадиш, т. е. сына, который в годовщину смерти отца, в присутствии десяти евреев, произносит моление, восхваляющее имя Господа, Творца вселенной. Когда такой кадиш оставлен и восхваление единого Бога обеспечено, еврей считает, что он сделал в земной жизни должное и может предстать перед лицом Господним.
Разведшись с первой женой, отец вступил в брак со своей двоюродной сестрой, которая была на 18 лет моложе его и позже стала моей матерью. Но раньше меня родились две девочки: жаждаемого кадиша пришлось ждать. Мое рождение было таким образом долгожданным событием, и я с самого рождения стал любимцем. Воспитание было, конечно, предопределено: еврейский хедер. Но дорожа моим здоровьем, отец отдал меня в хедер сравнительно поздно – на пятом году жизни или даже в начале шестого. Я успешно проделал все то, что в то время полагалось еврейскому мальчику: произнес речь и вообще делал быстрые успехи в учении, чему счастливый отец не мог нарадоваться»53.
Дед Бикермана был вынужден вывезти семью из местечка Окны из-за невозможности ее прокормить в немецкий поселок Старые Кушары, где он занялся водочным промыслом. Иосифа же Бикермана отправили в местечко Яновка, где жил его дядя, поскольку в поселке не было еврейской школы. Иосиф делал блестящие успехи в изучении Талмуда, и было решено отдать его в ешибот в Кишиневе. Для поступления нужно было сдать экзамен по Талмуду, который Иосиф выдержал с блеском. Вот как он рассказывает об экзамене: «Я уже несколько месяцев не посещал школы и хромал в чтении талмудического текста, который там читали, как Бог на душу меламеда положит. Но преподаватель Талмуда формальным изъянам не придает значения: испытывается ум кандидата, его сообразительность. Мне шел тогда девятый год, а предложили мне на экзамене отрывок из трактата о венчании, глава вторая.
Мишна, т. е. более древняя часть Талмуда54, изложение коей приближается по форме к тексту законов, сопровождается, как всегда в Талмуде, во много раз более пространными контроверзами (Гемара) по поводу сказанного в Мишне. Мы с экзаменатором сидели на соседних стульях и имели перед собой один экземпляр. Экзаменатор тщательно закрыл руками текст гемары, так что я мог читать только Мишну, которая начиналась следующим образом: человек может либо сам обвенчать себе жену или через поверенного, буквально – посланного. После чтения текста экзаменующий спросил меня: какой вопрос можно тут задать? Ответ: что можно обвенчаться через поверенного, – это нужно определенно сказать, но что человек может обвенчать себе жену, – это само собой понятно: это, следовательно, в Мишне лишнее. Как раз этим замечанием начинается разбор Мишны в Гемаре. Я таким образом попал в самую мишень и за этот подвиг был принят сразу в четвертый класс»55.
Успехи Иосифа в ешиботе были столь велики, что из четвертого его перевели в шестой, а из шестого сразу в восьмой класс (всего в ешиботе было десять классов). В восьмом классе Иосифу не повезло с преподавателем, и по окончании семестра он решил больше туда не возвращаться и продолжить учение самостоятельно. Семья переехала в Бендеры, где был куплен недостроенный домик на окраине. Все деньги были потрачены, и, чтобы семья не умерла с голоду, уже немолодому деду пришлось заняться поденной работой на мельнице. Несмотря на нищенское существование, никому не приходило в голову отправить на работу Иосифа: он был предназначен для высокой задачи – изучения Торы и Талмуда. Тем не менее через некоторое время стало очевидно, что семья не выживет, если Иосиф не будет зарабатывать, и ему, как он сам пишет, «пришлось спуститься с подоблачных высот в земную юдоль» и заняться продажей зельтерской воды на базаре. Однако он не оставлял занятий Талмудом и посвящал им все свое свободное время.
В 15 лет Иосиф переезжает в Кишинев. И здесь происходит важное изменение в круге его интересов и занятий. «Важнейшим в моей жизни было в ту пору то, что тяготение к учению, бывшее раньше неопределенным по объекту с наклоном к еврейской образованности, единственной мне знакомой по опыту, переместилось теперь в сторону общеевропейской образованности. Это перемещение не было результатом принятого решения, а само собой произошло: расширился кругозор, изменился вкус… Ближайшая задача состояла в том, чтобы овладеть русским языком, и я принялся усердно читать русские книги и изучать русскую грамматику; этому я теперь отдавал всякий свободный час. Но так как меня, кроме учебы, тянуло наслаждаться уже завоеванными людьми знаниями, то я положил себе пятничные вечерние часы отдавать чтению на древне-еврейском языке – я читал тогда историю, кажется, Шульмана, – а остальное свободное время на одоление русской грамоты, и я этого решения строго придерживался… Так как свободных часов у меня было очень мало, то я, торопясь одолеть грамоту, вставал с постели, как только в доме воцарялся сон, зажигал лампу и принимался за учебу»56.
Через некоторое время Иосиф решил отказаться от службы, чтобы полностью посвятить себя занятиям. У него был урок, который приносил ему два рубля в месяц, и он рассудил, что на шесть копеек в день, ограничив свой рацион хлебом и фруктами, он сможет прожить. Теперь он мог все свое время отдавать учебе.
Иосифу Бикерману было 30 лет, когда он сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости. Как напишет впоследствии его младший сын: «Мой отец проскочил несколько веков за десять или пятнадцать лет»57. К этому времени он уже был женат и у него родился старший сын, будущий великий историк Илья Бикерман. Получив аттестат, в 1898 г. Иосиф Бикерман поступил на историческое отделение историко-филологического факультета Императорского Новороссийского университета. В студенческие годы он зарабатывал на жизнь частными уроками, бесплатно преподавал в вечерней школе для взрослых и получил место секретаря в Одесском отделении Общества для распространения просвещения среди евреев. Бикерман стал своим человеком в кругу еврейской интеллигенции Одессы. После окончания университета с дипломом первой степени он преподавал в коммерческом училище Гохмана и в частной гимназии Иглицкого.
К одесскому периоду относится начало публицистической деятельности Иосифа Бикермана. Еще будучи студентом, в 1901 г. он печатает в «Русском богатстве» статью «О сионизме и по поводу сионизма». «Статья имела исключительный успех. Я писал потом много статей, но ни одна не вызвала такого шума, как эта: еще через годы и десятилетия случайные встречные услышав мое имя, спрашивали: не вы ли автор статьи о сионизме или это родственник ваш? Время было глухое, душное, перед раскатом грома революции; это, конечно, способствовало успеху»58.
Статья эта важна для понимания взглядов не только Иосифа Бикермана, но и его сына. Основную и принципиально важную идею этой статьи Бикерман повторит спустя 38 лет в своей брошюре «К самопознанию еврея», вышедшей в Париже на русском языке59
О проекте
О подписке