Встреча с кошкой явно встревожила волка, после посещения спальни он ещё какое-то время продолжал нервно поводить хвостом и опасливо озираться по сторонам. Чтобы отвлечь его Ольга решила показать ему свои владения под открытым воздухом и вывести волка во двор. Для этого девушка позвала его обратно в кабинет, там она подошла к окну и, отдернув закрывавший его прозрачный тюль, сдвинула в сторону высокую белую раму. Открылся выход на крытую, выложенную коричневой плиткой террасу, шедшую вдоль трёх стен дома – к четвёртой примыкал гараж – за которой лежал небольшой сад. Вернее, это был даже не сад, а просто газон, местами разбавленный самостоятельно выросшими или посаженными Ольгой цветами. Спуститься на лужайку можно было в любом месте террасы, сбегавшей к земле двумя широкими ступенями, а оказавшись внизу, достаточно было сделать всего несколько шагов, чтобы упереться в кованый полутораметровый забор. А за забором расстилалась широкая холмистая долина, на окраине пересеченная быстрым нежно-бирюзовым потоком реки, и над всем этим возвышалось бескрайнее синее небо, увенчанное ослепительным солнечным диском.

Как только Ольга открыла окно на террасу, волк с готовностью выскочил на неё и, спрыгнув на траву, побежал исследовать участок. Вёл он себя очень бодро для недавно вышедшего из наркоза зверя и с удовольствием резвился на территории, обнюхивая цветы и бегая туда-сюда вдоль стен дома. А иногда, подбежав к забору, он замирал возле него, просунув нос в проём между прутьями, и смотрел вдаль, туда, где на вершине крутого противоположного берега реки рос тёмным массивом многовековой лес. Так продолжалось минут пятнадцать, пока волк, вероятно, ещё не совсем оправившийся после операции, не вернулся к наблюдавшей за ним с террасы Ольге и не улёгся, усталый, возле её ног, положив мохнатую голову на вытянутые лапы.

Когда осмотр дома и придомовой территории был закончен, перед Ольгой встали практические вопросы содержания нового питомца. Кормом для него она запаслась – большим мешком в десять килограммов, которого, по словам врача, должно было хватить на первое время – теперь оставалось придумать, во что этот корм насыпать, а также куда налить воду волку для питья. Для решения этих проблем девушка решила употребить две глубокие пластиковые миски из целого набора, некогда приобретённого ею для совершенно других целей. Перетащив корм из гаража на кухню, Ольга, помня, что давать волку еду можно будет только ближе к вечеру, запихала мешок под мойку, поскольку он больше никуда бы не поместился. Потом, достав из другого ящика белую миску, налила в неё воды из-под крана и понесла в кабинет. Поставив воду на террасу возле спавшего волка, она пошла в свою спальню.

Приоткрыв дверь спальни, Ольга осторожно заглянула внутрь. Там на её кровати, спрятавшись между подушками, сидела всё ещё очень огорченная Маруся. При виде хозяйки она издала тихое недовольное шипение и попятилась ближе к изголовью, чтобы ещё глубже забиться в подушки.

– Марусенька, ну что ты? – ласково заговорила с кошкой Ольга, заходя в комнату. – Неужели так страшно?

В ответ кошка фыркнула и отвернулась, показывая тем самым своё нежелание видеть кого-либо.

– Хорошо, я не буду тебя трогать, – всё так же ласково продолжила девушка, – только возьму кое-что.

Она подошла к встроенному шкафу-гардеробной, удачно находившемуся возле двери в комнату, и, открыв его, вошла внутрь. В гардеробной, кроме одежды и обуви, у неё хранились ещё и постельноё бельё, полотенца, пледы и кое-какие не очень нужные, но оставленные «на всякий случай» тряпки. Одну из таких тряпок – старый, драный шерстяной плед в серо-коричневую полоску – и искала девушка, а найдя, достала из шкафа и забрала с собой. На обратном пути она ещё раз попыталась установить контакт с Марусей, но та ответила категорическим отказом, выраженным недовольным фырканьем, в связи с чем Ольге оставалось только удалиться.

Вернувшись в кабинет, девушка снова вышла на террасу и расстелила на ней плед, положив его недалеко от поилки. Волка будить она не стала, чтобы дать ему спокойно восстановить силы после операции. Беспокоиться о том, что спать на плитке ему холодно, однозначно не стоило потому, что, во-первых, на улице было жарко, а во-вторых, он наверняка привык спать на голой земле.

Закончив с делами, Ольга решила приять ванну, чтобы прийти в себя после порядком измотавшей её ночи. Сорокаминутное отмокание в подсоленной воде пошло ей на пользу, сняв напряжение с мышц и прояснив голову, а когда оно подошло к концу, девушка явно ощутила, что ничего не ела с прошлого вечера. Поэтому после омовения последовала трапеза в виде хлопьев с молоком, яблока и кофе с кусочком чёрной шоколадки. Утолив голод, Ольга снова пошла в кабинет, чтобы заняться своей основной работой – писательством. Нынче она корпела над второй книгой из недавно начатой серии о постапокалиптическом будущем, которая уже породила ажиотаж на книжном рынке, вызвав огромный интерес читателей. За этим занятием Ольга провела почти весь оставшийся день, так как на неё вдруг нашло вдохновение, и из-за компьютера она встала только тогда, когда солнце за окном уже начало клониться к закату.

К вечеру волк проснулся, и Ольга, предположив, что он уже проголодался, насыпала ему в миску корм. Взглянув на угощение, волк явно огорчился, хвост у него поник, а на его морде появилось выражение почти как у ребёнка, которому предлагали съесть сырую капусту, которую он терпеть не мог. Но, поскольку выбора не было, волк нехотя принялся за еду, съев, впрочем, всё, что ему дали. Затем он попил из второй миски и, обнюхав, приготовленный для него Ольгой плед, улёгся на подстилку. Сама девушка, покормив животное, пошла в свою спальню, чтобы проведать Марусю. Та уже не сидела на её кровати, забившись в подушки, вместо этого она спустилась на пол и забралась под кровать, так что Ольга и не сразу нашла её. Идти на контакт кошка по-прежнему отказывалась, поэтому девушка решила не трогать её до тех пор, пока Маруся сама не захочет общаться.

Пока Ольга занималась животными, солнце успело сесть окончательно, начались тёплые летние сумерки. Тогда девушка решила, что неплохо бы и поужинать, и занялась готовкой. Поскольку в холодильнике толком ничего приготовленного не было, а долго возиться ей не хотелось, она сделала себе просто яичницу и салат. После ужина Ольга почувствовала, что у неё уже совсем нет сил, и отправилась спать.

Ночью Ольгу мучили кошмары, ей снилось, что она бегает по каким-то огромным, тёмным подземельям, расположенным где-то очень глубоко под землёй. Её преследовали непонятные звуки, шорохи, шаги, гулким эхом разносившиеся по извилистым подземным коридорам. В одно и то же время ей было душно от затхлого воздуха чёрных штолен и холодно от страха перед кем-то неизвестным, шедшим за ней попятам в темноте. Она не видела его, но то и дело из мрака до её слуха долетал тихий, почти жалобный шёпот, просивший: «Помоги мне, помоги…», – отчего-то вызывавший в ней не сочувствие, а, наоборот, желание бежать прочь ещё быстрее. И она всё бежала, и бежала, пытаясь найти выход из подземелья, но никак не могла выбраться наружу. Но вдруг где-то впереди во тьме блеснула бледно-голубая вспышка, и в тот же миг Ольга оказалась на поверхности и не где-нибудь, а в своей долине. Она, было, обрадовалась, но радость её тут же испарилась, когда она заметила невдалеке от себя какую-то высокую тень. Небо над долиной было затянуто тучами, но, несмотря на мрак, приглядевшись, Ольга поняла, что видит мужчину. Он медленно шёл в её сторону, и, глядя на него, девушка вдруг снова услышала тот тихий шёпот из подземелья: «Помоги мне». В следующий миг тучи на небе расступились, и в образовавшем разрыве появилась полная луна, осветившая своими лучами незнакомца. Ольга успела разглядеть его лицо – молодое и красивое с большими голубыми глазами – но лишь секунду это было человеческое лицо. Почти сразу, как на него упал лунный свет, черты его стали вытягиваться вперёд, кожа покрылась шерстью. Тело незнакомца тоже стало меняться, искривляться, уменьшаться, покрываться шерстью. Не успела Ольга опомниться, а перед ней уже стоял не человек, а волк, огромный серый волк. Лишь глаза его остались прежними – большими, пронзительно голубыми и невыразимо, не по-звериному печальными.

Глава 5. Оборотень

Прошёл месяц с тех пор, как в доме у Ольги поселился волк. Жил он у неё, как вполне обычная собака – ел, гулял, спал – но при этом всегда был не по-собачьи сообразителен. Нет, он не показывал фокусы, не ходил на задних лапах, не измышлял хитроумных способов стащить что-нибудь вкусненькое и даже не приносил тапочки. Но вместо всего этого он умел слушать и понимать, что Ольга ему говорила, а порой ей даже казалось, что он пытается ей ответить, довольно виляя хвостом или наоборот издавая какие-то непередаваемые фыркающие звуки, похожие на неодобрительное ворчание. Постепенно у девушки вошло в привычку разговаривать с ним, например, читать вслух отрывки из своей новой книги и спрашивать, что он думает о написанном. Слушая её, волк усаживался возле письменного стола и замирал, будто впадая в транс, при этом взгляд его голубых глаз становился таким осмысленным и серьёзным, что впервые увидев его, Ольга даже немного испугалась. Когда она заканчивала читать, волк не сразу выходил из оцепенения, словно обдумывая услышанное, а потом склонял голову на бок и начинал вилять хвостом, показывая, что ему понравилось, или сразу уходил из кабинета, если не очень. Со временем эта его манера оценивать творчество Ольги начала вилять на девушку – она стала переписывать те фрагменты книги, которые волк не одобрил, потому что после этого они ей самой переставали нравиться.

Но не только способность слушать с удивительно серьёзным видом поражала Ольгу в поведении её нового питомца, но и то, как он порой, словно забывшись, начинал отвечать ей почти как человек. Однажды вечером на электронную почту Ольги пришло письмо из издательства, занимавшегося публикацией её сочинений, прочитав которое, девушка разразилась длинным гневным монологом. Дело было в том, что издатель решил высказать свои пожелания относительно содержания будущей книги, иными словами, он хотел внести коррективы в сюжет. Для любого уважающего себя писателя подобное вмешательство в творческий процесс есть самое страшное оскорбление. Сюжет, художественный замысел, основная идея книги – это святая святых, прикасаться к которой, кроме автора – по глубокому убеждению девушки – не имеет права ни один человек в мире. И вот какой-то редактор посмел заикнуться о том, как, по его мнению, можно было бы «оживить» содержание второй книги, добавив новую сюжетную линию. Естественно, этакая дерзость вызвала в Ольге бурю негодования, которую она посредством яростного монолога выплеснула на подвернувшегося под руку волка. А тот, в свою очередь, вероятно, полностью с ней согласился, так как начал активно кивать и расхаживать по кабинету из стороны в сторону, громко бормоча себе под нос что-то понятное только ему одному. Выглядело это примерно как сцена из мультика или сказочного фильма, где животные ведут себя как люди и умеют разговаривать. Для полноты образа волку оставалось только встать на задние лапы, а передние сложить за спиной и так продолжить ходить по комнате. Со стороны всё это выглядело очень необычно, но в тот момент Ольга была слишком поглощена собственным праведным гневом, чтобы заметить это. Будь она тогда немного внимательнее, её наверняка испугало бы внезапное превращение животного в подобие человека, лишь одетого в звериную шкуру.

После того вечера, в который Ольга по ненаблюдательности своей ничего особенного не заметила, странности в поведении волка только продолжили нарастать. Когда прошло две недели с момента операции, повязка с правого плеча волка был снята. Как оказалось, за это время шов, наложенный, можно сказать, идеально, успел не только как следует срастись, но и нитки, стягивавшие некогда рану, начали растворяться. На волке всё зажило, что называется, как на собаке – быстро и без проблем. Освободившись от повязки, он почти сразу потребовал, чтобы Ольга выполнила данное ему обещание и вымыла его. Выглядело это так: на следующий день после того, как с него сняли бинты, волк залез в ванную и сидел в ней до тех пор, пока Ольга его там не обнаружила. Увидев разлегшегося в эмалированном тазу зверя, девушка сначала удивилась и рассмеялась, а затем вспомнила, что в первый же день в её доме волк хотел искупаться. Делать было нечего, пришлось ехать в город в зоомагазин, чтобы купить шампунь и заодно ещё кое-какие принадлежности, а на следующий день устроить помывку. Во время и после принятия ванны у волка был такой довольный, почти блаженный вид, словно об этом он мечтал всю свою жизнь. А когда с водными процедурами было покончено, он довольный стал бегать по дому, пока, утомившись, не запрыгнул на стоявший в кабинете диван и не улегся на него, растянувшись во всю длину.

Ещё одной странностью волка, обнаружившейся на второй день его проживания в доме Ольги, была неоднозначная реакция на телевизор. С одной стороны, впервые увидев работающий телевизор, по которому в тот момент шёл выпуск дневных новостей, волк заметно удивился. Он стоял посреди холла, когда Ольга решила узнать, что происходило в мире, и включила телевизор, но услышав странные звуки и увидев, как по экрану движутся, сменяя друг друга, живые картинки, зверь буквально подпрыгнул на месте от неожиданности. Подобная реакция для животного, всю жизнь проведшего в лесу, была бы совершенно естественна, однако конкретно этот волк, судя по его совсем ручному характеру, был каким угодно, только не диким. Конечно, он мог раньше жить в доме какого-нибудь одичалого лесника, где никогда не было телевизора, но это не объясняло того, как он стал относиться к технике, уже привыкнув к ней. Если вначале телевизор не вызвал у волка симпатии, то впоследствии – буквально через два дня – он уже неотрывно следил за всем, что по нему показывали, с не меньшим вниманием, чем слушал чтение Ольги.

Первое время Ольга постоянно замечала все эти странности волка, так, казалось бы, не свойственные обычным домашним животным, но постепенно перестала обращать на них внимание. Она вообще была довольно рассеянной девушкой, и мимо её сознания часто проскальзывали незамеченными вещи и события, которые она не считала важными или интересными. Пока Ольга привыкала к тому, что в её доме живёт волк – которого она воспринимала как обычную собаку – она порой мысленно фиксировала для себя неординарность его поведения, но очень скоро перестала это делать, начав воспринимать её как данность.

Постепенно всё в доме Ольги, сначала взбудораженном появлением нового жильца, вернулось в привычную колею. Маруся смирилась с присутствием волка на своей территории и перестала обращать на него внимание. Ольга снова жила по своему обычному расписанию: просыпалась часов в восемь утра, ходила в душ, завтракала, занималась домашними делами, потом до обеда писала, обедала, снова писала до вечера. По вечерам, если погода позволяла, Ольга выходила гулять, правда, теперь она бродила по покрытым высокой травой и полевыми цветами холмам и берегу прозрачной реки не одна, а в компании волка. Он шёл рядом с ней, довольно ступая по нагретой лучами летнего солнца земле, шурша травой, местами доходившей ему почти до груди, а иногда начинал весело носиться по долине, распугивая прятавшихся в траве птиц, или забегал в реку, начиная плескаться в ней и поднимать тучи брызг. А Ольга, смеясь, наблюдала за его весельем и порой присоединялась, в реку не заходя, но тоже с удовольствием бегая под открытым небом и вдыхая чистый горный воздух.

Возвращаясь с прогулки, радостная и устала, Ольга снова посещала душ, а потом ужинала в компании Маруси, которая, как любая уважающая себя кошка, не могла оставаться безучастной, когда кто-то ел, и волка, вообще почти не отходившего от неё. После ужина девушка обычно читала или смотрела телевизор, или, если на неё вдруг находило вдохновение, снова садилась писать свою книгу – как ни странно, по вечерам и ночам ей писалось лучше всего, – а потом, часов в двенадцать или позже, ложилась спать. Спала она чаще всего как убитая – благодаря активным вечерним прогулкам на свежем воздухе. По крайней мере, так было до тех пор, пока она не сняла повязку с плеча волка.

Когда прошли предписанные врачом после операции две недели ношения повязки, Ольга освободила волка от бинтов и на другой день вымыла зверя. А следующей ночью она вдруг ни с того ни с сего проснулась незадолго рассвета, хотя обычно беспробудно спала до самого утра. Причём очнулась Ольга не сразу, постепенно переходя от сна к дрёме и пробуждению, словно какой-то внешний раздражитель потревожил её подсознание, запустив механизм выхода из сна. И прежде, чем полностью проснуться, девушка будто бы уловила, что именно потревожило её среди ночи – сквозь сон ей почудилось, что за дверью её спальни кто-то ходит. Но, открыв глаза и прислушавшись, она не услышала ничего подозрительного и потому снова уснула.

Следующая ночь после внезапного пробуждения прошла спокойно – Ольга закрыла глаза минут в двадцать первого, а открыла их только в восемь со звонком будильника. Однако ещё через день, на третью ночь, её опять что-то потревожило и снова незадолго до рассвета. На этот раз Ольга очнулась не от призрачного звука шагов за дверью, а от неприятного ощущения, что рядом с ней кто-то стоит и смотрит на неё. Но, как и в прошлый раз, проснувшись, она ничего необычного не заметила. В её комнате никого не было, если не считать мирно спавшего у изножья кровати волка. Убедив себя, что ей, должно быть, опять померещилось, Ольга вновь уснула.

После эти двух ночных пробуждений последовало много совершенно спокойных ночей, так что Ольга и думать забыла, что её когда-то что-то беспокоило. Теперь она спала великолепно, засыпая около полуночи и просыпаясь в восемь со звонком будильника. Так продолжалось до тех пор, пока однажды, в самом начале осени, её вновь посреди ночи не разбудил звук чьих-то шагов за дверью спальни, но на этот раз в его реальности не было никаких сомнений.

Ольга лежала в кровати, накрывшись одеялом, и прислушивалась к тому, что происходило за дверью её комнаты. Секунду назад она слышала там чьи-то шаги, человеческие шаги. Она была уверена, что ей это не показалось и не приснилось, и спинным мозгом чувствовала, что за дверью кто-то есть, кто-то чужой. После недавнего сна её мозг ещё медленно соображал, но он уже вёл лихорадочную работу, пытаясь решить, что же делать. Повинуясь больше инстинкту, нежели рациональным соображениям, Ольга начала тихо стягивать с себя одеяло и осторожно подниматься в постели. Она не отрывала напряжённого взгляда от дверной ручки, смутно различимой в темноте спальни, словно та была для неё источником величайшей опасности в мире. Мгновенья текли как часы, девушка уже освободилась от покрывала и сумела бесшумно сесть в кровати, продолжая прислушиваться к ночным звукам. И вдруг она услышала едва уловимый вздох, донёсшийся из-за закрытой двери, и в тот же миг её ручка начала опускаться.

Сработал спусковой крючок, никогда прежде в своей жизни Ольга не двигалась с такой скоростью. Она даже сама не усела понять, как сделала это, но за те несколько секунд, что опускалась изогнутая металлическая ручка, и открывалась дверь спальни, девушка успела не только выпрыгнуть из кровати, но и пересечь полкомнаты, и, отодвинув оконную раму, выскочить на террасу. Уже с этой позиции с бешено колотившимся где-то в районе горла сердцем он увидела… В проёме приоткрытой двери в спальне появился высокий человек, молодой парень, которого Ольга никогда раньше не встречала. Выглядел он очень странно: до пояса раздетый – из одежды на нём были только какие-то старые мешковатые штаны – босой, тёмные волосы взъерошены. Но всё это Ольга отметила разве что задним умом, попытавшимся с первого взгляда оценить потенциального врага, передний же, рациональный ум её был просто в ужасе от появления незнакомца.