– Очерствела! – презрительно фыркнул Духовлад, – не от душевной мягкости и не из сострадания ты пытаешься встрять в мои дела сейчас, а от скуки. Ты хандришь, и уже давно, оттого пытаешься найти себе какие-то занятия, мнимые цели, которые оправдали бы суть твоего значения, твоего существования. Однако, если пустить тебя к людям, дабы нести добро и мир, ты вскоре убедишься, что все это надуманные цели, невыполнимые и бессмысленные, и еще раз уверишься в том, что нет никакой сути твоего значения, да никогда и не было.

– Вот этого ты хотел бы! – засмеялась Сейвина, – ты давно уже пытаешься убедить меня в моей ничтожности, отобрав магию, отобрав способности.

– Дело не в ничтожности, а совсем в другом, – раздраженно отвечал Духовлад, – как ты переигрываешь мои слова! Вы, духи, все время пытаетесь подчеркнуть свою значимость, свое превосходство над всеми, хотя вы и проиграли в первой и последней войне. Вот и сейчас ты бы взмахнула рукой, освободила Велибора, а потом много дней упивалась бы своим добросердечным поступком, смаковала бы его, с удовольствием бы выслушивала похвалу других. Ведь только ради этого ты и стремишься туда. В этом и заключается суть вашего лицемерия, да и вообще лживость всех благих дел.

В такие мгновения Духовладу очень хорошо получалось сбить Сейвину с толку; она начинала копаться в себе, пытаясь понять, что же на самом деле двигало ею. И ей начинало казаться, что он, возможно, прав, и даже в большей степени, чем сам думает.

– То есть лучше, как ты, смириться с тем, что благие поступки невозможны, и жить дальше, лишь для себя? Какое блестящее оправдание для того, чтобы избавить свою душу от сострадания и стремления помочь кому-то еще.

– Да, именно так! – распалялся Духовлад все больше, он уже быстро ходил по комнате, размахивая руками и крича: – И что из того, что я не обманываю себя, не внушаю себе мнимых ценностей и целей? Когда же ты поймешь, что не тебе решать, что хорошо, а что плохо для других? За одними и теми же словами могут стоять совершенно разные значения. То, что ты называешь жестоким, я называю милосердным, и наоборот. И ты не можешь доказать мне, что ты права, а я нет. Не существует никаких ценностей и принципов, их придумали и навязали себе вы сами. И я не собираюсь жить по этим выдумкам, по вашему указу. Так скажи же мне, Сейвина, – он остановился и посмотрел на нее, – что ты замышляешь?

«Правильно, – задумалась Сейвина, – все остальные должны жить по твоему указу, так тебе нравится намного больше».

– Что ты затеяла? – вновь закричал Духовлад так грозно, что Сейвина вздрогнула и отпрянула от него.

– Ничего не затеяла, – ответила она как можно более ровным голосом. – Мне было просто интересно узнать о последних вестях…

Потеряв терпение, Духовлад невидимыми руками стиснул ее за плечи и бросил в стоявшее позади нее кресло со всей силы. А далее вжал ее в стенки кресла, обездвижив. Сейвина чуть не потеряла сознание от столь мощного проявления гнева мужа. Таким она его почти не знала; однако память быстро начала рисовать мгновения из далекого прошлого, до заключения их брачного союза. Именно таким он и был когда-то, не для нее. Внутри ее скрутило от неподвластного ей приступа страха перед сильнейшим из баллинов.

– Зачем ты интересовалась всем этим, когда я запретил тебе даже думать о людях и их войне? – спросил он так жестко, что Сейвина почувствовала себя самой большой нарушительницей на свете.

– Я надеялась упросить тебя помочь Велибору, заступиться за его землю.

– В последний раз тебе говорю: никаких людей! Чтобы я не слышал о них больше! Ты отдала бразды правления мне, и назад их просить спустя столько сотен совершенно глупо. Не стой у меня на пути!

Сейвина выдавила из себя заверения в отказе от вмешательства в его дела, а также дальнейших попыток влиять на него. Казалось, Духовлад немного утихомирился. Сейвина же, засыпая, видела перед глазами прежнего Духовлада, еще не поменявшегося ради нее. Каким же отталкивающим он тогда был. А еще она думала о том, что если бы не эта уродливая сцена, и если бы Духовлад не потерял самообладание сейчас, она бы скорее всего оставила свой замысел. А теперь ей не терпелось дождаться того мгновения, когда утром он уйдет из дома, чтобы нарушить свое слово.

На следующее утро Сейвина проснулась непривычно рано, когда Духовлад еще только одевался. Но она притворилась спящей, ведь она всегда вставала, когда мужа уже давно не было дома. Она лежала и внимательно вслушивалась в звуки дома. Лишь только входная дверь захлопнулась, она вскочила с кровати и подошла к окну. Сейвина проводила Духовлада взглядом, прячась за шторой так, чтобы он ее не заметил.

Чуть позже она уже была в подземелье дворца, куда Духовлад перенес древние артефакты баллинов. Он спрятал их за магическим замком, к которому ни один кузнец не мог изготовить нового ключа. Ни один, кроме самого главного кузнеца. Это уже была вторая попытка укрыть их от глаз не только других баллинов, но и самой Сейвины. Раньше он прятал их в комнате без дверей. Однако однажды его жене удалось проследить за ним и понять, что он бывает в каком-то тайном месте. Подслушав заклинания, она проникла в ту комнату, и там, скрываясь от всех, изучала баллийские артефакты. Там же она нашла палантир, и в одну из таких вылазок она увидела в палантире Деяну, с которой и были связаны теперь все ее надежды. Она должна была вновь поговорить с ней. Магический ключ Скритека, который Велес отдал ей во время празднования, сначала, казалось, не должен был подойти к замку, потому как оказался совсем другого размера, однако после второй попытки он магическим образом отворил массивную скрипучую дверь. Сейвина прошла в центр залы и разместила в ней факел, осветивший древние сокровища баллинов. Здесь было великое множество артефактов, не только баллийских, но и тех, что баллины захватили у духов во время первой и последней войны. Какие-то из них были ей очень знакомы, какие-то до сих пор представляли загадку. Все они теперь лежали под большим слоем пыли, забытые и ненужные их владельцу. Лишь только несколько из них были не забыты: на круглом деревянном столе, чистом, без следа пыли, лежал столь желанный палантир и несколько других магических предметов. Видно было, что для Духовлада эти предметы представляли особую ценность. Сейвина взяла в руки палантир, и он загорелся клубами густого дыма, пронизанного, словно сеточкой, тончайшими нитками света. А затем в этих клубах дыма она увидела Деяну. Немолодая и далеко не глупая настоятельница древнего людского монастыря смотрела на нее своими мудрыми и смиренными глазами. Она позвала ее на землю.

– Людской род опять в опасности, – поспешно сказала Деяна, – и намного большей опасности, чем когда-либо. Без помощи духов сия война станет последней для людей. Вы должны помочь. Ты обязана прийти.

– Я хочу, но не знаю, как.

– Разве у тебя нет заклинания перемещения? А артефакт? Духовлад его спрятал?

– Заклинание я помню, а артефакт должен быть где-то здесь. Дело не в этом! Духовлад приходит в бешенстве при одном упоминании о вмешательстве в его дела. Боюсь, если я отправлюсь к вам без ведома Духовлада, его гнев обрушится не только на меня. Быть может, его безмерная ярость и сделает эту войну последней. У меня плохое предчувствие. – Сейчас, когда нужно было решиться на самую большую дерзость за последнюю тысячу лет, Сейвине действительно начало казаться, будто ее замысел приведет к погибели не только ее, но и всех. Страх теперь управлял ее мыслями.

– Ничего не бойся. Я говорила совсем о другом источнике зла, и имя ему не Духовлад. Я сокрою тебя от глаз твоего благоверного. Где бы ты ни была, он не будет видеть тебя, не будет чувствовать тебя. Он ничего не сделает, пока ты сама не откроешься ему.

– Разве ты способна сделать это?

– Монастырская магия – это особая магия. Смирение и отказ от земных радостей даруют совсем другие способности, чем есть у духов или баллинов. Верь мне, и я направлю тебя.

Сколь невозможными ни казались ее слова, Сейвина не могла не поверить Деяне: та не стала бы лукавить теперь. Да и какой был смысл в обмане? Слишком опасные вещи они задумали. Сейвина ринулась к валяющимся на полу артефактам, отыскивая нужные ей. Она не могла взять с собой слишком много – лишь несколько предметов, и то не самых крупных. Вдруг рука ее стерла пыл с аккуратного узорчатого булата. Рукоять его отливала давно забытым темно-зеленым цветом. За все это время Сейвина не только позабыла о том, как выглядел этот булат, но и его цвет, да и о самом его существовании. Внезапно она почувствовала невероятный душевный подъем, и теперь она будто уже и не сомневалась в том, что делала. Она взяла свой старый булат, и рука так привычно держала его, словно она только вчера сложила его здесь. Затем она нашла нефритовые доспехи, которые надела под платье, в сумку сложила браслет солнца и другие предметы. А затем отыскала то, что было похоже на большую невзрачную картинную раму. Она поставила ее к стене, прочитала заклинание и исчезла в лучах почти стеклянного света.

Глава вторая

Лил серый густой дождь на твердую каменистую почву, капли блестящими брызгами разлетались о землю. Серые, местами побитые временем и источенные погодой, камни широких стен возвышались над обрамляемой ими площадкой, как горы. Это был двор монастыря монахинь ордена дидилианства, старинного ордена, основанного около восьми столетий назад. Этот замок был долго заброшенным после кровопролитных войн, мало кто помнил, кому он принадлежал до того: внутри все было разграблено и вынесено, не осталось ни клочка бумаги, чтобы узнать, что же было здесь когда-то. Поговаривали, что когда-то в горах обитали особые горные жители, которые были похожи на людей, но таковыми не являлись, они были больше и сильнее, и знали очень много о природе горных камней, потому замок, бывший когда-то центром их жизни, они построили на века. Этот замок имел очень высокие стены и потолки, будто и жили здесь существа, в полтора раза выше и больше людей. Так же, хотя и была это очень старая постройка, никакие каменные болезни не трогали ее. Как бы то ни было, спустя долгие годы крепость вновь стала обитаемой: сюда случайно забрела монахиня по имени Искра, которая ушла из своего монастыря; здесь она обосновалась в полном уединении, привезла древние рукописи. Вскоре о ее особом пути узнали местные жители, – тогда к ней стали приходить и другие монахини. Искра совсем не ожидала ничего подобного, потому поначалу даже не совсем была рада гостям, ведь она не искала возвышения в чьих-либо глазах. Однако со свойственным ей терпением приняла других монахинь: так они и построили орден дидилианства, основанный на вере в богиню Дидилию, следы которой они старались найти на земле. Со временем цель эта отошла на второй план, затесненная призванием сохранить библиотеку, а также хотя бы как-то пополнять ее, своими или чужими трудами.

Из-за сильного дождя обитатели крепости, видимо, попрятались в комнатах, и во дворе было совсем пустынно: лишь кое-где стояли пустые бочки, да телега под козырьком закрывалась от дождя. Из конюшни доносилось редкое тоскливое ржание; ставни всех пристроек, где прятались немногие животные, были наглухо закрыты.

Сейвина направилась ко входу в часть крепости, где располагались комнаты монахинь: путь ее лежал через большую залу, в центре которой стоял продолговатый деревянный обеденный стол. Даже стол этот был слишком маленьким, чтобы заполнить огромное пространство. Внутреннее убранство было совсем неприхотливым: на полу лежали поношенные, сплетенные монахинями, довольно простые ковры, стены были каменными и неровными. Мебели почти не было: лишь грубоватый стол и такие же грубоватые стулья. Столы были убраны, стулья поставлены в ровный ряд, однако Сейвине показалось, что все поверхности мебели покрылись слоем пыли, словно здесь не просто никто не убирался, а даже никто и не жил. Сейвина окрикнула матушку Деяну, настоятельницу монастыря, но в ответ услышала лишь эхо. Она вслушалась в тишину, но ничего в ней не выдавало признаков жизни: ни шевеления, ни сопение, ни кашель, ни шепот молитв. Вот только что Сейвина разговаривала с Деяной через палантир, а теперь ни ее, ни послушниц нет в монастыре? Недобрая мысль о том, что ее заманили сюда, неприятно поразила ее.

Совершенно внезапно дверь, ведущая в коридор, открылась, и в столовую, где последние несколько минут сидела Сейвина, вошла настоятельница монастыря, седовласая маленькая и худая женщина, которая провела в этих горных стенах почти всю свою жизнь. Когда-то она пришла сюда еще молодой женщиной с не сложившейся судьбой, о которой она никогда не упоминала, вытравленными в душе чувствами и совершенным нежеланием что-либо желать или о чем-то больше жалеть. Здесь она обрела спокойствие и смогла примириться со всеми событиями, которые привели ее в эту горную крепость; здесь она заслужила своим трудом и внутренними качествами всеобщее уважение, почему ее и выбрали настоятельницей после смерти предшественницы. Здесь ее звали матушкой Деяной, а как ее звали раньше, никто не ведал. Матушка Деяна была одной из тех, чья забота о близких и самоотверженность словно отрицают в них наличие какого-либо самолюбивого начала; такие люди словно когда-то давно позабыли о своих собственных нуждах и разучились вспоминать о них.

– Ты пришла, – сказала Деяна, войдя в комнату, шагами молодой женщины она поспешила к Сейвине, чтобы обнять ее.

– Матушка, где же ты была сейчас? Вы будто все попрятались. Я звала тебя. – удивленно спросила Сейвина.

– О чем ты говоришь? – неподдельно было недоумение Деяны. – Мы были все время здесь. Видно, мы так рьяно молились, что не сразу услышали тебя.

– Но как же пы.. – Сейвина провела пальцем по столу, чтобы показать Деяне слой пыли, скопившейся на мебели, однако тут же увидела, что палец ее был чист, как и все вокруг. Пыль словно растворилась в воздухе. Сейвину передернуло: неужели ей померещилось давеча? – Удивительно. – пробормотала она.

– Ох, Сейвина, в лихие времена мы живем, и лихие люди всем заправляют. Как я рада, что ты не побоялась прийти к нам. Ничего более не бойся, Духовлад уже не властен над твоей судьбой. Я обо всем позаботилась. Мне так много тебе нужно поведать.

– Ты знаешь, откуда взялся этот чернокнижник? – спросила Сейвина, перебив ее.

– Если верить легенде, это один из князей Чуди или Витигоста, который был убит около сотни-двух лет назад в междоусобных распрях. Через какое-то время на юге от Радимича появился чернокнижник-некромант, умерший человек, провозгласивший себя князем. Он медленно собирал других умерших, чтобы создать свое небольшое войско, жил в болотах, скитался по кладбищам, гробницам, усыпальницам, в результате они набрели на заброшенную крепость на юге, где и осели. После их появления в той местности все преобразилось: небо затянулось серой мглой, почва почернела, трава и деревья погибли, только сухие коряги торчат из земли с сухими ветвями. Если кто заблудится и забредет в эти мертвые земли, назад дороги уже не найдет: сама земля будет вести его прямо в руки князю Чернеку. Воздух там недвижим и затхл, кругом пахнет мертвечиной. Ни одна птица, ни один зверь не залетит туда. По ночам доносятся там на всю округу истошные вопли умерших, которые ненавидят себя за то, что не могут умереть. А еще больше преисполнены они лютой ненавистью к живым, которые, напротив, умереть могут.

– Что они делают с теми, кто попадает к ним? Убивают?

– Они не убивают несчастных, нет. Они делают вещи куда страшнее: они превращают их в себе подобных.

– Значит, это правда, – задумчиво сказала Сейвина. – Велибор и впрямь ждет такой исход?

– Мне не дано это знать. Но я бы не стала верить, что они поступят с ним честно. Если в битве или когда-либо еще у человека может сохраняться надежда, то уж точно не в когтях князя Чернека.

– Я много слышала о славном Велиборе. И ему уготовано стать живым мертвецом! Мыслимо ли это?

– Все, что происходит на земле, мыслимо и выполнимо. Все, что могло бы заставить содрогнуться самые недра земли, уже произошло на этом свете. – Говоря это Деяна тяжело вздохнула и опустила ненадолго глаза. Думала ли она в тот момент о тех страшных событиях, которые произошли когда-то с ней, пронеслось у Сейвины в голове. Как бы то ни было, Деяна, легко справилась с воспоминанием, словно она давно научилась этому, и уже через мгновение она подняла голову.

– Как же можно попасть в замок Чернека? Наверное, туда нет ни одной прямой дороги.

– Это верно, дороги туда не ведут, да и попадать туда никому не стоит. Раньше были старые дороги, ведущие к замку. Одна из них шла через горную дорогу от нас на запад, к востоку от васильковой долины у подножия гор, а далее через старый погост. Но дорога это давно была заброшена и вряд ли сохранилась, не найти ее. А погост был осквернен этими существами и опустошен почти тогда же, как чернокнижник появился там. С черты погоста начинается их земля. Поговаривают, что и васильковая долина постепенно переходит к ним в руки: по крайней мере, все чаще там встречаются неживые, которые приезжают туда для торговли, и сами люди, что печальнее всего, торгуют с ними ради выгоды.

– То есть местные знают с кем имеют дело, но это их не останавливает? – Сейвина сдвинула брови. – Будь Духовлад сейчас здесь, он бы посмеялся надо мной. – Вздохнула она.

– Пусть мелкие неурядицы не смиряют твой пыл. Будь все мы непогрешимы, не было бы лиха, и ты бы не была бы сейчас здесь. У меня есть грамоты, в которых упоминается Чернек; думаю, тебе стоит взглянуть на них.

Они прошли по длинному сумрачному коридору с большим числом дверей к большой тяжелой двери, запертой на несколько ключей, которыми владела только матушка Деяна. Она открыла с тяжелым скрипом все замки, а затем с большим трудом отворила дубовую дверь. За ней простирались каменные, побитые ступени, устремляющиеся вниз. Они последовали глубоко вниз, туда, где хранились сокровища крепости: древние потрепанные рукописи на пергаменте и на бересте, лежащие аккуратно на множестве полок.

Деяна отложила часть грамот на большой стол, и Сейвина, кивнув Деяне, принялась изучать их, а та вышла из библиотеки и поднялась наверх.

Когда Сейвина закончила и пришла к Деяне, глаза ее очень устали от полумрака и неяркого света лампад, и все виделось пятнами. В окнах уже совсем стемнело. Дождь так и лил, словно здесь не бывало другой погоды. Она прошла на второй этаж, где должна была найти в настоятельницы Деяну в своих покоях. Она протянула связку ключей матушке.

– Получилось ли у тебя, найти что-то ценное?

– Более или менее, – пожала своими худыми плечами Сейвина, – в любом случае, я не смогу задержаться надолго: завтра на рассвете я отправляюсь в путь. Мне понадобится лошадь, хлеб и фляга с водой, да теплые походные вещи.

– Ты уверена, что свой путь на земле начать нужно с Темного замка? – спросила Деяна.

Сейвина улыбнулась.

– Ты боишься за меня? Не ты ли попросила меня бросить все и ради людей? И потом, если не с Темного замка, то откуда начать мне свой путь? Мы обе знаем, что мой путь не имел бы никакого смысла, если только не через Велибора. Он ровно в таком безысходном положении сейчас, чтобы выслушать меня и поверить мне. Потому как выбора у него нет.

– Ты как всегда рассудительна.

– Если бы Чернек был самым грозным существом на свете, – добавила Сейвина немного грустно, – то я бы могла навсегда распрощаться со страхом. Не его я боюсь, не его.

Сейвина взглянула на настоятельницу, безмолвно смотревшую на нее теперь. Она уже хорошо знала, что Деяна не говорила ей и половину того, что думала. Вот и сейчас ее молчание что-то значило, но что, знать Сейвина не могла.

В темницу не проникал ни единый луч света, и все-таки глаза Велибора стали привыкать, и он уже различал окружающие предметы, благо их было не так много: дубовая дверь с длинными, почти до пола решетками, скамья, на которой он и сидел, да коридор, на который он смотрел, будто ждал кого-то. Смешно это было, ведь ждать ему было совершенно некого, и вызволить его никто не придет. Надеяться можно было лишь на себя, но и это было бессмысленно. Как невероятный, жуткий сон вспоминался ему давешний день; такого резкого поворота событий не мог предположить никто, даже Велибор, который должен был видеть все наперед. Он всегда недооценивал чернокнижников, и теперь поплатился за это. Слишком поздно он увидел, как выросла их мощь.